— А потом в отпуск езжай, товарищ Белов, — повторил хозяин. — Много отдыхай. Поправляй здоровье.

Передавая Виктору Ивановичу "дипломат", предупредил: "Замок крутить нельзя. Мина там. Осторожнее будь, товарищ Белов. Помни о доверии оказанном…"

Стоял разгар лета 1991-го года. Выписал командировку Виктор Иванович 28-го июля на три недели и укатил в Москву с заветным "дипломатом", уже привыкнув кататься в спецкупе на одного человека. Такие билеты выдавал ему лично хозяин, туда и обратно. Но сейчас выдал только до Москвы, велев обратный билет взять в ЦК КПСС. Там все знают.

Там действительно все знали. Прямо на выходе из вагона встретили Белова два добрых молодца и посадили в черную "Волгу", на которой он и подкатил прямо к подъезду № 7 здания ЦК КПСС на Старой площади. Пройдя по красным ковровым дорожкам длинных светлых коридоров, ввели Кобаненко в огромную приемную, в которую, как царские врата; выходили дубовые двери с табличкой, похожей на мемориальную доску: Начальник Международного Отдела тов. Валин Федор Николаевич.

Оробел Виктор Иванович. Так высоко забираться ему еще не приходилось. Если подумать, что его хозяин всего-то первый секретарь обкома, то какой дворец должен быть у товарища Валина, стоящего настолько выше змира, насколько может стоять только аллах.

Один из доставивших Виктора Ивановича молодцов снял телефонную трубку на столике у входа и что- то в нее сказал. Потом трубку повесил. Минут через пять этот телефон зазвонил.

— Товарищ Белов, — сказал добрый молодец, кивнув головой в сторону двери. — Проходите.

Товарищ Валин сидел в своем огромном кабинете один и, к удивлению Виктора Ивановича, был в откровенной похмелюге. Лицо было багровым, глаза слезились. На полированной глади большого начальственного стола, потеснив телефоны и средства телесвязи, стояли пять или шесть бутылок какого-то заграничного пива. Из них половина пустые. Товарищ Валин допил пиво из стакана.

— Привез? — спросил он, икнув.

— Так точно, — скромно ответил Виктор Иванович.

— Давай сюда! — снова икнул товарищ Валин. — Поставь на стол.

Товарищ Валин взялся за замок и стал крутить диски. Кобаненко вспомнил о мине и в ужасе закрыл глаза.

Но ничего не произошло. "Дипломат" открылся. В нем оказался большой пластиковый хозяйственный мешок, набитый обандероленыыми пачками долларов в 1000-долларовых купюрах. Товарищ Валин с видимым усилием встал, открыл вделанный в стену сейф, бросил туда мешок, а оттуда вынул бутылку, которая, как показалось Виктору Ивановичу, содержала дешевый портвейн марки "Агдам". Он налил полстакана, добавил пива и выпил залпом. Потом тщательно закрыл бутылку, поставил ее обратно, но сам сейф оставил приоткрытым. Налил себе еще пива, но прежде, чем выпить, посмотрел красными глазами на Белова.

— Чего тебе еще? Ступай!

— Расписку, — почтительно сказал Кобаненко. — Расписку в том, что получили "дипломат". Что все в порядке.

— Кто велел? — товарищ Валин поперхнулся пивом, которое потекло по его подбородку.

Он вытер пиво рукавом дорогого заграничного пиджака и снова спросил сиплым голосом.

— Какую расписку тебе? Кто велел?

Виктор Иванович напомнил, кто его прислал.

— Чурка гребанный! — отреагировал товарищ Валин. — Я ему дам расписку! У себя в ауле пусть с черножопых расписки берет! Ступай, я тебе сказал! Не мешай работать!

Как из-под земли возник один из добрых молодцов.

— Дай ему расписку между глаз! — пьяно засмеялся товарищ Валин. — Такую, чтоб никогда не забыл.

— Вы не беспокойтесь, товарищ Белов, — сказал богатырь, выпихнув Виктора Ивановича в приемную. — Получите свою расписку. Этим у нас канцелярия занимается. Приходите послезавтра, нет, лучше через денька четыре в приемную ЦК. Мы туда спустим.

Такого в практике Кобаненко не было.

— Позвонить можно? — спросил он у приятного улыбчивого молодца.

— Куда вы хотите позвонить? — поинтересовался тот.

— Начальству своему хочу позвонить, — грубо сказал Виктор Иванович. — Предупредить, что задержусь.

Молодец сделал огорченное лицо:

— У нас тут телефоны местные только. Даже городского нет. Вы из города позвоните. В конце улицы Горького Центральный телеграф и телефонная станция. Оттуда куда угодно позвонить можно.

