Вот и проводили сезон.

Нечего сказать – славно получилось!

Домой после трех чудом очутившихся внутри коктейлей, часа игр на свежем воздухе и бурного прощания я вернулась навеселе. Тихо взобралась по лестнице, юркнула в дверь, хихикнула при виде дрыхнущих в корзине Смешариков – «пердушки на подушке» – и, не раздеваясь, упала на кровать. Дотянулась до выключателя, погасила ночник и долго лежала, глядя в темный поток и вспоминая вечер.

Хорошая вечеринка. Хорошо, что я на нее пошла, – шутки, веселье смех, знакомые и любимые лица… Не давали покоя только засевшие в памяти синяки на бедре Эльконто – неужели Джон в самом деле настолько озверел? Хотя, когда один да один, озвереть легко.

А мысль про «будку-незабудку» и в самом деле отличная – интересно, смогла бы она подобрать заместителю Дрейка вторую половину? Сумела бы найти ему подходящую женщину, если не на сто, то на восемьдесят процентов? А если не на восемьдесят, то, может, на шестьдесят или хотя бы на сорок?

И если женщина подошла бы ему на сорок процентов, то какого именно места Сиблинга она могла бы коснуться – руки, ноги, кхм… чего-нибудь еще? И надолго ли?

Я заворочалась, неуклюже стянула с себя одежду, сбросила ее на пол и, продолжая улыбаться глупым мыслям, завернулась в одеяло.

Все. Спать.

А утром, довольная жизнью, я нетерпеливо барабанила пальцами по поверхности гладкого стола, сидя в маленькой кабинете и ожидая, пока на стене загорится экран. Кажется, меня постепенно перестало гнести и одиночество, и даже тот факт, что Дрейка я пока вижу лишь «за стеклом».

Снаружи солнечное утро, нос дышит; не терпелось поскорее начать занятие.

И вот ровно в означенное время – девять утра – экран засветился, и на нем показался благоухающий бодрым настроем Дрейк.

Не в привычной серебристой форме – в голубой рубашке. Причесанный, гладко выбритый, энергичный.

И все – и меня захлестнула тоска, я вдруг поняла, как сильно скучаю по нему. Конечно, жить с Клэр и Смешариками здорово, но хотелось засыпать и просыпаться на теплом мужском плече, вдыхать родной запах, заглядывать по утрам в любимые глаза – хотелось его – Дрейка – рядом.

– Привет, любимая! Как твое утро?

И звенящий от улыбки голос лишь добавил моей тоске интенсивности.

– Было хорошо. Пока не увидела тебя.

– Я так плохо выгляжу? Уже надоел?

Я вздохнула.

– Как раз наоборот. Я вдруг поняла, как сильно мне тебя не хватает. Пока не видела, казалось, все хорошо, а тут твое лицо… И все.

Он понял без слов. Какое-то время молчал, улыбался, смотрел мягко – будто гладил пуховой варежкой.

– Иногда скучать – это тоже здорово.

– Иногда. Но я уже наскучалась.

– Потерпи. Две недели – не такой долгий срок.

– Целая жизнь.

Хотелось знать, что скоро все наладится, что он приедет, и будет здорово – еще лучше, чем раньше.

– Вот вернешься и проведешь со мной целую неделю, ясно? Без работы. Совсем!

Я дулась, как ребенок, а он – противный – притворно ахнул:

– Целую неделю? Да за неделю можно разрушить или создать новый мир!

– Вот и будешь восстанавливать мой. Изрядно порушенный одиночеством.

– Договорились, – удивительно быстро сдался мой ненаглядный, но уже через секунду добавил: – Однако пообещай мне сменить свое убеждение, что без меня жизнь становится серой, на «без Дрейка начинается удивительное время, полное приключений, наслаждений и ярких красок. Другое, но не менее хорошее».

Я хитро ухмыльнулась.

– А не боишься?

– Не боюсь! Вот мы и перешли к теме сегодняшнего занятия: «Страх как один из видов стресса»…

– Погоди-погоди, – замахала я руками, – куда же ты так торопишься? Я дышу, видишь?

И, чтобы продемонстрировать, что мои дыхательные пути прекрасно функционируют, я сделала несколько глубоких вдохов и выдохов через нос.

