«Версии расходятся», — отметила Оливия.

— А что сказала Джеки Берглунд?

— Что она понятия не имела, почему они уплыли, что она просто зависала с ними.

— «Вся эта тема с мореплаванием — не мой конек», — произнесла Мэрит на характерном стокгольмском.

Оливия взглянула на женщину.

— Она именно так сказала, эта Берглунд. Помнишь, мы смеялись, когда ты пришел домой и рассказал об этом?

Мэрит улыбнулась Гуннару. Тот слегка смутился. Делиться с женой информацией, полученной на допросе, не очень-то правильно. Но Оливия не придала этому значения.

— А что они сказали о самом убийстве? — спросила Оливия.

— Тут показания совпадали. Никто из них не был у бухты Хасслевикарна, ни в вечер убийства, ни раньше.

— Они говорили правду?

— Этого мы не знаем на сто процентов, дело же так и не было раскрыто. Но мы не располагали никакими доказательствами их привязки к месту убийства. А вы случайно не родственница Арне Рённинга?

— Это мой папа. Был.

— Мы прочитали, что он скончался. Примите наши соболезнования.

Оливия кивнула, а Мэрит достала альбом с фотографиями времен полицейской карьеры Гуннара. На нескольких он стоял с Арне и с еще одним полицейским.

— Это Том Стилтон? — поинтересовалась Оливия.

— Да.

— А… и вы не знаете, где он сейчас?

— Нет.

И все-таки выбор пал на вишневое. Оно ей нравилось. Проще, чем другие, но симпатичное. Сейчас Линн стояла около супруга в Торговой палате и улыбалась. В ее улыбке не было притворства. Она искренне гордилась мужем и знала, что он гордится ею. Их профессиональные интересы находились в полной гармонии. Линн занималась своим делом, а Бертиль — своим, и оба были успешны. Она — чуть меньше, если смотреть глобально, но все же. Линн работала бизнес-тренером и за последние годы сделала серьезный шаг вперед. Все мечтали построить карьеру, а она знала как. Кое-что Линн почерпнула у Бертиля — он обладал уникальным опытом, — но большая часть успеха была ее собственной заслугой. Она знала свое дело.

Поэтому когда шведский монарх наклонился и сделал ненавязчивый комплимент ее вишневому наряду, говорил он это не из вежливости в угоду Бертилю. Он обращался именно к Линн.

— Благодарю.

Они уже встречались раньше. Короля и Бертиля объединял интерес к охоте, в особенности на куропаток. Пару раз они охотились в одной команде и стали хорошими знакомыми. «Если с королем вообще можно стать хорошими знакомыми», — подумала Линн. Впрочем, достаточно хорошими, чтобы получать приглашения на небольшие приемы в кругу приближенных короля. Слишком скучные, по мнению Линн, ведь королева не отличалась остроумием, но важные для Бертиля. Сеть контактов расширялась, и было нелишним подкрепить слухи о том, что Бертиль то и дело ужинает с королем.

Линн ухмыльнулась про себя. В ее мире это не играло такой важной роли, как в мире Бертиля. Гораздо важнее остановить поток дерьма, льющегося на «МВМ». Грязь запачкала даже ее. По дороге на церемонию на Вэстра Трэдгордсгатан супруги видели кучку людей с плакатами, обвинявших «МВМ» в весьма неприятных вещах. Линн заметила, что Бертиль болезненно на это реагирует. Он знал, что СМИ осветят митинг и используют его как аргумент против награждения. Слегка подпортят праздник. Жаль.

Супруга Магнуссона осмотрелась. Большинство присутствующих ей знакомы. Целая коллекция из Пирре, Тюссе, Латте, Пигге, Мигге… и как там зовут остальных. Линн все никак не могла запомнить, кто есть кто. В ее кругу у людей более понятные имена. Но эти люди много значат в жизни Бертиля. Люди, вместе с которыми он охотится, ходит под парусами, занимается бизнесом, и те, кого считает родственниками. Хотя в кровном родстве с ними не состоит.

Линн много знала о муже. Они по-прежнему любят друг друга и ведут неплохую сексуальную жизнь. Нечасто, но удовлетворительно, когда оба в ударе. «Удовлетворительно, — думала Линн. — Какое смешное слово для секса». Она улыбнулась, как раз когда Бертиль взглянул на нее. Сегодня он особенно привлекателен. Темно-пурпурный галстук, строгий черный костюм — сама элегантность, мокасины ручного пошива… Только рубашка ее не устраивала. Голубая с белым воротником. Наверное, это самое уродливое, что она когда-либо видела. Несколько лет Линн вела настоящую кампанию против такого рода рубашек. Тщетно.

