Литмир - Электронная Библиотека

ГЛАВА IV

Вспомнив о Питере и женщине, он пошел к лестнице, ведущей на верхнюю палубу. Проходя мимо бара, бросил туда взгляд. На стуле у стойки сидел Левша и медленными глотками пил из бутылки «Хайнекен». Зеленая, овальная этикетка. Не спутаешь ни с каким другим. Левша сидел, пил и смотрел на Макарова, который шел мимо и смотрел на него.

– Вы хозяин своего слова, – заметила брюнетка, взглянув на наручные часы. – Вас не было ровно две минуты.

– Две? – удивился Макаров. – Я думал, пятнадцать. Ну, как бы то ни было, рад, что в этой ситуации смог продемонстрировать вам не один из своих многочисленных пороков, а одно из своих преимуществ, которых во мне так мало. Уважение к данному слову я считаю богатством, которое не следует проматывать. Чем они заняты? – он кивнул на детей.

– Пытаются присвоить джекпот этого автомата. Ваш сын щедр.

– Просто он еще не знает цену деньгам.

Питер в это время стоял и смотрел на игральный автомат. Глаза его были подернуты странной пеленой, пальцы на сцепленных на животе руках шевелились, не останавливаясь.

– Попробуй еще раз, – попыталась вдохновить его девочка.

– Бесполезно, – подумав, ответил Питер.

– А ты попробуй.

– Зачем пробовать, если я точно знаю, что это бесполезно.

– А если вместо тебя попробую я?

– И это будет бесполезно. Но если ты кинешь второй жетон, то выиграешь двадцать.

Девочка рассмеялась.

– Как ее зовут? – спросил Макаров.

– Берта.

– Она сейчас выиграет двадцать монет.

– Почему вы в этом уверены?

– Пари?

– И что мне попросить в том случае, если вы проиграете?

Макаров посмотрел на нее.

– А чего бы вы хотели?

– Я хотела бы видеть вас, Александр, в своей каюте через пятнадцать минут.

Он пожал плечами:

– Тогда доверимся судьбе. Если Берта выигрывает двадцать монет, вы поднимаетесь и уходите к себе. Я передаю Питера и Берту на попечение старику-мексиканцу и его подружке и прихожу к вам.

В ее глазах блеснуло разочарование.

– Что-то не так? – спросил Макаров.

– Я просто подумала, как быть, если вы все-таки проиграете. Что, если в поддон не ссыплются двадцать монет, или ссыплется десять или тридцать? – женщина, улыбнувшись, опустила глаза. – Вы будете уже не правы. А мужчина, который не прав, не лучшая награда женщине… Если вы проиграете, нам лучше больше не разговаривать до конца путешествия. Потому что вы только что поставили в зависимость от случайности с шансом один на миллиард исполнение моего желания.

– Быть может, вам дождаться, пока Берта опустит второй жетон, и только после этого судить о моих намерениях?

– Но ведь вы же знаете, что сейчас проиграете! – Глаза красивой женщины блеснули, и это было уже не восхищение, а гнев.

– Попробуете довериться мужчине?

Отвернувшись, она без определенной цели щелкнула застежкой и раскрыла сумочку.

– Кажется, идти напролом – та самая, одна из множества… Мне очень жаль… – она подняла огорченный взгляд.

– Бросай, – приказал Питер Берте.

– Ты уверен?

– Дергай ручку!

– Так вы принимаете пари? – поинтересовался Макаров.

– Простите… – ей хотелось подчеркнуть возник-шее между ними отчуждение, – Макаров… Но я не играю в рулетку на свою постель… Берта! Мы уходим…

– Сейчас!…

Макаров сидел и смотрел на фигуру уходящей Дженни. Он не был с женщиной больше года. И сейчас, разглядывая ноги Дженни под соблазнительным мини, тонкую талию и шелк волос, испытывал желание, сравнимое с жаждой. Барабан, треща, крутился, и женщина, терпеливо ожидая девочку, развернулась к Макарову боком. Теперь он видел ее грудь, и желание впиться в нее губами и застонать от наслаждения стало душить его мертвой хваткой.

Руки ее опустились, когда поддон зазвенел под градом добычи.

– Дженни! – восхищенно вскрикнула Берта. – Я выиграла!

