Однако, счастье не только никогда не бывает вечным, но даже редко бывает продолжительным. Внезапное возникновение среди раскаленных пустынь Аравийского полуострова еще одной мировой религии — ислама и на его волне мощного, динамичного и агрессивного арабского калифата положило конец спокойному существованию норманнов и посреднической фирме по перепродаже шелка.
Со стремительностью самума арабская конница очистила от всех конкурентов побережье Северной Африки, вымела норманнов с Сицилии и Крита, форсировала Гибралтарский пролив, перевалила через Пиренеи и вторглась во Францию. Мощный флот калифов появился под Константинополем, втянув Византию в длительную и кровопролитную войну, заставившую временно забыть норманнский рэкет.
И совершенно напрасно!
Энергия норманнских завоеваний спадала, но не настолько, чтобы затухнуть окончательно. Некоторые довольствовались разными третьеразрядными королевскими и герцогскими коронами, перейдя, как говорится, к оседлой жизни за счет не очень богатых данников, но основной боевой костяк некогда непобедимых боевиков (или дружин, если вам угодно) совсем не склонен был смириться, с обстоятельствами и успокоиться.
Тем более что деньги были нужны, как никогда!
Еще более обидным был тот факт, что Византия задолжала "варягам" по тем временам очень крупную сумму и, судя по многим признакам, расплачиваться не собиралась. Посланные в Константинополь "представители посредника" с копиями оформленных, как положено, договоров, либо возвращались ни с чем, не считая туманных обещаний, которые явно никто выполнять не собирался, либо вообще не возвращались, исчезая навсегда в страшных византийских подземных тюрьмах. А некоторые возвращались ослепленными (с выколотыми глазами).
Именно таким способом Византия демонстрировала свое раздражение по поводу "необоснованных коммерческих домогательств".
Становилось ясным, что если на Византию не воздействовать методами "прямого рэкета", то ничего добиться не удастся.
Но как это сделать?
Восточное Средиземноморье было закрытым для мореплавания, представляя сплошную зону боевых действий между византийским и арабским флотами. Это, возможно, норманнов и не смутило бы, но были потеряны и все базы, с которых они могли достать до Византии.
Но закаленные судьбою морские скитальцы, в отличие от многих других в тогдашнем мире, хорошо знали и географию. Исстари знали они, что если выйти из родных фиордов в открытое море и повернуть не на заход, а на восход, то можно, пройдя через лабиринты рек и озер, протащив свои боевые ладьи волоком через многочисленные мели и перекаты вдоль заросших непроходимыми лесами берегов, выйти к большому морю, на противоположном берегу которого и лежит ненавистный Константинополь. Путь труден и опасен: стрелы и копья могут дождем посыпаться из прибрежных зарослей, а на перекатах, где лес постепенно переходит в великую степь, буйные кочевники на низкорослых лошадках могут пройтись черной тучей над ладьями, оставив после себя только трупы да обугленные лодки.
Не всяк был готов пройти по этому пути, получившему позднее название "пути из варяг в греки".
Но другого выхода не было.
Пошли!
И в июле 866-го года 400 боевых ладей норманнов, прорвавшись в Босфор, неожиданно обложили столицу великой Империи. Стилизованная до предела история сохранила нам полулегендарные имена предводителей дерзкого и внезапного набега: Рюрик, Аскольд и Дир. Византийцы были полностью захвачены врасплох, увидев кредиторов вод стенами своей столицы. Их удивление было настолько сильным, что вызывает очень большое сомнение утверждения историков, что этим путем кто-то пользовался до итого. Воспользовавшись тем, что основные силы византийского флота воевали с арабами далеко на юге, норманны высадили десант, предав мечу, огню и разграблению окрестности Константинополя. С особой жестокостью уничтожались православные монастыри и представители духовенства. Сам Константинополь взять было невозможно без осадных машин, но и не нужно, В крепость был послан представитель с пожелтевшими от времени торговыми договорами.
