Юрко пытливо глядел на старика, старался в его черных глазах разгадать скрытые думы и молчал.
— Ты мне не доверяешь? — спросил Сатлар. — Хорошо, что ты осторожен. А я откроюсь тебе как другу: не время сдружает, а сердца... Слушай... Кто я — не помню! Меня привезли сюда еще совсем мальчонкой. Здесь я вырос, женился. У меня был сын. Я говорил тебе о нем: он был как ты... И вот я остался один. И теперь все чаще вспоминаю родные края и имя Будды. Я вырос там, откуда приходит солнце на полудень, в стране Хинди. То богатая сторона!..
Много немыслимого рассказывал старый жрец. В словах его Юрко чувствовал неугасающую тоску по родным краям. Он слушал его, и мало-помалу в нем зарождалось доверие к этому человеку. Глаза выдавали: он страдал.
— Я жил во дворце, — продолжал Сатлар. — Учился у великого мудреца и познал многие тайны. И вот однажды я вышел к морю... Из-за скал выскочили неведомые люди... Когда я теперь встречаю византийцев, вспоминаю, что это они украли меня и увели в рабство. На сарацинском рынке меня выменяли купцы на рыжего коня для отца хана Беглюка. С тех пор я здесь. Породнился с кипчакской землей, но разумом, а не сердцем. Так породнят и тебя, если не бороться... А я тогда уступил: был молод, слаб и одинок... — Старик помолчал немного, потом неожиданно резко спросил: — Хочешь, я скажу тебе сейчас такое, о чем, кроме меня, не знают даже ханские шатры?
Сатлар поднялся, откинул полог кибитки. Стражи сидели у костра, вблизи никого не было. Он снова сел и понизил голос до шепота:
Половецкий хан любит почести, но уже стар, неспособен на подвиг. Он из тех, кто грозен перед слабыми... Хан ждет, что Зелла принесет ему большое счастье, ибо так сказали звезды. Только Зеллу волнует другое. Ты должен знать: мать ее была руситка — они красивее половчанок, а Зелла уродилась в нее. И она верит, как нагадали ей, что путь ее лежит к руситам. Так зовет людей родная кровь...
И тут Юрко, переполненный теплым чувством, поведал старику о последней сече с половцами, о своих думах в пути.
— Я должен найти своего князя, — закончил он. — Но где я найду его, как освобожу?
Сатлар думал, опустив голову, и наконец ответил:
— Есть слух, что твой князь у хана Емяка. Но жив ли он, никто не скажет. Теперь, после побега князя Игоря, ханы строго скрытничают... Все таборище хана Емяка с табунами и повозками кочует этим летом вдоль могучей реки Итиль* (*река Итиль – река Волга). И лишь зимой они пойдут на Белые вежи* (*Белые вежи — становище половцев в нижнем течении Дона). Ты, Юрге, сможешь найти своего князя. Но это нелегко. Надо искать верный путь. Лучшее время — осенний свадебный месяц, месяц веселья, когда о тревожном не думается и хмельной кумыс льется рекой... Только не спеши, поспешность даже в бою не всегда выручает. Думай! Ты же можешь влиять на хана Беглюка — пой ему хвалебное, многое получишь от него.
— Такое не поется, — усмехнулся Юрко. — Не жди добра от хана, жди обмана. Так говорил мой дед Боян. Слушай ласку хана, но меча не снимай... Почему он не дает ответа?
— Не обижайся. Мы говорим: нож да боится пламени. Хан стал особенно осторожен: старость заставляет оберегаться... J
— Он дал обещание!
— И он выполнит его. Но если ты проговоришься хану о своем князе, потеряешь то, что имеешь.
— Зачем разбалтывать? Я надеюсь только на себя, — ответил Юрко.
— Это верный путь, — согласился Сатлар. — Но ты не забывай и меня, и... Зеллу. Она тоже твой друг.
— Да-а? Вот и счастье! — вскрикнул Юрко и глубоко вздохнул. — Скажи ей: я рад ее доброму сердцу!
Когда сумерки спустились на землю и прозвучал вечерний звон била, старик встал.
— Тебе надо быть здесь до звездного праздника. Тогда сам хан Емяк и его батуры будут у нас: хан Беглюк самый старший по годам. Я узнаю у гостей о твоем князе... А пока пошлю надежного человека в становище Емяка. Если твой князь там и жив, он повидает его. Он скажет ему о тебе.
— Я сам пойду с гонцами! — горячо вырвалось у Юрко.