Есть вещи, которые впечатываются глубже, чем шрамы. Для Бертиля такой вещью стала голубая рубашка с белым воротником. Она была для него своего рода исконным прототипом, который подчеркивал чуждую его супруге принадлежность.

«Всегда в моде» — так думал он.

«Довольно нелепо, — считала она. — И некрасиво».

Бертиль получил награду прямо из рук короля. Раскланялся, украдкой посмотрел на Линн и подмигнул. «Надеюсь, мочевой пузырь не подведет», — подумала она. Неподходящее время для поисков туалета.

— Шампанское!

Вокруг закружили официанты, держа маленькие подносы с хорошо охлажденным «Гранд Кюве». Линн с Бертилем взяли по бокалу и подняли их.

Как раз в тот миг раздался звонок — вернее, вибрация мобильного телефона в кармане Бертиля. Он отошел чуть в сторону, держа бокал, выцепил из кармана мобильный и нажал на кнопку:

— Магнуссон.

В трубке он услышал разговор. Короткий, но ввергнувший его в шок. Отрывок записанного на пленку диалога.

— Я знаю, что ты готов на многое, Бертиль, но на убийство?

— Никто не сможет связать его с нами.

— Но мы же знаем.

— Мы ничего не знаем… если не хотим.

Диалог прервался.

Через пару секунд Бертиль опустил мобильный. Онемевшая рука не слушалась. Он прекрасно знал, что прослушал. Он точно знал, когда состоялся разговор, и точно знал, кто в нем участвовал. Нильс Вент и Бертиль Магнуссон.

Последние слова принадлежали ему самому.

— Мы ничего не знаем… если не хотим.

Не знал он того, что диалог записывался.

— Ваше здоровье, Бертиль!

Невообразимым усилием воли он поднял свой бокал и выдавил некое подобие улыбки. Натянутой улыбки.

Линн сразу же насторожилась. «Мочевой пузырь?» — обеспокоилась она. Сделав пару быстрых шагов в сторону супруга, Линн улыбнулась:

— С позволения Его Величества, я украду у вас своего супруга на пару минут.

— Пожалуйста-пожалуйста.

Король держался совсем не как монарх. Особенно в присутствии дамы в вишневом, то есть Линн Магнуссон.

Итак, дама отвела своего потерянного мужа в сторону.

— Мочевой?

— Что? Да.

— Пойдем.

Как и положено вести себя решительной супруге, когда ее муж не в форме, Линн взяла шефство над Бертилем и потащила его в не слишком отдаленный туалет, куда он проскользнул, словно тень. Линн ждала снаружи. К счастью Бертиля.

Пузырь Магнуссон так и не опорожнил. Он скрючился над унитазом, и его вытошнило. Его рвало канапе, шампанским и утренними тостами с джемом.

Большой игрок расклеился.

Сидевший рядом пассажир жаловался на то, что сиденья расположены крайне тесно, если учесть, как ловко бактерии распространяются по воздуху. Оливия не спорила. Более того, при очередном приступе кашля она закрывала нос и рот рукой, пытаясь отворачиваться в сторону. Выходило у нее это плохо. Подъезжая к Линчёпингу, пассажир пересел на другое место.

Оливия осталась в качающемся скоростном Х2000. Она чувствовала, как болит в груди и горит лоб. Пришлось час провозиться с мобильным и полчаса потратить на заметки. Потом мысли ушли к разговору в Стрёмстаде. Джеки Берглунд… «Вся эта тема с мореплаванием — не мой конек». «А что тогда твой конек, Джеки? — думала Оливия. — Зависать на яхте и спать с сетесдальскими кофтами?[16] В то время как молодую женщину закапывали и топили в двух шагах от ваших оргий. А может…»

Внезапно воспаленное сознание Оливии нарисовало совсем другую картину. Что она знает об утопленнице? Рённинг вдруг поняла, как сильно на нее повлияло отсутствие фактов. И это рисовало определенный образ. Образ «бедной» жертвы. Беспомощной молодой беременной женщины, подвергшейся ужасным зверствам.