– Пойди в комнату, – тихо, но твердо сказала она, одарив его красноречивым взглядом. – Нам с твоим дядей надо поговорить. Наедине.

Заяц обиженно цокнул языком, однако подчинился – отклеившись от косяка, скрылся в коридоре. Люда закурила тонкую сигаретку, торопливо затянулась и выпустила струйку дыма в потолок.

– Бедный пацан, – качая головой, сказал Смычок вполголоса. – Полгода маялся, не знал, жив отец или нет, а тут – такое…

– А я не бедная, Кость? – Еще одна затяжка. Нервный смешок. – Он всю жизнь где-то пропадал – то в тюрьме чалился, то в Зону шастал, а потом неделями в баре вашем вонючем сидел – «стресс снимал», как он сам это называл…

– Люд…

– Ну что – «Люд»? Опять начнешь, вслед за ним? – Она изобразила пальцами кавычки. – «Ты не представляешь, что такое Зона»… Да, не представляю. Зато представляю, каково это – одной растить ребенка. В отличие от вас двоих.

Смычок молчал. С женщиной в гневе лучше не спорить – мало что не докажешь ей ничего, так еще и обвинит тебя во всех смертных грехах, едва рот откроешь.

– Два брата-акробата… – презрительно проворчала Люда.

Она шмыгнула носом, затем ткнула бычком в донышко пепельницы и, обогнув Смычка, закрыла кухонную дверь.

– Я Генке не говорила, – понизив голос, сказала она. – От греха…

– О чем не говорила? – не понял Костя.

– На вот, взгляни. – Люда протянула Смычку смятый лист.

– Что это? – нахмурился Костя.

– Разверни и прочитай, – велела хозяйка.

Смычок нехотя подчинился. Лист оказался из блокнота, синий, в мелкую клетку. Развернув его, Костя прочел: «Спасите! Плачу любые деньги! Я на бердском кладбище!»

– Это еще что за бред? – Костя удивленно посмотрел на Люду.

– А это у Женьки к руке шнурком примотано было, – пояснила вдова. – Причем его-то шнурки, как видишь, на месте. – Она взглядом указала вниз, на Колотушкины ботинки.

– То есть… кто-то… оттуда, – он мотнул головой в сторону окна, – прислал записку с просьбой помочь?

Люда кивнул и невольно поежилась.

– Мистика какая-то… – прошептала она.

– Иначе и не скажешь, – согласился Смычок.

Он с подобным никогда раньше не сталкивался. Кто вообще мог использовать покойного сталкера, как этакого почтальона? Другой сталкер? Но зачем ему это? Боится идти назад в одиночку? Тогда чего вообще на бердском кладбище забыл? Разве что в «ведьмин студень» вляпался да без ног остался… но такого уже даже Потрошитель не спасет.

Удивительно бессмысленным послание казалось еще и потому, что муляжи возвращались домой крайне редко – большинство отлавливали на границе бдительные вояки из UFOR. То, что Колотушка добрался до окраины Искитима, – настоящее чудо. Всерьез же надеяться, что отправленное подобным образом «письмо» найдет адресата, и что адресат этот решится помочь – даже за «любые деньги», было бы по меньшей мере глупо.

– Да и не горю желанием узнать, если честно, – добавил Смычок.

Он спрятал записку в карман.

– Выкину по дороге, – в ответ на вопросительный взгляд Люды пояснил сталкер. – Если ты не против, конечно.

– Вообще не против. Дома эту бумаженцию я точно оставлять не хочу. Еще Генка, не дай бог, увидит…

– Да, это точно лишнее, – согласился Костя. – Неизвестно, как он на это письмецо отреагирует. Решит еще, что, поскольку он единственный мужчина в доме…

– Не продолжай, – перебила Люда. – Я поняла, о чем ты. Просто выкинь эту дрянь.

Она с грустью посмотрела на Колотушку, который, сгорбившись, сидел на стуле и стеклянным взглядом смотрел в стену перед собой. Потом, закусив нижнюю губу, взъерошила его седые грязные волосы.

– Странная у нас судьба все-таки, – пробормотала она. Бледная ее ладонь соскользнула вниз, тонкие пальцы коснулись щеки покойника, замерли ненадолго на волевом подбородке. – Первую его зону, человеческую, пережили как-то, дождались папу назад, а вот на второй, инопланетной, сломались… Но он все равно вернулся. Любит, наверное?

