— Дальше я еду ними, — сказал он, —так будет для меня скорей.
Он щедро расплатился Зауром, потом повернулся к Али, ласково потрепал его по плечу и протянул ему свой нож: — Возьми себе на память, — сказал он. У Али глаза загорелись как волчонка. Он не промолвил ни слова, только крепко вцепился в нож жесткими, сухими пальцами. Незнакомец вместе со своей зеленой жестянкой брезентовым мешком уселся на грузовик, сдавленный со всех сторон боками, руками, плечами, оглушенный звонким молодым хохотом. Грузовик рявкнул, колыхнулся, взвыл и помчался вниз по шоссе. Долго еще облаках пыли отдувалась пузырем спине незнакомца холщевая рубашка и, наконец, скрылась за поворотом. А справа сзади высокие горы „Большого Кавказа" все больше и больше скрывались в темноте синей южной ночи.
III. ДУХАН ШАЛЬВЫ
В придорожном духане грузина Шальвы, куда отец Али отдал своего сына, целый день стоит шум, говор, звон посуды. Перед жаровней на длинном железном вертеле крутится жирный шашлык. Посетители, склонясь над столиками, играют домино и в нарды, сухим треском рассыпаются кости, то дело сердитые возбужденные воз гласы прорываются
сквозь звон посуды заглушаются хриплым стоном большого заводного органа. На других столиках жадно едят всевозможные жирные кушанья. Кто шашлык, кто чебуреки, кто чихертму, кто люлик-хабаб, запивая еду кисловатым вином. Вина вдоволь: целая бочка стоит тут же в углу, и улыбающийся хозяин, жирный грузин Шальва, то дело напол- большие кружки. А горячие, острые лучи солнца, пронизывая голубоватые волны чада, пле- щутся на грязноватой стене, на грязноватых скатертях, на блестящем медном кране у бочки, на лоснящихся от жира пота лицах. На дворе знойно и сухо. В духане душно. — — Али, еще вина!
—Али, неси тарелки!
—Али, куда пропал?
— Али, нарежь шашлыка!
—Али, живо!
Али мечется как угорелый. От столиков к бочке, от бочки жаровне, от жаровни опять к столикам, от столиков к двери с кипой тарелок. Два месяца прошло тех пор, как отец Али ударил по рукам Шальвой, оставив ему сына. Трудно было привыкать Али суетливой работе духане, после ленивой, привольной жизни в горах. хозяином Али ладил. Шальва был нрава веселого, добродушного, только чересчур горя- чего, особенно когда подвыпьет, выпивал Шальва нередко. Был у Шальвы сын Вано, года на четыре старше Али. Вано помогал отцу в духане и сразу невзлюбил Али. Разговаривая с Али, Вано любил покричать, покомандовать, этого- то терпеть не мог Али. Иной раз Али крепко сжимал рукой кармане нож, подарок незнакомца. С каждым днем ненависть Али к Вано все усиливалась, да было за что: Вано был скрытен, завистлив, ленив жаден, особенно до денег. Как-то раз жарким полднем Али пробирался между столиками с огромной кипой грязных тарелок. Его окликнул Вано: — Али, пойди налей мне вина. — Ты видишь, мне некогда, — угрюмо огрызнулся Али. — Лентяй, — крикнул Вано, — слушай, раз говорю! Али остановился, глазах него помутилось, рука опять судорожно ощупала кармане нож. Когда кончу работу, проворчал Али. тогда принесу,— упрямо — Дрянь, — зарычал, взбешенный Вано, подбегая нему выхватывая у Али тарелки,— ступай, ну, а не то! .. Но эту минуту Вано, отступив, зацепился за столик, поскользнулся и растянулся на полу, под оглушительный звон бьющихся тарелок. Неожиданно за спиной Вано Али очутился Шальва, красный как помидор. — Это еще что? — Это он! — сказал Вано, указывая на Али.
— Врешь, — завопил Шальва, угостив сына звонкой оплеухой, сам видел, не он, а ты, за этим последовала новая пощечина и целый град ругательств. Долго кипятился Шальва, Вано куда-то исчез. Али хмуро подметал осколки. С этого дня скрытая неприязнь между мальчиками перешла открытую вражду. Вано всюду, где только мог, старался насолить Али ловкими, умелыми подвохами восстановлял против него отца. Мало-помалу добродушное, ласковое отношение Шальвы Али сменилось постоянным раздражением подозрительностью.
