Зато из машины открывался чудесный вид на припаркованные рядом автомобильчики размером поменьше – так что Вера сразу почувствовала себя в прямом и переносном смысле на высоте. «Геленваген» был роскошен – отделка благородным деревом, дорогая кожа, хром и одновременно строгая немецкая рациональность являли собой картину элитарной простоты и совершенства, которая так мила сердцу любого ценителя дорогих автомобилей.
Степан завел двигатель, и они медленно выкатили со стоянки, постепенно набирая скорость и устремляясь в сторону улицы Кирочной, а именно к дому 41 корпус 7, где у Степана была шикарная двухэтажная квартира в двести (с небольшим хвостиком) квадратных метров и изумительным видом на Таврический сад.
Вера сидела рядом со Степаном, слега притихшая, – ей нужно было время, чтобы свыкнуться со своим новым положением. Кстати, каково оно – ее положение? Судя по словам Степана – вроде, очень даже и ничего. Но если проанализировать реакцию его водителя, может оказаться, что оно совсем не такое. Ведь не стал бы он кривить рожи, если бы доподлинно не знал, скольких девочек Степан прежде катал на своей машине. Кстати, о машине. По всему видно, у Степана нет недостатка в деньгах – как и трубили ей еще в Москве все кому не лень. И, наверняка, все остальное тоже будет по высшему разряду. Что служит поводом еще раз задуматься – а зачем ему, вообще, она понадобилась? Мало ли таких неприкаянных вокруг вертится!
И Вера вновь погрустнела. Сказка, разворачивающаяся у нее перед глазами, пока была наполнена отнюдь не звоном серебряных колокольчиков и сиянием драгоценных камней, а тяжкими размышлениями о своей непредсказуемой судьбе. Здесь все приходилось брать на веру (не на Веру, а на веру, еще раз уточняем) и надеяться, что в итоге все закончится хорошо – ну или, по крайней мере, с небольшими потерями. С другой стороны – шанс, выпавший Вере, был великолепен, и если ей удастся зацепиться за него, то это будет настоящим чудом, которому легко могла позавидовать любая старорежимная золушка.
Ведь опереться на мужчину с такими деньгами удается мало кому в жизни, а уж стать полноценной и, может быть, даже уважаемой супругой – так вообще почти никогда! Но деньги…
Вот у Аполлинария тоже были деньги – так единственное, на что ему хватало ума, это постоянно кичиться их наличием и тратить на непонятных мутных любовниц, а вот для жены почему-то их никогда не находилось. И Вера могла рассчитывать только на свои – кровно заработанные. Конечно, что в этом хорошего? Зачем тогда вообще выходить замуж, если любовницам достается все, а жене только: «Поди туда, принеси то, а потом – марш на работу!».
Мысль о лучшей жизни любовницы по сравнению с женой пришла к Вере внезапно и так же внезапно разрослась в размерах и заняла всю перспективу, настойчиво предлагая ее обсудить и немного пофантазировать, а что бы было, если…
«Если перестать постоянно нудеть о ребенке, нудеть о том, что семейные ценности превыше всего, а просто оставаться такой, как есть – независимой и непостоянной. Ведь именно это мужчин и привлекает, и именно ради этого они готовы изменять надоевшим и таким скучным женам с первой встречной смазливой (в смысле, короткой) юбкой!»
И Вера вдруг отчего-то представила себя в образе именно такой любовницы, которая совершенно не задумывается о дне грядущем, а просто пользуется мужчинами по своему усмотрению. От напряжения ее лицо исказила гримаса, и она, чтобы Степан не увидел ее смущения и внутреннюю борьбу со своими чувствами, отвернулась и стала смотреть в боковое окно, наблюдая, как мимо мчащегося «Геленвагена» проносятся дома, люди и автомобили поменьше.
Она и сама не заметила, как увлеклась этим зрелищем и вошла в некое подобие медитации, внутренне ощущая, что какая-то незримая, но твердая ее часть уже приняла решение измениться – так, чтобы воспользоваться своим нынешним шансом и извлечь из него максимальную выгоду. И она задействует для этого все свои способности и ум (который, конечно, не такой, как у мужиков – но более изощренный, сметливый и более безжалостный). По крайней мере, постарается воспользоваться и будет действовать по ситуации, а там уж – насколько ее хватит. Но помыкать собой и обманывать – вот уж дудки, Вера и сама сильная и независимая!
