—      Он не захочет ничего слушать, — безнадежно вздох¬

нул Маноло.

—      Подожди, вот увидишь, все уладится. Да и не мо¬

жешь же ты вдруг уйти куда глаза глядят.

—      Я разговаривал с Эрнандесом. Он возьмет меня на

работу в механическую мастерскую, а жить я буду в селе¬

нии, с дядей Сеферино.

Элена огорчилась, узнав, что сын уже действует само¬

стоятельно, но все же настойчиво повторила:

—      Во всяком случае, Маноло, дай мне поговорить с

отцом. Все будет хорошо.

Ничуть не веря в успех ее посредничества, он тем не

менее кивнул в знак согласия и, засунув руки в карманы,

направился к кухне.

Сгущались сумерки, и, по мере того как угасал день,

в поле все затихало. Птицы слетались к деревьям, где

свили себе гнезда. Стадо медленно брело на водопой.

Панчо шагом возвращался на ферму. Он выехал из дому,

сурово хмурясь и твердо держась в седле, а теперь ехал,

расслабив мышцы и опустив голову. Но время от времени

он выпрямлялся и, грозно сверкнув глазами, сжимал ру¬

коять плетки. Лошадь, почуяв шенкеля и повод, прибав¬

ляла ходу, но потом опять переходила на шаг, как бы со¬

образуясь с неторопливыми мыслями всадника. Панчо

вспоминал сцену, разыгравшуюся в местном суде. Он по¬

ехал туда, чтобы наконец выяснить вопрос о своих правах

на ферму и положить конец болтовне. Судья, приняв его,

объявил, что собирался сообщить ему о судебном реше¬

нии и что его приезд упрощает дело, а затем прочел это

решение таким резким и повелительным голосом, что Пан¬

чо вскипел:

—      По-вашему, выходит, поле не мое, и я должен его

освободить?.. Как бы не так!.. Хотел бы я посмотреть

на того, кто у меня его отнимет!

Лицо Панчо исказилось гневом, а глаза мрачно сверк¬

нули, и судья сразу сбавил тон. Тем не менее он предло¬

жил Панчо подписать бумагу, предупредив его, что в про¬

тивном случае его поведение будет рассматриваться как

неповиновение властям.

230

—      Вот что, приятель, запомните:      я живу на своей

земле, и никто меня оттуда не выгонит, — ответил Панно

и вышел, оставив судью с бумажкой в руке.

Он уже не успевал вернуться на ферму, чтобы про¬

ститься с Эмилио, Лаурой и Хулией. Да и не до того ему

было.

Панно привстал в стременах, чтобы получше усесться

в седле, которое теперь, когда он разволновался, казалось

ему неудобным. Лошадь было помчалась галопом, но он,

рассвирепев, осадил ее, изо всей силы рванув поводья:

его привела в ярость мысль о тех, кто хотел отнять у него

ферму. «Опять эти стервятники зарятся на мое поле!..

У них прямо слюнки текут!.. Конечно, им не терпится со¬

рвать куш, но, после того как я нынче осадил этого крюч¬

ка, у них надолго пропадет охота ко мне приставать».

Он знал, как обращаться с этими людьми, и ему было

не занимать твердости и упорства. Слишком много лет

он боролся за эту землю, и жена могла подтвердить, что

ему ничто не досталось даром. Лошадь, почувствовав, как

ослабли удила и обмякли ноги всадника, сбавила шаг.

Ехать, покачиваясь, точно в люльке, стало приятно, а

седло опять показалось ему широким и удобным.

Да, никто лучше Элены не знал, чего ему стоило под¬

нять хозяйство, потому что она с первых дней делила с

ним труды и лишения. Но Панчо выводили из себя не

столько судьи и буквоеды-юристы, сколько его собст¬

венный сын, Мануэль. Это он привез из селения сплетню

и заявил, что был прав, когда поддержал фермеров, кото¬

рые предлагали не обрабатывать землю до тех пор, пока

правительство не вынесет справедливого решения по их

делу.

Лошадь, почувствовав, что всадник снова, как кле¬

щами, сжал ей бока, понеслась.

—      Забастовку удумали!.. А черта ли в этой забастов¬

ке? — проворчал Панчо, сдерживая коня.