IV. ССОРА
Жизнь духане шла своим чередом. Прошла зима, наступлением лета число посетителей постепенно увеличивалось. То дело к дверям духана с воем подкатывали тяжелые грузовики, подъезжали густо усыпанные пылью линейки, духан врывались шумные толпы экскурсантов. Каких только не было: и мужчины женщины, девушки красных платочках, мальчики трусиках, красными подвязками на шее, крепкими мускулистыми ногами, темными как шоколад. Лица у всех загорелые, пыльные, красные, носы лупятся, обожженные солнцем, но все здоровые, бодрые, веселые. Али знал, что эти люди приезжают из России, чтобы узнать Кавказ. Али за свое пребывание у Шальвы на- учился немного говорить по-русски — настолько, что мог объясняться приезжающими. Все сто- лики быстро занимались. Вано еще один грузин играли на „чиапуре", заливалась „нагара", Шальва наполнял кружки вином из бочки. Али то и дело . Иногда, раз- веселившись, Шальва пускался в пляс, поставив на круглую, как тыква. голову пустую винную бутылку. Он ловко балансировал своим жирным телом, лицо лоснилось сияло, точно медный таз, черные глаза сверкали маслянистым блеском, точно говорили посетителям: „Что скажете? Ведь весело духане грузина Шальвы?!" солнце снаружи обливало раскаленными по- токами белую дорогу запыленные серо-зеленые деревца у двери духана. Заезжали духан и кавказские жители — горцы бурках, вооруженные; они привязывали у две- рей духана своих прекрасных кабардинцев. Бы- вали также греки, армяне, персы, турки. · Однажды жарким июньским полднем Али Вано пошли купаться. Речка протекала внизу под дорогой. Купаться самой речке было не- возможно: она неслась мутная и желтая, бешено громыхая камнями, но в некоторых местах она образовала у берега небольшие затоны, где вода только тихо крутилась. Зато было так мелко, волг доходила лишь до колен. Тем не менее Али и Вано удовольствием легли на камни, обливая себя водой. Али Вано почти не раз- говаривали друг смешливо начал другом. Но сегодня Вано задирать Али. на- — Как ты думаешь, Али, не поплыть ли нам подальше от берега? — Нас сможет унести течение, -угрюмо сказал Али. Вано захохотал: — Скажи лучше, что ты боишься! — Я боюсь! — Али побледнел: — никогда ни- чего не боюсь, но я не такой осел, как ты. Если я осел, то ты заяц, — сказал Вано, сжимая кулаки, — готов побиться об заклад, что ты не посмеешь усесться вот на тот боль- шой камень, тебе приятнее, как свинье, лежать в иле. . . Большой камень, о котором говорил Вано, тор- чал из воды том месте, где кончался затон. Вода бешеным водоворотом крутилась вокруг камня, обкатывая его белой пеной целыми фонтанами брызг. — Ну-ка, ну, — хорохорился Вано. — Полезай сам, если хочешь, — огрызнулся Али. Ты более ловок, чем я, недаром отец всегда твердит: „Уж и ловок этот Али!" а меня называет неуклюжим медведем.
—Ну, где, же она твоя ловкость? Что-то не вижу, трус ты. больше ничего. . . Али не выдержал, быстрыми скачками миновал небольшое пространство стоячей воды. Сильное течение ударило его по коленям чуть не сбило с ног. Вот и блестящий мокрый камень. Али протянул руку Пальцы его скользнули по — Ну что. — крикнул Али, — видишь! Но эту минуту пальцы быстро соскользнули камня, опять протянулись, опять соскользнули. Поток подхватил Али, закрутил его как щепку... Голова Али на мгновенье черным пятном выскочила из пены, потом исчезла... Вано неуклюже бежал берегу, зовя не слишком громким голосом на помощь. Но кругом не было никого. Али не захлебнулся, Али не растерялся, Али был силен, ловок смел. Вода крутила его во все стороны, и он изо всех сил работал плечами руками, стараясь пробиться берегу. Грудь колени, живот
бились камни, ушах гудело, Али выбивался из сил. Еще секунда — и он превратится бесчувственный мешок, отданный на потеху волнам. И вдруг Али ударился лицом обо что-то мягкое, большое, теплое, слегка косматое. От ушей как будто сразу что-то отлегло, течение точно сразу ослабло. Али вытянулся в воде, лицо его упиралось бок какого-то большого животного. Али удалось кое-как приподняться. Животное повернуло голову. На Али уставилась рогатая голова спокойные сонные глаза. Это был буйвол; позади него, впереди, рядом лежали стояли воде другие буйволы; иные жадно тянули воду, другие просто отдыхали от пол- дневного зноя прохладной воде. Али был спасен. По спинам буйволов он кое- как добрался до берега шатаясь пошел назад своей одежде. Его окружила кучка людей, пастухов прохожих, они громко выражали свое сочувствие, возбужденно крича, размахивая руками. Вано среди них не было. Вано сидел на пороге духана, когда к нему подошел бледный, трясущийся, измученный Али. Вано выпучил глаза: — Ты. ты, а я уж думал ... ну, я очень рад Но как же ты . . . Али не ответил Вано, он только сверкнул на него глазами, рука его по привычке крепко стиснула кармане нож. · Один раз духан заехал богатый купец, перс, тонким ястребиным носом, черной кудрявой бородой, хищными острыми глазами. Ел много, пил также много, заплатил хорошо, обещал за- ехать на обратном пути. Перед отъездом прилег отдохнуть задней комнате духана. Стояла томительная полдневная тишина. Шальва ходил цыпочках, чтобы не разбудить важного гостя. Вдруг — перс громко позвал Шальву:
