Засмейся лету, дочь Анастасия,
Как счастливы единою судьбой
Две матери —
Марина и Россия,
Склонившиеся тихо над тобой.
Отступление
Власть её
не изучена,
значительно приуменьшена,
пока что уж —
в крайнем случае —
всесильна над нами
женщина,
Водительство пресловутое,
нам данное от рождения,
наше главенство дутое
чистое заблуждение.
Укоренилось ложное
представленье привычное,
Женщина
дело сложное,
явление необычное.
Эта простая истина
не каждому открывается.
Застенчиво
и таинственно
женщина улыбается.
Приходим, бедой отмечены,
подвигами небывалыми,
мы всё равно
для женщины
детьми остаёмся малыми.
На взлёты
и на крушения,
на все наши игры шумные
смотрят, даря прощение.
Женщины —
люди умные.
Спорится
или ссорится,
любится
или дружится,
забудется или помнится —
женщину
надо слушаться.
Она одарит надеждами,
осмеивает сомнения.
Врачует руками нежными
отметины и ранения.
Учит она. Воспитывает...
Потом —
на разрыв
испытывает.
Про это
Вот это и есть
То, что называют любовью?
Так это зовётся?
Так пишется?
Это и есть?..
Вы руки тяжёлые закинете к изголовью,
Ночь не ответит.
Дождь забарабанит об жесть.
Будут зимы, и вьюги, и росы на травах,
И звёзды, и радости будут.
Разрывы придут.
И только не будет
Ни виноватых,
Ни правых.
Ни знающих,
Ни умудрённых,
Ни лечащих тут.
Никогда никого не расспрашивайте об этом,
Ни друга,
ни ветер,
ни самую умную ночь.
Ликуйте или страдайте одни
И не верьте поэтам,
Поэты
и сами себе-то не могут помочь.
Берите всю радость себе, не отдавайте и муку,
Это только вдвоём открывают,
Уж если любовь.
Воспоминания о любви
Не годятся в науку,
Всё не так.
Всё по-новому, снова,
Не снова, а вновь.
Нельзя объяснить —
Что это со мной или с вами.
Один среди поля,
под ливнем,
и ходит гроза.
Об этом никак невозможно чужими словами,
Слова не приходят —
Молчите глазами в глаза.
Молчите,
Чтобы ресницы задели ресницы,
Молчите,
Чтоб сердце услышало сердце другое в громах.
Любите друг друга.
Не думайте — явь это всё
или снится,
Любите друг друга,
не бойтесь,
Не ройтесь в томах.
Ни адреса нет, ни параграфа нету, ни ГОСТа,
Будет она неотступна, мучительна,
как и со мной.
Не пишется это,
Не слышится.
Дышится просто.
Так и поэзия —
Дышится жизнью самой.
Нежность
Да,
Нежность тихо-тихо так
подкрадывается,
Баюкает так мерно, как прибой.
Как будто бы
за что-то там оправдывается,
Смиряется
И жертвует собой.
Она предупредительна, как счастьице,
Улыбчива,
Как море вдалеке.
Та нежность
Как приладится — и ластится,
Лепечет имя.
Гладит по щеке.
На пепелище, сжатое любовью,
На войлочных подошвах вышла ты.
К ней,
как сиделка,
села к изголовью
И подала осенние цветы.
О нежность,
ты —
прилежность принадлежности,
Ты вырасти из милости могла,
Из чувства долга
или так — из вежливости.
Ты думала — природу обвела!
Из жалобности выросла,
Из жалости.
Ты можешь обмануть и заманить.
Но всё ж тебе, хотя бы в самой
малости,
Пожара
Никогда не заменить.
Я думаю порой о неизбежности.
Огонь под пеплом.
Да, огонь в крови.
А трудно будет этой жалкой нежности.
Когда любовь
Потребует любви.
В поисках нежного человека
Товарищи, сюда —
От снежных гор Памира,
Где льдистая гряда
Века переломила.