Вдвоем они повели Кобаненко по коридорам. Один впереди, второй сзади. Как под конвоем.

Довели до внешней охраны.

Один показал охраннику в форме ОМОНа с автоматом свое удостоверение:

— Пропустите его.

Омоновец не сказал ни слова, и Виктор Иванович вышел на улицу.

Ему и до этого неоднократно приходилось звонить шефу из разных мест, но при этом он всегда пользовался средствами спецсвязи, работавшей быстро и четко.

С междугородней станции дозваниваться долго и безуспешно. В поместье все телефоны долго были заняты, а потом никто не подходил. Тоже самое было и в обкоме. Наконец в поместье ответил чей-то голос с сильным неруским акцентом.

Виктор Иванович попросил хозяина.

— Уехала она, — сказал голос.

— Когда он будет? — орал в трубку Кобаненко.

— Уехала далеко, — ответил голос и дал отбой.

Голос был совершенно незнакомым, хотя Кобаненко считал, что знает наперечет всех оставшихся в поместье.

Покинув телефонную станцию, Виктор Иванович вспомнил, что не взял жетон-направление в гостиницу. Пошел обратно в приемную ЦК и позвонил по телефону, номер которого получил от хозяина.

Судя по голосу, ответил один из уже знакомых Белову добрых молодцев. Услышав Виктора Ивановича, не удивился, выслушал все до конца и вежливо сказал: "Послушайте, товарищ Белов. Не испытывайте нашего терпения. Прекратите свои хулиганские выходки. Вы же не хотите, чтобы мы вызвали милицию? Неудобно как-то, если вас прямо из приемной увезут. Вы оскорбили товарища Валина и продолжаете хулиганить. Мы все за демократию и плюрализм мнений, но надо же знать меру", — и повесил трубку.

То, что дело в ЦК поставлено туго, Кобаненко убедился, когда повесил в свою очередь трубку и вышел из кабинки. Перед ним стоял милиционер. Милиционер приложил руку к козырьку и поинтересовался: "Чем здесь занимаетесь, гражданин? Здесь просто так находиться не положено. Документы есть?"

Именно милиции Кобаненко-Белов боялся, как огня. Более всего боялся туда попасть по любому случаю. Всесоюзный розыск в любом райотделе легко опознается без всяких компьютеров. С помощью простых альбомов и некоторых хитростей, которые в просторечии называют "ментовскими".

Виктор Иванович предъявил свой паспорт, временно прописанный на Торфяной улице. Сержант полистал его и вернул: "Идите, гражданин, отсюда. Не мешайте людям работать".

Виктор Иванович понимал, что никто против него лично ничего не имеет. Если бы его хотели уничтожить или изолировать, то сделали бы это с необыкновенной легкостью. Он и из здания ЦК никогда не вышел бы. И тут в приемной, где всегда дежурит целый взвод с Лубянки, не стали бы к нему подсылать рядового "мента" проверять паспорт. От него отмахиваются, как от безобидной мухи, надеясь, что муха сама поймет, насколько легко ее прихлопнуть.

И Кобаненко понял. Решил завтра же из Москвы уехать, а лучше — улететь.

Помыкавшись по Москве, пристроился где-то в Медведково в какой-то гостинице на раскладушке переночевать. Утром раскладушку сдал и решил поехать в кассы "Аэрофлота" взять билет на ближайший самолет. Все это было ново, поскольку во всех предыдущих случаях это делали за него быстро и эффективно.

Доехал на автобусе до станции метро "ВДНХ" и поехал в центр. Показалось ему, что народ в вагоне был какой-то нервный и взвинченный. Все возбужденно разговаривали друг с другом, о чем-то спорили, что- то обсуждали.

Не понимая, что так встревожило обычно сонных москвичей, Кобаненко вышел из электрички на площади Свердлова и первое, что он увидел, поднявшись наверх, это пару тяжелых танков, грозно вращавших башнями с длиннющими орудийными стволами. Чуть подальше стояли боевые машины пехоты в пятнах маскировочного камуфляжа. На башне ближайшего танка сидел танкист и с унылым видом жевал батон, запивая его кефиром из бутылки. В стоявшем неподалеку штабном "джипе" какой-то майор в шлеме танкиста что-то истерично кричал в трубку полевого радиотелефона, как будто на него сыпались авиабомбы. Вокруг боевой техники стояли горожане, о чем-то довольно мирно, но с признаками явного недовольства, беседуя с солдатами. На некоторых танках, визжа от восторга, уже гирляндами висели мальчишки.