Разгромив Холопий приказ, стрельцы объявили свободу холопам и слугам боярским, сдетонировав тем самым восстания в окрестностях Москвы и в провинциях. В итоге, устав от крови и бесчинств, великолепно осознав слабость власти, стрельцы дали себя уговорить прекратить кровавую вакханалию в столице. Они не только не понесли никакой ответственности за убийства видных государственных деятелей и сановников государства, но потребовали, чтобы имущество убитых было конфисковано и роздано им. Кроме того, они потребовали себе единовременного пособия — каждому 10 рублей серебром и выплаты задолженного жалования в 240 тысяч рублей.
Правительство, возглавляемое за неимением взрослых мужчин царевной Софьей, вынуждено было удовлетворить все требования мятежников, после чего те с не меньшим энтузиазмом подавили все восстания, инициаторами которых сами и были. Правительство оказалось заложником вооруженной и недисциплинированной армейской толпы. Государство лихорадило и, как обычно, оно стремительно впадало в состояние полного хаоса.
Государственные институты практически не действовали, ежедневно происходили военные бунты и потрясения, замерла торговля, напуганные бояре не совались в государственные дела, а те, кто осмеливался это сделать, обычно долго не жили. Пара дней триумфа и восторженных криков "Любо!" с бросанием шапок вверх, а затем либо плаха, либо смерть на копьях собственных почитателей. Продолжали терзать страну многочисленные вооруженные отряды, грабившие и убивавшие всех подряд под непонятными политическими лозунгами. Более агрессивными становились раскольники. Снова появились самозванцы. Активизировались на границах агрессивные соседи. Московское царство, набирая скорость, сползало к бездне.
В этот момент произошло резкое вмешательство с Запада, которое добило Московскую Русь, создав на ее месте уже совершенно новое и непонятное европейско-азиатское образование, на многие годы превратив его в свой сырьевой придаток и в хранилище пушечного мяса. Возможно, что это произошло бы и раньше, если бы не 30-летняя война, а ранее — революция в Англии.
Весь XVI и XVII века западные купцы, особенно голландцы и немцы, вели интенсивную торговлю, используя территорию Московского царства в качестве транзита в Персию и Индию. Более короткого и дешевого пути в эти экзотические страны не было. Вывозили они и традиционные на века товары русского экспорта: хлеб, лес, пеньку, смолу и пушнину. Товары были до неприличия дешевыми благодаря главным образом дешевой, а фактически просто бесплатной рабочей силе.
Все было бы хорошо, но постоянная война в государстве, вечные потрясения, смуты и бунты превращали торговые операции почти в военные. Торговые караваны выглядели, как боевые конвои. Сколько опасностей подстерегало купцов только на Волге! Трудно себе представить, как вообще купеческие караваны проходили в те годы этим путем. Но проходили, окруженные вооруженной до зубов охраной, ощетинившейся пушками и мушкетами. Многие караваны исчезали бесследно, и безвестные трупы в западноевропейских камзолах волны выбрасывали на берег по всему течению великой реки.
Все это, естественно, увеличивало накладные расходы в удорожало товар, понижая его конкурентноспособность на европейском рынке и уменьшало прибыли, которые теоретически могли быть сказочными. Четверть хлеба в России стоила 2 рубля с копейками, а на Амстердамской хлебной бирже та же четверть шла за 125 гульденов. А 1 гульден стоил 10 рублей! Естественно, что все иноземные купцы мечтали, чтобы в этом несчастном царстве установилось бы, наконец, гражданское согласие. Не зная толком русской истории, европейцы не переставали удивляться: почему люди одной крови и одной веры так люто ненавидят друг друга?
Но они имели дело с Россией уже достаточно долго, чтобы понять, какими методами здесь можно навести порядок. В принципе, этого тоже не хотелось, потому что террор, вечно выходящий из-под контроля властей и принимающий форму стихийного бедствия, также не способствовал торговому процветанию. Достаточно вспомнить, сколько погибло людей и товаров во времена Ивана Грозного и в Смутное время!
