«И это все, что осталось от моих», – со вздохом подумал Бурдюк.

– Ну и как она? – шепотом спросил у него Дуджек.

– Как видишь, живая, – равнодушно ответил сержант.

Дуджек медленно покачал головой.

– Неужто молодые теперь рождаются головорезами? – пробормотал он.

Сержант не знал ответа, но вопрос заставил его вспомнить один случай… Дело было задолго до осады Крепыша, где-то в разгар Моттской кампании. Там они на время соединились с Пятой армией и приняли пополнение. В числе новобранцев была и эта девчонка со странным именем Печаль. Вскоре они увидели, на что она способна. В бою за город Серый Пес к ним попали в плен трое местных наемников, и Печаль… Бурдюк и сейчас содрогнулся, вспоминая прошлое. Во взводе и ахнуть не успели, как девчонка со своим кинжалом «потрудилась» над их чреслами. Зачем? Якобы чтобы заставить наемников говорить. Одно дело – жестокость на поле боя и совсем другое – издевательство над беззащитными, связанными пленными. Бурдюку вспомнилось отчаяние в глазах Калама. Потом Калам метнулся к пленным, оттолкнул девчонку и тремя быстрыми ударами перерезал наемникам глотки. И тут сержант увидел такое, отчего у него сжалось сердце. Предсмертными словами пленных были… слова благодарности Каламу. Они благословляли Калама!

А Печаль… она спокойно убрала кинжал в ножны и отошла.

За эти два года девчонку так и не перестали называть во взводе новобранкой. И никогда не перестанут, пока живы. Бурдюк понимал своих ребят. Новобранцы, вливавшиеся в ряды «сжигателей мостов», отнюдь не становились таковыми. Это звание нужно было заслужить. Причислить Печаль к «сжигателям мостов»… наверное, каждый во взводе посчитал бы это раскаленным ножом, приставленным к его горлу. И сержант ничего не мог с этим поделать, он и сам испытывал схожие чувства.

Хорошо, что сейчас никто не обращал внимания на его лицо. Мысленно Бурдюк вел разговор с Дуджеком. Молодые? Молодым можно простить, молодых можно понять, заглянув в глаза, которые еще не научились лукавить. А глаза этой девчонки?

Лучше в них не заглядывать. Там нет ничего, присущего молодости. Совсем ничего.

– Пора в путь, – сказал Дуджек.

Железный кулак хотел сказать еще несколько прощальных слов Бурдюку, однако все слова застряли у него в горле, едва он увидел лицо сержанта.

На рассвете в восточной части города раздались два негромких хлопка; второй последовал через считанные минуты после первого. Ночной дождь переполнил водою сточные канавы. На улицах блестели многочисленные лужи, отражая облачное небо. В кривых улочках Крэля (так называлась эта часть) холод и влага имели обыкновение задерживаться надолго и не торопились уходить даже под натиском солнца. Но до солнца было пока еще далеко. Именно здесь, среди замшелых кирпичей и развороченных булыжников, раздался второй хлопок. За стуком дождевых капель, падавших с крыш, его почти не было слышно.

В переулке, примыкавшем к городской стене, неведомо откуда появилась собака величиной с мула. Ее крупная голова была опущена вниз. Серую с черными проплешинами шерсть зверя покрывали не следы дождя, а дорожная пыль. На серой морде янтарными огнями блестели два больших глаза.

Диковинная собака была седьмой по счету гончей Тени, служившей Амманасу, Повелителю Теней. Звали ее Геара. Она охотилась. Добыча Геары отличалась быстротой и ловкостью. Но гончая ее настигала. Добыча эта не принадлежала к числу простых смертных; с любым самым быстрым и ловким человеком Геара давным-давно расправилась бы, сомкнув свои железные челюсти на его шее. Что самое удивительное – гончая Тени даже еще не видела это дерзкое существо, осмелившееся вторгнуться в пределы ее хозяина и покачнуть всю паутину тщательно сплетенных им охранных нитей. За подобную дерзость полагалось только одно наказание – смерть.

Но очутившись в городе, гончая почувствовала, что охота не будет простой. Хуже того, она сама может оказаться добычей, если здесь достаточно сведущих в магии. Они не могли не ощутить, как треснула ткань между мирами. Геара не успела выскочить из портала своего Пути, как шерсть на ее загривке стала дыбом. Гончая почуяла враждебную магию. Плохо. Вскоре ее непременно заметят.