Одновременно с принятием решения к ней пришла уверенность, что она поступает правильно и просто должна быть естественной и использовать те преимущества, которые у нее имеются на данный момент. А это: свое жилье, деньги на банковской карте, которые пока что совсем не собираются заканчиваться, решимость характера, которую она открыла в себе совсем недавно, легкий нрав и, конечно, красота – чего тут стесняться! И, кроме того, способность нравиться и одновременно сопереживать, чего всегда не хватает сильным мужчинам. Ведь это только кажется, что они сильны настолько, что им нет нужды делиться с кем-либо своими проблемами и переживаниями – вовсе на так! Именно такие мужчины очень уязвимы и часто нуждаются в человеке, который мог бы стать для них настоящим другом! И вся проблема только в том, чтобы мужчина поверил, что вот именно эта женщина – такая!
Машина резко затормозила возле роскошного трехэтажного дома, в котором, судя по всему, было не более десятка квартир. Дорога от вокзала оказалась очень короткой, но все же Вере хватило времени, чтобы выработать для себя новый стереотип поведения. Если хотите – новый имидж, новый образ, новый стиль. У нее было огромное преимущество – Степан ее совсем не знал, и у Веры был отличный шанс преподнести себя, как она сама того хотела. Она зарядилась изрядной толикой решимости поменяться – если это будет необходимо. Конечно, речь вовсе не шла о том, чтобы сразу превратиться в «жесткую корыстную стерву», но просто – отойти от образа эдакой «тургеневской девушки», которая словно не от мира сего и живет в ею же придуманной действительности.
Вере стало легче. И она не замедлила выпорхнуть из «Геленвагена», щурясь от внезапно вышедшего из-за туч яркого солнышка. Да, так оно и есть – Вера уже совсем не такая, как прежде, и сейчас она готова к любым переменам!
Дом, к которому они подъехали, считался очень престижным, и в нем проживали только состоятельные и влиятельные люди. Он располагался одновременно и в самом центре, откуда до Дворцовой площади было рукой подать, и примыкал к Таврическому саду, что делало его действительно особенным. Вид из его окон мог очаровать кого угодно, место было тихим, уютным и очень респектабельным. Дом был полностью отреставрирован – или выстроен заново (но по канонам старого Санкт-Петербурга) – Вера пока точно сказать не могла. Но он прекрасен – в этом нет никакого сомнения! И в Москве такого, пожалуй, и не встретишь.
Степан, вольготно припарковав машину у подъезда, поставил ее на сигнализацию и, чинно раскланявшись (так, что Вера просто покатилась со смеха), распахнул перед ней парадную дверь. Возле двери за стойкой (больше напоминающей ресепшн в какой-нибудь гостинице) сидел благообразного вида консьерж, который, увидев Степана и Веру, радостно заулыбался, подскочил со своего места и чуть ли не поклонился в ответ на приветствие Степана. Первое, на что обратила внимание Вера, был лифт, которого, конечно, почти никогда не встретишь в двух– или трехэтажных старых домах. А здесь он имелся, причем, огромный, новый и очень дорогой – с прозрачными стеклянными дверями и массивной, специально состаренной кабиной под бронзу. Наверх вела широкая лестница – с дубовыми перилами и встроенными в них небольшими причудливыми светильниками, которые управлялись компьютерной программой напрямую из офиса фирмы технической поддержки и включались, и выключались автоматически.
На лестничной площадке оказалось три квартиры. Как потом узнала Вера, все они были двухэтажными, и проживали в них люди весьма известные и обладающие немалым материальным достатком. В квартире напротив Степановой жил руководитель администрации губернатора Санкт-Петербурга, о полномочиях и власти которого говорить излишне. После губернатора (неофициально) он был самым влиятельным человеком в городе – хоть и просто, якобы, клерком. Еще одна квартира принадлежала состоятельному нефтетрейдеру, но он в ней почти не появлялся. Зато здесь постоянно проживала одна из его любовниц, которые менялись весьма часто и были все, как одна, длинноногими глуповатыми блондинками – с огромными голубыми глазами, выдающимся бюстом и томным взором, в котором светилась страсть к наживе.