– Дышу! Насморк прошел!

– Вижу. Он и должен был уйти, если ты поняла тему предыдущего урока. А ты ее поняла.

– Подожди, Дрейк, не торопись. Скажи, это совпадение или все-таки…

– Все-таки?

– Ну, – я замялась – не хотелось ставить под сомнение его слова, но исчезнувший за двадцать одну минуту насморк не давал покоя моей по-старушачьи вредной логике, – я хочу понять, как это получилось? И действительно ли это сработало лишь потому, что я простила собственные стрессы?

– А почему еще?

– Может, ты… помог? Дистанционно?

– Для чего – чтобы ввести тебя в заблуждение?

С него станется.

– Так это был не ты?

– Нет. Это была ты сама.

– Тогда ты мог быть рассказать мне еще немного о том, какие стрессы ответственны за определенные болезни, чтобы я могла еще раз попробовать? Я хочу понять, убедиться.

Дрейк, наконец-то, превратился в самого себя, сложил руки на груди и взглянул на меня с иронией.

– Я уже пять минут как пытаюсь к этому перейти, но ты постоянно вмешиваешься в процесс обучения.

– Извини.

– Конечно, я дам тебе шанс проверить все это на себе еще раз, но в конце занятия, хорошо? А сейчас бы я хотел перейти к пояснению дальнейшего материала. Так пойдет?

Нет, этим утром он точно вместе с чаем принял «хитрина», «иронина» и пару капель веселья.

Я улыбнулась.

– Пойдет.

И мы начали.

– Стрессы. Как думаешь, какое количество их существует? Всего.

После непродолжительных размышлений, я предположила:

– Двадцать? Тридцать?

– А вот и нет. Ты увидишься, но основных всего три, а все остальное – их производные.

– Да? Какие это?

Я взялась за ручку – появилось ощущение, что кое-что неплохо бы записать.

– Вина. Страх. И злоба.

Подвинула к себе тетрадь. Записала.

– И все?

– Да. Любой из них может перетекать и менять форму как в усиление – «Вина – Страх – Злоба», так и в погашение – «Злоба – Страх – Вина». Хотя едва ли было бы верным назвать это погашением, ибо чувство вины может заново породить все остальное. Причем очень быстро.

Я перевернула ручку и задумчиво постучала колпачком по клетчатому листу:

– Что-то я не совсем понимаю – а как же все остальные стрессы? Такие, как обида, гнев, раздражение, беспокойство, растерянность, неуверенность, депрессия и прочие?

Дрейк выглядел довольным – он, наконец-то, приступил к тому, что хотел изложить.

– Давай я объясню подробнее, и после этого ты признаешь, что даже упомянутые в вашей святой книге под названием Библия семь смертных грехов подпадают под категорию перво-стрессов. То есть тех самых, которые я уже перечислил. Итак, чувство вины – оно понятно по своей сути?

– Вполне.

– Так вот именно чувство вины рождает в людях страх.

– А можно попросить о примерах?

– Конечно. «Если я буду плохим, меня не будут любить» – страх. «Если я не буду знать правила этикета, надо мной будут смеяться в ресторане» – страх, рожденный чувством вины «если я не умею, я плохой» или «я плохой, если я не умею». Здесь все ясно?

– Да.

– Тогда второй – собственно «Страх». Из всех существующих разновидностей страха я особенно выделю один – страх «меня не любят». Именно он присутствует в ста процентах людей в той или иной пропорции, и именно он приводит к тем мыслям, поведению и, как следствие, событиям, которые происходят в людских жизнях. И страх этот – огромный пласт в сознании. Невероятно большой.

– Погоди, я не совсем понимаю, что значит страх «меня не любят». А если я не влюблена в того, кто мне не отвечает взаимностью, во мне тоже присутствует этот страх?

– И еще какой. Давай перефразируем. Страх «меня не любят» можно описать другими словами:

страх «меня не ценят / не уважают / не слышат / не слушают / не считаются с моим мнением / обо мне не заботятся» – это все есть страх «меня не любят». Так же он может звучать, как «страх, что меня не будут любить». Теперь понятнее?

– Теперь да.

Я вновь принялась записывать, а Дрейк, тем временем, продолжал.