— Да пойми ты,— рассердился Петыр,— Васли *

его подранком подобрал, от смерти спас, целый

месяц выхаживал! Голова у тебя большая, как

капустный кочан, а понять не можешь. Кабы

не Васли, сдох бы этот гусь. Парнишка для него

лекарство какое-то приносил из школы, от учителя

Вениамина Федорыча.

— Учитель, учитель...— проворчал Канай Извай

и зло блеснул глазами.— Видать, этот учитель совсем

закрутил голову твоему парню да и тебе тоже.

Берегись, Мосол, отступится от тебя марийский бог,

и придется тебе принести в жертву не гуся, а телку

или даже лошадь.

Петыр махнул рукой и, ничего больше не сказав,

отошел от Извая.

Канай Извай постоял, дождался Ороспая.

— Поговорил с Мосолом Петыром...

— Ну и как?

— Учителя он хвалил.

— Этот дьявол не одного Петыра, многих в

деревне обдурил. Если так пойдет дальше, люди

отшатнутся от нашей веры. Раньше-то разве могло

быть такое? Разве кто-нибудь решился бы осквернить

священную рощу? Кто же мог это сделать?

Марийцы, думаю, не посмели бы...

Канай Извай почесал в затылке.

— Может, русский учитель?

Ороспай покачал головой:

— Нет, учитель тоже на это не пойдет.

— Не сам, конечно,— продолжал Извай,— сам

он руки марать не станет, но подговорить кого-

нибудь мог.

— И правда,— сказал Ороспай и остановился

посреди дороги.— Только тут надо все как следует

обдумать.

Г л а в а II

ГОРЕ ВАСЛИ

На следующее утро Васли проснулся раньше

обычного. Выбежал во двор, заглянул в хлев —

и сразу защемило сердце, вспомнился Кигок.

Обычно каждое утро Васли и Кигок вместе

выходили со двора, вместе шли до пруда. На берегу

останавливались, и только после того, как мальчик

погладит птицу по спине, гусь спускался с берега

в воду и, отплывая, кричал, словно прощался: ≪Кигок,

кигок!≫

Утро ясное, солнышко светит ярко, но мальчика

ничто не радует.

Из избы вышел отец.

— Не убивайся, Васли,— сказал он, подходя

к сыну.— Горюй не горюй, все равно гуся не вернешь.

Знать, так уж суждено. Бог дал, бог и взял.

— Не бог взял, а эта старая лиса Ороспай! —

со слезами в голосе возразил Васли.

— Что ты, сынок! Грех так говорить о карте! Он

посланец бога на земле, проклянет нас на мольбище,

и бог отступится от нас,— испуганно сказал

Петыр.

— Он нас не может проклясть, мы крещеные,—

возразил Васли.— Отец Иван на уроках закона

божьего часто говорит, что наш бог не в священной

роще, а в церкви.

— Так-то оно так, мы-то крещеные,— сказал

отец,— но отцы и деды наши верили в марийских

богов, молились на мольбищах в рощах. И мы

должны почитать старую веру...

Петыр вздохнул и пошел на огород.

Васли вернулся в избу. Но тут с улицы послышался

голос Эчука — одноклассника и друга Васли.

— Васли! Васли!

Васли высунулся в окно:

— Что кричишь?

— Выйди, поговорить надо,— позвал Эчук.

— Сейчас.

Васли вышел на улицу.

— Ну что? — спросил он друга.

— Это правда, что ты вчера на мольбище согрешил

— молитве помешал?

— Они сами виноваты. Кигока моего поймали на

жертву. Я не хотел давать, но они все равно забрали

и сожгли на костре...

— Тогда они сами грешники,— сказал Эчук.—

А то говорят: ≪Васли греха не побоялся, совсем

беспутный стал≫.

—Канай Извай отцу грозил, что от нас марийский

бог отступится. Отец боится.

—Пойдем к Вениамину Федоровичу,—решительно

сказал Эчук,—он что-нибудь посоветует. Может,

Колю Устюгова позовем с собой?

Васли кивнул, соглашаясь.