Маноло мог задурить голову матери, но уж, во всяком

случае, не ему. Он набрался этих мыслей из книг Хавьера,

поденщика, которого в кандалах отправили в Ла-Плату

после того, как он взбунтовал партию пеонов.

—      Пусть лучше он не тревожит мать этими слухами

насчет тяжбы, — пробормотал Панчо, — не то я ему по¬

кажу!

Лошадь, почуяв дом, прибавила шагу. Навстречу пол¬

231

ным ходом мчался грузовик, поднимая дорожную пыль.

Панчо посторонился, почти прижавшись к проволочной из¬

городи, но это ему не помогло, и, дрожа от ярости, он об¬

ругал машину и водителя. Когда пыль улеглась, он разли¬

чил свой частокол и пришпорил лошадь, чтобы проехать

через ворота раньше, чем его нагонит другая машина, при¬

ближавшаяся с бешеной скоростью. Это ему удалось;

через минуту он был уже во дворе и, спешившись, стал

расседлывать лошадь. Даже не поворачивая головы, он

знал, что жена вышла из дому и ждет его под навесом. Он

медленно направился к ней, держа сомбреро в руке, и

она сделала несколько шагов навстречу ему.

—      Панчо, что же ты не приехал проститься с ними?

—      Некогда было.

Он вдруг остановился, посмотрев в сторону кухни, куда

входил Маноло, неся Клотильде охапку дров, и резко

спросил:

—      А этот почему не поехал на станцию проводить

сестру?

Хотя Элена и предвидела, что Панчо рассердится,

узнав, что Маноло не выполнил его приказания, этот вне¬

запный вопрос привел ее в замешательство.

—      Ему нужно было остаться... Он хотел... хотел по¬

говорить с тобой.

Это объяснение лишь еще больше распалило Панчо.

—      Поговорить со мной?.. О чем ему со мной говорить!

Это еще что за выдумки?

Элена, пытаясь выиграть время, мягко попросила:

—      Не надо так, Панчо, не выходи из себя... К чему

вам ссориться?

—      Так ты уже становишься на его сторону, выгора¬

живаешь его, — тихо сказал он.

Огорченная упреком, который она считала несправед¬

ливым, Элена возразила:

—      Ведь он твой сын...

—      Мой сын?.. Глядя на него, никогда этого не ска¬

жешь! Он как чужой. Ни дать ни взять — поденщик!

Закат догорел. Силуэты животных и очертания пред¬

метов мало-помалу расплывались. Птицы на деревьях

умолкли. Мир и тишина царили вокруг, но на душе у

Панчо было неспокойно.

—      Послушай, Панчо, Маноло хочет просить тебя, что¬

бы ты отпустил его в селение работать механиком, — ска¬

232

зала Элена, уверенная, что это наилучший выход из по¬

ложения.

Но ее слова вызвали у мужа такую вспышку гнева,

что она испуганно вздрогнула.

—      Он хочет уйти с фермы?! Да еще перед самой убор¬

кой?! Кто это ему разрешит?—разразился Панчо. — Нет,

он должен остаться и останется!

Она попыталась его убедить:

—      Отпусти его, быть может, он скоро разочаруется

в своих планах и вернется. Сейчас ему здесь все не по

душе, он задыхается на ферме...

Панчо обернулся, лицо его исказилось.

—      Ах, задыхается?.. А кто в этом виноват?.. Ты!..

Это из-за тебя у него не лежит душа к ферме. Потому

что ты воспитала его по-городскому, забила ему голову

всякой чепухой из книг.

Ошеломленная этим обвинением, Элена запротесто¬

вала:

—      Ты ошибаешься, это не так.

—      Нет, так. Он воображает себя очень грамотным и

поэтому гнушается жить так же, как я.

И, как бы давая выход накипевшей злобе, он с оже¬

сточением добавил:

—      Из-за книг он невзлюбил ферму. Но теперь хва¬

тит! Я с этим покончу!

Он бросил наземь сомбреро и, взлохмаченный, с на¬

лившимся кровью лицом большими шагами направился

к комнате сына. Элена посмотрела ему вслед, не понимая,

что он собирается делать, потом, опасаясь, что он выки¬