Получив по векселям, подтвердив свои права посредников и нагрузив ладьи шелком и прочими восточными товарами, норманны двинулись в обратный путь. Как ни труден был этот путь, но закрытое для мореплавания Восточное Средиземноморье делало его не только рентабельным, но и эксклюзивным. И все же этот путь не принадлежал норманнам. По всей его длине: по берегам Финского залива, Невы, Ладожского озера, Волхова, Ильменя и Днепра — жили люди, наверняка объединенные в какие-то формы государственности. Мы почти ничего не знаем о них: история не сохранила ровным счетом ничего, а былины и археология — прискорбно мало.
Эти люди были очень добры и непосредственны. Они ничего не требовали со свирепых северных разбойников за проход через свои территории. Конечно, норманны не стали бы ничего платить и, по своему обычаю, пытались бы пробить себе путь силой оружия. Но нет никаких упоминаний о том, что им приходилось это делать или платить какие-либо торговые или таможенные пошлины. Более того, они широко пользовались гостеприимством местного населения, его помощью при погрузках, разгрузках и волоке, в строительстве торговых дворов, которые в будущем получили название Новгорода и Киева. Сохранилось много свидетельств того, что местные жители очень помогали пришельцам, но ни одного — что им кто-нибудь за это платил или чтобы они как-то участвовали в прибылях.
Вот такой это был простой и бесхитростно добрый народ, живший во времена, когда уже на Западе за каждый километр дороги, за прохождение любой речки или пролива приходилось торговым людям платить деньги и немалые. А он пропускал норманнские банды через свои территории, бескорыстно помогая им и даже сочувствовал: надо же! Так мучиться и так убиваться из-за каких- то желтых кружечков с непонятными знаками и профилями на них. И это не была наивность папуасов при виде стеклянных бус, это была реакция народа, стоявшего духовно выше всей окружающей его тогдашней цивилизации, имевшего другие ценности и другие эталоны. Да и общественный строй там, видимо, был совсем другим.
Почти ничего не сохранилось об этом лесном народе. Зоркие и дотошные арабские и китайские историки, если отбросить все сказки и небылицы, неизбежные в работах того времени, утверждают, что был этот народ весьма многочисленен, мужчины были богатырями, а женщины высокими и ладными красавицами. Жил народ по берегам лесных рек в городах и селах, жил охотой, рыболовством, знал ремесла, разводил скот и птицу. Был добр и гостеприимен. Но самое удивительное — имел совершенно непонятный современникам общественно-политический строй.
"Ни королей, ни ханов, ни эмиров, ни князей, ни вождей не имел этот народ. Все были равны и управляли сообща".
Нам уже трудно в это поверить, но существовала там какая-то неизвестная, но исключительно эффективная форма народовластия. Не амбициозная, не агрессивная, а направленная исключительно на процветание. В самом деле, городищ и сел было предостаточно и, судя по исследованиям археологов, существовали они по меньшей мере тысячи лет до описываемых событий. Но не отмечено в тех местах ни одного (I) катаклизма. В годы, когда все резали и убивали друг друга, когда нашествия сменялись вторжениями, когда ни на секунду не умолкал звон мечей и свист стрел, в этом регионе все было тихо и спокойно.
Глушь, скажут нам. Никто туда и добраться-то не мог. Хорошо, согласимся мы. А между собой? Ведь главная-то кровь тогда лилась в раннефеодальных междоусобицах. А причины-то были совсем не глобальные: за луг, за пашню, за кусочек побережья, за развилку дорог, за теткин лом на косогоре. А тут ничего не происходило, иначе не осталось бы незамеченным. Горели бы леса вместе с городами и городищами, охваченными войной, бежали бы, спасаясь от победителя, массы людей, реки бы выбрасывали трупы в южные лиманы, а неизбежный и этих случаях голод привел бы к массовому исходу из этих мест и победителей, и побежденных. Вскоре здесь все это начнет происходить: запылают города и леса, стремглав устремятся охваченные ужасом люди куда глаза глядят, и реки будут выбрасывать сотни трупов в южные моря.