Макаров не мог оторвать взгляд от Дженни. Он водил им по линиям ее тела, чуть запинался о выступающую сквозь тонкий хлопок резинку ее трусиков, видел контуры вдавленного в ее тело бюстгальтера и думал о том, что испытывал бы, если бы ему позволено было ко всему этому прикоснуться.

– Немного, но расходы окупились, – по-хозяйски заметил Питер. Он сгреб из поддона жетоны и пересчитал. – Двадцать. Играем дальше?

– Конечно! – не понимая, к чему такой вопрос, согласилась Берта.

Макаров невозмутимо прикуривал, когда женщина вернулась.

– Что происходит?…

– Берта только что выиграла двадцать монет.

Дженни смотрела на мужчину беспомощно-восхищенным взглядом. Она понимала, что сейчас от него ничего не зависело, но сам факт, что он оказался прав, ее возбуждал.

– Нет… – упрямо прошептала она. – Я очень хочу знать, что сейчас произошло.

– Ничего особенного. Я предложил вам пари, от которого вы отказались. Разве теперь имеет смысл разговаривать на эту тему?

Она обшарила его взглядом.

– Скажите мексиканцу, чтобы он не вздумал предлагать Берте острых блюд. Она аллергик. Когда мы отправлялись в путешествие, нам выдали билеты в двенадцатую каюту.

Она встала и, приложив руку ко лбу, спустилась по лестнице на палубу первого класса. Вскоре звук ее босоножек стал неслышен Макарову.

Через две минуты Макаров с детьми стоял на юте, обговаривая с мексиканцем роль няньки.

– Ты – хороший парень, я возьмусь рассказать этим двоим молокососам о золоте инков, – кивнул старик. – Но хочу тебя предупредить, что только что я намеревался побарахтаться с этой девочкой, – он кивнул на метиску-блондинку. – Я старше тебя вдвое, сам понимаешь, – он взялся за ремень и подергал его вверх-вниз, – годы уже не те. Пока я к бою готов, но через четверть часа, боюсь, мой стальной друг устанет ждать.

– Четверть часа, – пообещал Макаров.

У ее каюты он остановился, взялся за ручку и провел ладонью по лицу. Что ему теперь, всю жизнь мучиться?…

– Ты видишь будущее?… – прошептала она с закрытыми глазами, забираясь руками под его рубашку.

Макаров целовал ее ухо, одной рукой ища застежку на бюстгальтере, второй тянул вниз резинку трусиков.

– Отчасти…

– Тогда предскажи… что ждет нас совсем скоро…

– Грязные ругательства на испанском языке…

Калининград, июль 2009 года…

Питер подтянул одеяло и закрыл глаза. Раньше Макаров думал, что бессонница Питера связана с боязнью темноты, и поэтому, уходя, оставлял свет. Сразу после его ухода Питер вставал и щелкал выключателем. Мрак живо проникал во все уголки комнаты, забирался под кровать и там замирал. И тогда Питер укладывался и с закрытыми глазами ждал.

Вот и сейчас он лежал и ждал. Вчера он сказал отцу, что темнота ему не помеха. «Точно?» – переспросил тот. Питер сказал, что он знает. И отец, потрепав его по плечу – целовать сына он перестал, когда Питеру исполнилось в сентябре двенадцать, – вышел.

«Если он остановит машину и заглушит двигатель, то потом ее не заведет, – думал он, моргая закрытыми глазами. – Зато они помирятся».

Проходили пять минут, шесть, семь… Это были самые ненавистные минуты. Питер не знал наверняка, когда подъедет машина, но был уверен, что она обязательно появится. И это ожидание лишало его сна. Нужно было ждать. Питер не знал, кто подъедет, но машина будет непременно – «Вольво»; мужчина – в короткой кожаной куртке, женщина – в брюках. Остальное представлялось смутно. Разговор будет о ребенке. Мужчина будет кричать на женщину, потому что та убила ребенка. Питер засомневался только насчет куртки. Духота на улице такая, что кожаная куртка, хотя бы и короткая, – это чересчур.

Каждый раз, когда такое случалось, Питер ждал. Вовсе не потому, что хотелось убедиться, что он до сих пор способен это делать. Напротив, он ждал, что ошибется. Что не подъедет машина. И не будет мужчины в короткой куртке, и разговора меж ним и женщиной об убийстве ребенка он не услышит. Сколько ждать? Питер не знал. Поэтому – не спал. Нужно было дождаться.

6
{"b":"271171","o":1}