Друзья спустились сначала на берег реки, проулком

вышли на Поповскую улицу, ведущую к

мельничному пруду. Здесь в сырую погоду для

возчиков настоящее мученье: земля глинистая, дорога

скользкая, колеса тонут в грязи по ось. Немного

в стороне, на высоком месте стоит дом Андрея

Устюгова —Колиного отца. Из его окон видна река,

и в половодье, когда река разливается, вода подходит

чуть ли не к самому дрму. В прежние времена,

бывало, весной можно было смотреть на разлившуюся

реку часами. Опускались на воду журавли,

плавали красавцы лебеди, ныряли дикие утки, гоготали

гуси. Тогда никто не трогал их, и они при

пролете обязательно останавливались здесь. Теперь

же охотники отвадили птицу, и поэтому сейчас

весной они пролетают мимо не останавливаясь.

Коля собирался на рыбалку, но, узнав, в чем

дело, поставил удочки на место, и мальчики, все

трое, направились к учителю.

Учитель Вениамин Федорович Утробин заведует

Мари-Турекским училищем второй год. Несмотря на

молодость —ему всего двадцать пять лет,—его в

селе уважают. Став заведующим, Вениамин Федорович

изгнал из школы всякие наказания учащихся.

Это обрадовало и самих школьников, и их родителей.

На его заботу о школе и каждом ученике

ребята отвечали ему горячей любовью. Учитель

не отгораживался и от мужиков. Он обошел все

избы, убеждая отцов посылать детей учиться. Собирается

сельский сход, он тоже приходит, слушает,

о чем говорят мужики, дает добрые советы.

В праздники затевает с детьми какую-нибудь интересную

игру и сам веселится с ними.

Вениамин Федорович жил в центре села при

школе.

Васли, Эчук и Коля вошли во двор и увидели

учителя, сидевшего с книгой в руках на лавочке

в тени разросшегося куста акации.

—Здравствуйте, Вениамин Федорович,—сказал

Эчук.

—Здравствуйте, здравствуйте.—Учитель отложил

книгу.—Ну, говорите, друзья, что вас привело

ко мне в такой ранний час?

Эчук посмотрел на Васли, тот —на Колю Устюгова,

а Коля в смущенье опустил голову.

—Вы что, языки проглотили? —улыбнулся

учитель.

—Говори ты, Эчук,—подтолкнул друга Васли.

Эчук был старшим среди них по годам, к тому же

шустрее и бойчее на язык.

Эчук прокашлялся и сказал:

—Вениамин Федорович, у Васли горе...

Учитель нахмурился, на крутом лбу обозначилась

морщина, голубовато-серые, обычно такие веселые,

глаза стали серьезными.

—Что такое случилось?

Васли, запинаясь, со слезами в голосе, рассказал,

что произошло вчера на мольбище.

—Да-a, жалко Кигока,—тихо сказал учитель.— Но бояться тебе и твоему отцу нечего. Ты

правильно сделал, что вступился за Кигока. На

твоем месте каждый бы так сделал. На угрозы

Каная Извая и даже самого Ороспая не обращайте

внимания. Как говорится, собака лает, ветер носит.

Карт и его помощники пользуются темнотой народа

и крутят деревней как хотят. Но это только до поры

до времени.

—Вениамин Федорович, они и на вас злятся.

—Злятся, говоришь?

—Очень.

—Конечно, они должны злиться,—задумчиво

проговорил учитель.—Они хотят держать вас в

темноте и невежестве, а я тяну вас к свету, к

знанию. Им не нравится, что вы начинаете понимать,

как в действительности устроен мир.

—Марийские карты не любят вас потому, что

вы русский,—неожиданно вставил Коля Устюгов.

—Вот ты, Коля, русский, Васли с Эчуком — марийцы, разве вы живете во вражде? —спросил

учитель.

—Что вы, Вениамин Федорович! —в один голос

воскликнули мальчики.

—Вот видите, значит, дело вовсе не в том, что

карты —марийцы, а я —русский, а в том, что я — учитель. Картам все равно —русский, мариец или

татарин; им тот враг, кто открывает народу глаза на

их темные дела, объясняет вред, который они причиняют

людям.

ГлаваIII

СПЛ ЕТНЯ ПРО БЕЛУЮ КАРТОШКУ