инстинктом понимают это и целебных мух со своих ран не
прогоняют. Но стоит появиться вредоносной мухе, как они гонят и
тех и других, потому что одна плохая муха может навредить
больше, чем сто хороших в состоянии исправить.
Когда лекарства не спасают
А помогают ли животные своим раненым?
Иногда да. Но чаще нет. Наоборот даже — добивают их.
Чуть позже я объясню, что в этом жестокосердии есть
смысл: и эволюционный и медицинский.
Слоны помогают раненым товарищам: поддерживая с
двух сторон, пытаются увести подальше от охотника. И
павианы уносят раненых павианов, а вискачи и сурки
затаскивают подстреленных сородичей в норы.
Галки, говорит Реми Шовэн, «которые все знают друг
друга в своих небольших колониях, приходят в сильнейшее
волнение, не досчитавшись кого-нибудь из своих. Они
набрасываются тогда на любое животное, уносящее любой
черный предмет, и даже на своих сородичей, если им в этот
момент случится держать в клюве черное перо».
Известна история одного слепого пеликана. Он жил
пенсионером в колонии пеликанов. Сам рыбу ловить не мог,
но его кормили сородичи. Раненые и слепые вороны тоже
иногда неплохо живут среди других ворон. По-видимому,
больным сородичам тех птиц, в «лексиконе» которых есть
особые позы попрошайничества, похожие на птенцовые,
легче удается «убедить» своих собратьев накормить их. Во
всяком случае, разные птицы обращаются со своими ранеными
по-разному.
Галки, вороны, сойки, сороки с криками тревоги летят
на помощь попавшему в беду товарищу. Если он бьется,
поднимают вокруг большой переполох, созывая всю стаю,
и шумом, облетами пугают и отвлекают врага. Если их
товарищ уже мертв, молчит и не шевелится, осторожно
кружат над ним.
Внезапная смерть серебристой чайки «заставляет всю
стаю бесшумно рассеяться».
Крачки тоже с пронзительным криком кружат над
раненой крачкой, если она бьется. Если едва шевелится,
летают молча. Когда она затихнет, все улетают. Потерявших
много крови и тяжелораненых крачки обычно добивают.
«Здоровый» инстинкт уничтожения неполноценных
заставляет часто птиц и зверей убивать своих больных,
немощных, хромых или непохожих на видовой стандарт
оперением, шерстью или еще чем-нибудь «выродков».
Пингвины нападают на всех пингвинов своего вида, чем-
либо отклоняющихся от нормы (как они ее себе
представляют). Так же поступают и куры, волкк. собаки, олени и
многие, многие другие. Поэтому альбиносы и животные,
родившиеся с другой, не типичной для их вида окраской,
обычно долго не живут. Их отовсюду гонят, бьют, часто
забивают насмерть, и они пугливо держатся с краю от
стада и, конечно, делаются легкой добычей для хищников 1.
Это изгнание непохожих — один из механизмов
естественного отбора: без известной стандартизации вид не
может быть жизнеспособным.
Изгнание же больных животных полезно для
сообщества также и с медицинской точки зрения. Вольные не только
обуза для всей стаи, но и опасны, потому что заразны.
Их прогоняют, их убивают.
В муравейниках (во всех или некоторых?) есть даже
особые изоляторы для больных муравьев. Есть там и
кладбища! Мертвые в муравьином государстве не валяются где
попало на дорогах и улицах. Нет, их хоронят всегда в
одном месте.
Мы разговариваем, обмениваясь звуками, а муравьи —
запахами. Разные пахучие вещества, которые выделяют их
железы, побуждают рабочих муравьев собираться по
тревоге, бежать за добычей, ухаживать за маткой, кормить
личинок, перетаскивать коконы.
Муравьи и после смерти продолжают некоторое время
«разговаривать»: их тело выделяет пахучие вещества, и
поэтому собратья ухаживают за ними, как за живыми. Но
через день-два наступает разложение, и запахи смерти
заставляют рабочих муравьев «прозреть»: тут только
уносят они мертвых подальше от муравейника.