— И потеряешь голову, —спокойно ответил Сатлар. — Вести о тебе долетят до Итиль раньше, чем ты проскачешь пол- пути. Нет, надо быть терпеливым. Хан должен видеть твою доверчивую беспечность...
Так проговорил Сатлар и вышел из кибитки.
Дикий конь
Ранним утром Юрко услышал несущиеся по горе возбужденные крики, свист и звук рога.
Вчера вечером прошла сильная гроза. Было страшно смотреть, как синие огни злобно метались по небу. Половцы перепугались, попрятались в юрты и лежали на кошмах вниз лицом как в землю вросли, прикрываясь шубами. Даже и тех, кто отроду был глух, и тех пролил холодный пот. В кумирне шаманы били в барабаны и трубили в длинные трубы, отпугивая великим шумом грозно грохочущих духов. Только Беглюк спокойно сидел в открытом шатре, придерживая на пальце золотое кольцо с кроваво-красным камнем, спасающим от молнии и грома, — драгоценный дар тмутараканских жрецов.
Возле кибитки раздался конский топот. Откинулся полог, к Юрко вошел половецкий воин. Он приветствовал русича и сказал:
— Великий хан призывает тебя быть на охоте!
Юрко вышел наружу. Около кибитки стоял оседланный конь. К налучью были прикреплены волосяной аркан, колчан с луком и легкими стрелами, сетка для дичи. Вскочив на коня, Юрко почувствовал, как к нему вернулись былые силы. Глубоко вдыхая свежий утренний воздух, ароматный и ласковый, он поскакал к ханским шатрам.
Вслед за ханом и его дочерью снаряженные для охоты батуры выехали из становища, пронеслись на рысях по выбитой стадами степи и поднялись на ковыльный сырт.
Дул свежий ветер. От края до края степи перекатывались по верхушкам травы зеленые волны; навстречу им плыли широкие тени от пробегавших облаков.
Хан Беглюк, скакавший впереди, обернулся и указал вдаль. Там что-то светлое мелькало над травой, чуть слышно доносился звук рога. Но вдруг солнце вырвалось из тучки, и по склону брызнули золотистые спины выпрыгивающих из травы сайгаков, а дальше за ними показался косяк диких коней.
Хан резко взмахнул камчой, гикнул и понесся им наперерез. Юрко скакал рядом с Зеллой. Она мчалась, припав к шее коня, держа наготове аркан, и свистела разбойным свистом. Ветер трепал ее волосы, вырывающиеся из-под шерстяного шлема. Травы хлестали лицо, но она смотрела вперед разгоревшимися глазами, ничего не замечая, обо всем забыв.
Впереди косяка мчался статный молочно-белый вожак. Он словно плыл над травой, распушив пышный хвост. Его грива взвивалась крыльями, казалось, вот-вот он поднимется над степью и полетит в голубое небо. Юрко скакал прямо на него. Вдруг из травянистой лощины выскочил Асап и взмахнул арканом. Он взвился над головой белого жеребца, натянулся и сразу пал на траву, оборвавшись у самого седла всадника.
Юрко выскочил вперед, метнул свой аркан. Юношу с силой дернуло и вместе с конем бросило на землю. Дикий жеребец с натянутой на шее петлей хрипел и рвался вперед. Тут подоспел хан Беглюк. Он накрепко захлестнул, а подскочившие батуры связали коня. Юрко подошел к нему. Конь дрожал, волосы взъерошились, с губ летели клочья пены, в глазах застыл ужас... Юрко погладил его лоб, и он всхрапнул, впитывая запах врага.
— Юрге, ты неплохо арканишь! — воскликнул хан, подъезжая к русичу, растиравшему ушибленный бок. Половецкие батуры тоже стали хвалить Юрко, его посадку, твердую руку.
Один Асап стоял в стороне, хмуро, с завистью посматривал на русича. Взгляды их встретились. Асап отвернулся и сплюнул. Беглюк подъехал к нему.
— Славный конь! — сказал он, — Стоит целого табуна.
— Я подарил бы его руситу,— проговорил Асап. — На этом коне только к смерти ехать. Он никогда не привыкнет к человеку. У него бешеная кровь. — Глаза Асапа злобно сверкнули.
— Ты, князь, подал мне мысль! По коню найдем и седока... Если он не исполнит моей воли...
Хан не договорил и, повернув коня, приказал воинам доставить дикого жеребца в ханские табуны и пока не объезжать его. А шаманам за удачное моление о дне охоты отвезти в жертву каждого десятого сайгака.