И тогда возникла мысль, которая к 70-м годам XVII века оформилась в довольно четко отработанный план: распространить на Россию ценности созидательной западной цивилизации, добиться в этой стране политической стабильности, намертво привязав ее экономически и духовно к Европе, оторвав, наконец, от варварской азиатской деспотии. Еще со времен Бориса Годунова предпринимались сначала робкие, а потом и более настойчивые попытки этот план осуществить. Однако дальше увлечения двора и знати западными нарядами, парфюмерией и бижутерией дело не шло. Даже сам стареющий Алексей Михайлович как-то сбрил бороду и нарядился в полуфранцузский-полупольский костюм, чтобы понравиться молоденькой Наташе Нарышкиной, но это был всего лишь эпизод. Правительство, занятое внутренней войной, отмахивалось от Европы и даже, по мнению некоторых историков, по мере сил финансировало все стороны в Тридцатилетней войне с главной целью, чтобы Европа поменьше вмешивалась в Московские дела.
Второй, более частной проблемой, заботившей иностранцев, была транспортировка грузов, которые приходилось везти через Архангельск и вокруг Скандинавии в родные голландские и ганзейские порты. Большую часть года Архангельск был скован льдом, да и летом путь через Нордкап и Белое море на деревянных парусниках был чрезвычайно труден и опасен, почти втрое увеличивая накладные расходы и Стоимость товара и соответственно уменьшая прибыль. Однако одного взгляда на карту было достаточно, чтобы увидеть прямой, короткий и совершенно безопасный (в сравнении с северным) морской путь через Балтику в Гамбург и Амстердам.
Беда была только в том, что Россия не имела выхода к морю, но даже если бы имела — это мало что давало, так как военного флота у страны не было, а все Балтийское море, включая Финский залив, контролировал мощный флот шведского короля. Платить ему пошлины за провоз грузов — значило свести на нет весь экономический эффект задуманной операции, суть которой была незатейливо проста: подбить Россию на создание военного флота с помощью голландских и немецких специалистов и инструкторов и с помощью этого флота захватить господство на торговых путях, идущих из Европы в Россию.
Этим смелым проектом иноземцы пытались вдохновить еще Ивана Грозного и Бориса Годунова, а затем и двух первых царей из дома Романовых. Те испуганно крестились и отмахивались. Только этого им и не хватало: вербовать народ на строительство военно-морских баз и кораблей, набирать морские команды из сермяжных мужиков, видевших воду разве что в колодцах. Это новые смуты и потрясения. И ради чего? Ради профита немцев? Да и ходило по Руси смутное пророчество о том, что кто-то из святых старцев — печальников земли русской — изрек: "Быть русскому флоту прокляту" Уж неизвестно, что своим пророческим оком увидел старец через века: трусливое самозатопление 1855 года, позор Цусимы или Новороссийскую трагедию, кошмар Таллинского перехода или Кронштадтский мятеж — но изрек ясно. Потому голландцам, имевшим тогда второй по силе военный флот в мире, намекнули — пусть они своим флотом всю эту операцию и обеспечат, пробившись с запада на восток, а не с востока на запад. А вот этого как раз им делать совершенно не хотелось.
Во-первых, в разгаре была многолетняя борьба с Англией за господство на море, и отвлекать большие силы на восток было очень сложно, а, во-вторых, автоматически создать англо-шведский военно-морской союз против собственной страны — было совсем глупо.
Продолжая настаивать на своем, иноземцам удалось подбить русское правительство на постройку первого русского боевого корабля, получившего название "Орел". Но прежде, чем кто-либо сумел убедиться в его полезности, корабль был захвачен и сожжен Степаном Разиным. Дело повисло в воздухе, приводя иноземцев в отчаяние.
И тут, Прямо как дар Небес, к ним в Кукуеву слободу (привилегированный район-гетто наподобие имеющихся и в нынешней Москве, где компактно проживали иностранцы, которым общаться с русскими возбранялось) попал юный царь Петр Алексеевич, опрометчиво заброшенный туда царевной Софьей, видимо, в тайной надежде организовать там нечто вроде событий в Угличе 1591-го года. Голландцы и немцы мгновенно оценили этот дар Небес. Нервный, склонный к эпилепсии, эмоциональный, увлекающийся и впечатлительный юноша, в то же время жестокий, амбициозный и злопамятный, быстро попал, если говорить современным языком, под западное влияние и был, если опять же пользоваться коммунистической лексикой, завербован западными спецслужбами, которые в те годы, когда в Европе еще не было нынешнего разгула демократии, были, пожалуй, посильнее существующих.