Гончая бесшумно бежала по лабиринту убогих домишек, прилепившихся к городской стене. Она оставляла без внимания редких людей, которых нужда заставила подняться спозаранку. Кое-где ей попадались насквозь промокшие бродяги, заснувшие прямо на улице. Местные псы, завидев Геару, поджимали хвосты и разбегались кто куда.

Добравшись до вросшего в землю каменного дома, гончая завернула за угол. В морду пахнуло легким утренним ветерком. Гончая оглядела улицу. Туман постепенно рассеивался. Мелкие торговцы, одевшись потеплее, уже толкали по раскисшей глине свои тележки. Охота недопустимо затягивалась.

В дальнем конце улицы Геара увидела забор, за которым стояло несколько больших зданий. Четверо караульных у ворот болтали, почти не обращая внимания на редких прохожих. Приподняв морду, гончая нашла нужное ей окно. Оно находилось на втором этаже и было закрыто ставнями.

Вот и конец тропы. Предвкушая ожидавшее ее развлечение, гончая Тени побежала к воротам, ни на секунду не спуская глаз с караульных.

Караульные у ворот сменились, и новая пара сразу заметила, что створки ворот приоткрыты.

– А это еще почему? – спросил один из них, глядя на уставшие лица солдат, которых они сменили.

– Да вот, была такая ночка, – ответил тот, что постарше. – Не обо всем, что видишь, нужно спрашивать.

Новые караульные переглянулись и понимающе усмехнулись.

– Знаем мы такие ночки. Ладно, ребята, идите. Наверное, вам не терпится завалиться спать.

Караульный, что постарше, взял пику, готовый двинуться в казарму. Его напарник, точно приклеенный, глядел на улицу.

– Да что ты глазеешь? Не случилось раньше, теперь уже не случится.

Он повернулся к новой смене.

– Если тут появится девчонка… из «сжигателей мостов»… вы ее пропустите молча. Ну, как будто не заметили.

– Ты посмотри на собаку! – крикнул ему напарник.

– Нашел на что смотреть, – отозвался новый караульный. – Поняли тебя, приятель. Жизнь во Второй армии…

– Она же несется прямо на нас! – снова крикнул ночной караульный.

Теперь странного зверя заметили все. Караульный постарше успел лишь пробормотать ругательство и схватиться за пику. Остальные трое не успели ничего.

Дырявый Парус лежала на скрипучей походной койке. Она настолько устала и переволновалась, что сон не шел. Оставив безуспешные попытки уснуть, колдунья глядела в потолок, а ее мысли беспорядочно бродили вокруг событий минувших семи дней. Дырявый Парус уже не сердилась на «сжигателей мостов» за то, что они втягивают ее в свои дела. Теперь мысль об этом приятно будоражила ее.

Потом она вспомнила, как хотела собрать пожитки, открыть свой Путь и убраться прочь с имперской службы, прочь от безумного Хохолка, прочь от голода, нескончаемой войны и всего остального. Сейчас эта мысль казалась Дырявому Парусу детским капризом, порожденным минутным отчаянием. Отчаяние прошло.

Но что тогда удерживало ее здесь? Ответственность за судьбу «сжигателей мостов»? Нет. Они снова, в который раз, показали, что сумеют обойтись своими силами. Ей хотелось увидеть падение Тайскренна. Колдунье было страшно признаться себе в этом. Жажда мести отравляет душу. Тайскренн силен, и ей, скорее всего, придется еще долго дожидаться его гибели. И не случится ли так, что яд успеет отравить все лучшее в ней и она начнет смотреть на мир сияющими, безумными глазами Хохолка.

– Слишком много всего, – пробормотала колдунья. – И всё разом.

Скрипнувшая входная дверь заставила Дырявый Парус сесть на постели.

– Вернулся? – сердито спросила она.

– Да, вернулся. Целым и невредимым, – ответил Хохолок. – Прости, что потревожил твой сон.

Кукла махнула ручкой, обтянутой маленькой перчаткой. Дверь закрылась, засов задвинулся сам собой.