Покиньте высоту,
Скорей ко мне на помощь,
Скорей покиньте ту
Заоблачную полночь.
Спускайтесь с дальних гор,
Куда слетают реки.
Вы отложите спор
О «снежном» человеке.
Потерян след иной,
Иду землёю зимней,
Запутал белизной
То снегопад, то иней.
Ни знаков и ни вех.
Ищу в дали безбрежной -
Потерян человек
Заснеженный
И нежный,
Не то, что «снежный» ваш —
Виденье иль сказка,
Не призрачный мираж.
Живая.
Сероглазка.
Мой нежный человек,
Смеющийся от снега!
Её бровей разбег
Остановил с разбега.
Пока искал слова,
Она дышала рядом.
Но вдруг
Её
Зима
Укрыла снегопадом.
Вот где-то здесь она —
Протягиваю руки.
Какая-то вина
Томит меня в разлуке.
Вот только что была.
Но нету, нету.
Нету!..
Бросайте все дела,
На поиски
По следу!
Вот состраданья след —
Не этот след нам нужен.
Вот жалость шла.
Но нет,
Подделку обнаружим.
Нас не собьёт с пути
Похожесть или смежность,
Нет, надо нам найти
Обиженную нежность.
Она теперь в беде,
Нуждается в защите.
Не где-нибудь нигде,
В себе её ищите.
Ищу я...
Тает снег.
Весною тянет прежней,
Потеря человек
Заснеженный
И нежный.
1960
Утро
Приходит день.
Необычайна осень.
И кажется, что снова будет лето —
переплетенье музыки и света,
дней и ночей,
заката и рассвета,
ветров и трав.
И переплеск морей.
Твой день сегодня.
Выходи скорей
навстречу
ожиданья новых вёсен.
Семнадцать зим и лет сплошной весны.
И ты — побег.
Зовут ещё девчонкой.
Твой белый лоб прикрыт прозрачной чёлкой,
зрачкам глаза славянские тесны,
И губ твоих нетронутая завязь,
и плеск
ещё не разведённых рук.
Ты стон времён.
Ты мировая зависть.
Ты будущее радостей и мук.
Ну что уж там, казалось бы,
семнадцать!
Но даже дням положено сменяться.
Меня сквозь жизнь, как пламя пронесло,
вело сквозь бури жёлтого огня.
Я пулей был в войне
и песней в мире.
Немыслимо ты для меня —
число
с семнадцатью нулями.
Для меня,
узнавшего,
что дважды два - четыре.
Ты ещё только человечек мелом
из чёрточек и точек на доске.
Но я горю в костре твоём несмелом,
ты проступаешь солью на виске.
Ты медленно идёшь
Москвой иль Прагой,
кому-то
где-то
кажется, и снится,
и чудится,
мерещится
и мнится,
что будешь скоро небом,
будешь правдой.
Ты —
невозможность верить в бесконечность.
Да,
ты — опроверженье постоянства.
Ты — жизни обновляемая вечность,
ты ей нужна,
как времени
пространство.
Счастливо тебе!
Будет утро скоро,
твоё,
а не моё.
А ты иди.
Пролейся плодородьем, солнцем брызни.
Ты —
семечко из яблока раздора,
раздора
между мной
и сменой жизни.
Иди, как жизнь.
Счастливого пути!
На перевале
На перевале тут не до шуток,
Вы там бывали?
Как жуток
Этот промежуток
На перевале!
На самом гребне седой вершины
Торчишь нелепо.
И одинаково
недостижимы
Земля
И небо.
Не знаешь —
Смелость тебя вздымает
Иль гонит робость.
Взлететь ли,
или —
и так бывает —
Пропасть,
Как в пропасть?
Не знаешь —
смертен ты
или вечен,
Лжец или правый,
Развенчан ты или увенчан,
Хулой
Иль славой.
То всё умею и всё могу,
То нет — не смею,
То сразу снова у всех в долгу,