Эти похоронные шествия вызывают лишь некоторые, а
не все продукты распада муравьиных трупов. Главным
образом жирные кислоты и их эфиры. Когда этими
веществами экспериментаторы обмазывали живых муравьев, то
другие муравьи не пускали их в дом. Хватали и волокли
на кладбище: на свалку, где складывают они своих
мертвых сородичей. «Живые покойники,— пишет известный
биолог-экспериментатор доктор У ил сон,— разумеется,
поспешно возвращались домой, их снова «хоронили». И так
1 Нет правил без исключений: самцов некоторых птиц,, напротив,,
почему-то особенно привлекают самки-альбиносы.
продолжалось до тех пор, пока после многократного
повторения похоронного обряда запах смерти не выветривался
совершенно».
После того что узнали сейчас о муравьях, естественно
задать себе вопрос: а где умирают другие животные? Только
ли у муравьев есть кладбища?
Животные редко умирают естественной смертью.
Многие гибнут в когтях у хищников, многих губят и болезни.
Редко кто доживает до глубокой старости. Но и тут
спокойно умереть ему не дают: даже львов, когда они стары,
бывает, что загрызают гиены, тигров — дикие собаки, а
медведей — волки. А если лев еще силен, хоть и стар, и
гиены на живого напасть не решаются, то они сидят
невдалеке и ждут, когда он умрет. И грифы его уже заметили и
давно кружат, требуя своей доли. Когда он умрет, вся эта
веселая компания сразу на него набросится и съест.
Вот почему — и еще потому, что, умирая, они
забиваются в чащу, ущелья, норы,— трупы диких животных
редко попадаются людям на глаза.
Потому-то и странно, что иногда в иных местах находят
целые, можно сказать, залежи костей, например слонов,
лам и пингвинов. Не древние кости, не ископаемые, а
свежие «залежи»: видно, что еще недавно во плоти, шерсти и
перьях бродили они по земле в образе живого зверя или
птицы.
Впечатление такое, будто слоны умирают не где попало,
а в определенных местах. О кладбищах слонов сочинено
немало разных историй, легенд, былей и небылиц. Что в
них правда, а что ложь, я решить не берусь. Но рассказать
об этом стоит.
«Вся Африка — кладбище слонов!»—с горечью сказал
один натуралист, когда его спросили, где умирают слоны.
А на Цейлоне говорят: идут умирать они в Анаваджа-
пур — в старый город, бывшую столицу древнего
Цейлонского царства. Теперь он лежит в развалинах, густым лесом
заросли его руины. Нет там людей, но приходят иногда
слоны. Старые и больные. Приходят умирать. И стоят у
забытых людьми развалин, грустно качая мудрыми
головами, и ждут смерти.
Слоны Индии приходят в ущелье у безлюдного озера,
чтобы сложить здесь свои старые кости. А в Африке, в
стране Сомали, есть, говорят, тоже усеянная костями гигантов
долина в глуши пустынных холмов. Дорогу к ней люди не
знают. А если кто и знает, помалкивает, никому не
рассказывает, потому что там всюду на земле лежат
драгоценные бивни. А это большое богатство.
Наверное, все это только легенды. А как же
натуралисты? Неужели не волнует их эта старая тайна, эти
трогательные рассказы о последних днях слонов? Неужели ни
разу не подумали они проверить, нет ли тут хоть немного
правды?
Тридцать лет назад А. М. Макензи заметил, что
смертельно раненные слоны в Уганде всегда уходят на север.
И вот однажды он пошел по кровавым следам за одним
кандидатом в мертвецы. Всё на север и на север. Слон,
собрав последние силы, переплыл реку Перкуэлл. Выбрался
на остров, посреди ее. Макензи за ним. Там на острове он
слона добил.
И представьте себе: нашел здесь скелеты еще двадцати