– Наверное, – вяло ответил Смычок.

Он не знал, что чувствуют муляжи, чувствуют ли вовсе или же, пропитавшись таинственной энергией Зоны, просто бредут туда, откуда пришли. Пусть Люда сама решает, что привело Колотушку домой.

Пусть думает, что – любовь.

– Ну, здравствуй, голубчик, – приоткрыв дверь калитки, поприветствовал Офицера хозяин, дружелюбный на вид мужичок с куцей каштановой бородкой и в стильных очках. Говорил он громко, стараясь перекричать лай рвущегося с цепи монстра; назвать подобное лохматое чудище «псом» у гостя язык не поворачивался. – Игорь, верно?

Логвинов молча кивнул. Внешность у него была довольно интересная: лысый, смуглый и коренастый, он до жути напоминал ифрита из восточных сказок. Бородка «клинышком» на круглом лице и холодный взгляд серых глаз только подчеркивали эту похожесть.

– Ну проходи, проходи. – Хозяин мотнул кучерявой головой в сторону покосившегося домишки за спиной. – Пса не бойся, он на привязи. Впрочем, раз сюда пришел, наверняка видал и чего похуже…

Игорь в ответ на колкость улыбнулся самыми уголками губ и, скользнув внутрь, остановился в нескольких метрах от будки. Позади лязгнул засов.

– Чего стопить? Стесняешься? Пойдем-пойдем! – Хозяин увлек его за собой к покосившейся хибаре, не обращая внимания на злобно рычащую собаку.

Внутри дом оказался гораздо красивей, чем снаружи. «Дорого» – именно такое слово пришло на ум Игорю, когда он, не скрывая восхищения, озирался по сторонам. Дорогая мебель. Дорогой ремонт. Дорогой телик на пол стены, дорогая аудиосистема – включи такую на полную громкость, наверное, стекла в окнах полопаются.

– Сюда, – окликнул Игоря хозяин.

Повернув голову, Офицер увидел, что мужчина уже спускается в подвал. Ступая осторожно, будто боясь проломить дорогой ламинат неосторожным шагом, Игорь последовал за очкариком.

Здесь оказалась святая святых Потрошителя – его знаменитая лаборатория, о которой в «Радианте» слагали легенды. Среди самой современной медицинской техники белел операционный стол, на котором за годы практики Потрошитель разделал не один десяток сталкеров. У стола же находилась тележка с инструментом; Игорь невольно поежился, когда представил, как хозяин вонзает громадный скальпель в брюхо очередного бедолаги.

– Ну-с? – Потрошитель резко повернулся вокруг своей оси и пристально посмотрел на гостя поверх очков. – На что жалуемся?

При этом он потирал руки, словно в предвкушении. Больной, похоже, да притом на всю голову, подумал Офицер, брезгливо глядя на холеные кисти доктора, однако вслух сказал:

– Мне кажется, у меня внутри зараза какая-то живет.

– Вот как? – Потрошитель облизал губы. – И что ж за зараза? Откуда взялась и как себя проявляет?

– Взялась-то известно откуда, – неуверенно хмыкнул Игорь. Лысина его от волнения и жары, царившей в подвале, покрылась крупными каплями пота. – А как проявляет…

Он закатил правую штанину и указал на странные покраснения на икре:

– Вот.

Потрошитель сощурился, потом поморщился и мотнул головой в сторону операционного стола:

– Ну-ка приляг.

Внутри у Игоря екнуло. Сразу оперировать собрался, что ли, мелькнуло в голове, однако Логвинов быстро отмел эту мысль. Нечего там оперировать. По крайне мере пока.

– А еще что-нибудь тебя беспокоит? – изучая ногу пациента, задумчиво спросил Потрошитель.

– Да вроде как нет, – неуверенно отозвался лежащий на животе Логвинов.

– Ну что тебе тогда сказать, голубчик… – Доктор потешно зашлепал губами, словно рыбка в аквариуме. – Пока живи, а дальше посмотрим.

– То есть… вы ничего делать не будете? – нахмурился Игорь.

– А что тут сделаешь? – пожал плечами хозяин. – Нет, я могу, конечно, от греха подальше ногу эту тебе ампутировать…

– Нет-нет, ампутировать не надо! – поспешно воскликнул Офицер.

– Но оснований для таких радикальных мер, признаться, не вижу, – игнорируя пациента, докончил фразу Потрошитель.