говорить, но Антон прервал его.

— Погодите, Фома Прохорович, я сам скажу. — И

спросил враждебно, с вызовом: — Вы хотите меня су¬

дить? За что? За то, что бригада из-за меня не дала ре¬

кордной выработки? Или, может быть, за другое? Если

за другое — то я никому не позволю вмешиваться в мои

дела! А если за работу, то я вам вот что скажу: я не ма¬

шина — включил рубильник, перевел рычаг на цифру

двести пятьдесят и — чеши! Я — человек, а у человека

раз на раз не приходится.

— Вот ты ;и разъясни, отчего у тебя раз на раз не

пришлось, — попросил Володя мягко. — Помни, что мы

не обсуждать тебя собрались не ругать, а просто погово¬

рить по-товарищески.

Антипов, ногтем мизинца почесав бровь, поучающим

тоном проговорил:

— Ведь все для высокой выработки было подготов¬

лено: металл, инструменты... Что завод сильно нуждает¬

ся в деталях, ты знал. Что же тебе помешало? Давайте

разберемся общими усилиями, и, может быть, мы помо¬

жем тебе.— И, не утерпев, намекнул тонко: — За воскре¬

сенье ты, кажется, отдохнул, развлекся...

— Да уж, что другое, а развлекаться он умеет, —

подтвердил Дарьин, усмехаясь светлыми глазами, и при¬

бавил с чувством превосходства: — Если ты приехал до¬

биться чего-нибудь, то уж вкалывай, себя не жалей, сил

не щади! Правда, Фома Прохорович? Я ни о чем другом

не думал, когда начинал свой путь...

Боясь, что они все-таки заговорят про вчерашний ве¬

чер, Антон торопливо и резко выпалил:

— В помощи вашей я не нуждаюсь! Но если я плох

как нагревальщик, то пусть Фома Прохорович исключит

меня из своей бригады! Вот и все.

Никто не ожидал, что Карнилин поведет себя так за¬

пальчиво и вызывающе. Наступила. неловкая пауза.

Дождь за окном перестал, но ветер неустанно гнал тол¬

пы серых туч, сильно напирал в окна, отступал и снова

упруго штурмовал здание.

— Ты, Антоша, не прав, — послышался глуховатый

голос Фомы Прохоровича. — На походе, бывает, идет

солдат в первом ряду, песню запевает, друзей веселит и

вдруг — отстал. А друзья-то не пройдут ведь мимо, оста¬

новятся, спросят — в чем дело, может, ногу натер, может,

заболел. А как же! Без внимания не оставят товарищи-

однокашники. И мы тоже вроде как на походе. Ты от¬

стал, и вот тебя спрашивают: почему, что случилось с

храбрым бойцом, то есть с хорошим рабочим? Они, то¬

варищи-то твои, не осудить тебя призвали, как ты ду¬

маешь, а помочь. А ты на дыбы встаешь!

Антон покорно сел рядом с Гришоней и произнес,

глядя в пол:

— Я и сам не знаю, отчего у меня сегодня все из рук

валилось, честное слово... Голова болит, и вообще... Ду¬

маете, хорошо мне, Фома Прохорович? Вас подвел... Я

себя возненавидел... ¦

Спустя полчаса, идя в душевую, Антон чувствовал,

как в нем, остывая, оседает гнев и медленно затухает до¬

сада.

В душевой, наполненной паром, Фома Прохорович,

растирая ладонью мускулистую грудь, говорил серьезно

и заботливо:

— У нас, Антоша, все — в труде: в нем и правда, и

слава, и все радости наши. Потрудишься хорошо, чест¬

но — и жизнь пойдет гладко; плохо работаешь — и все

невзгоды на тебя наваливаются, точно черви на худосоч¬

ное дерево, и не заметишь, как подточат! Да и от разных

житейских, сердечных там и разных других неудач рабо¬

та — первый лекарь. Я, брат, это давно понял, ты мне

верь. — И, подумав немного, прибавил с сожалением: —

Хотя если сердце защемлено чем, то и работа тоже на ум

не пойдет... Значит, жизнь должна быть крепкой и чи¬

стой со всех сторон.

«Вылечит ли меня этот лекарь?» — мысленно спраши¬

вал себя Антон, вставая под душ. Тонкие теплые струйки

иголочками вонзаются в тело и, смывая грязь и уста¬

лость, приятно текут вниз, щекочут подошвы ног.

Через несколько минут, подняв воротник пальто, Ан¬

тон задумчиво шагал по заводу, мимо лип с ощипанны¬

ми ветром ветвями. Из открытых дверей корпусов выры¬

вался ровный гул; вот из ворот сборочного цеха выкати¬

лась только что сошедшая с конвейера машина, пробе¬

жала по двору и встала в ряд с другими, такими же зе¬

леными, свежими, блестящими.

«Что ж, они, пожалуй, правы, — тоскливо думал Ан¬

тон, идя к проходной.— Раз плохо работал, отвечай —

почему? Ты не керосинку чинишь в своей квартире, а

штампуешь поковки для машин. Все верно. А как они

все смотрели на меня. Жалели... А Олег все усмехался.

Чего это он усмехается все время?.. Хотя на его месте

любой бы засмеялся. Первый кузнец! Эх, пропали у меня

три года зря!.. Сколько бы сделать можно было!.. И Ан¬

типов... Тоже хорош гусь! На словах сочувствовал, а в

душе-то, небось, ликовал, что сорвался я. Хозяином дер¬

жался. Бровь, почесал мизинцем, будто артист... А вечер-

то я ему все же испортил, увез Люсю! — Мысль эта буд¬

то обожгла опять, заставила остановиться, лоб вспо¬

тел. — Лучше бы не увозил. Хоть надежда была бы...

Нет уж, лучше сразу все узнать. Когда не знаешь, страш¬

но. А вот узнал — и еще страшнее. Пусть!..»

Антон смутно ощущал в себе потребность поделиться

с кем-нибудь своим горем. Безводов был занят, Дарьин

расфрантился и отправился, должно быть, на свидание,

а жена сидит дома одна; да к нему и не тянуло: пожа¬

луй, иронизировать, поучать начнет. Имя Дарьина все ча¬

ще повторялось в цехе, на заводских собраниях, в газе¬

тах. Но изо дня в день росли в Антоне настороженность

к нему и неприязнь.

Григпоня убежал на занятия шахматно-шашечной сек¬

ции. Антону не хотелось сидеть в пустой комнате наеди¬

не со своими мыслями, и он, выйдя из проходной, решил:

«Пойду в кино... Сколько картин пропустил. Зайду

домой, переоденусь и уйду».

Он пересек сквер и, подойдя к остановке, прыгнул на

подножку переполненного трамвая.

— Подвигайся! — услышал он сзади знакомый голос.

Поднявшись ступенькой выше, Антон обернулся и уви¬

дел парторга Алексея Кузьмича Фирсонова, ловко веко-,

чившего на ходу.

— Ты что так поздно едешь, Карнилин? — поинтере¬

совался он.

— К Безводову заходил. Прорабатывали, — неохот¬

но улыбаясь, ответил Антон. — Поднимайтесь сюда.

— Ничего, скоро сходить.

Они спрыгнули на остановке, где вокруг высились

многоэтажные заводские дома.

— Прорабатывали, говоришь? — усмехнулся Алексей

Кузьмич, крупно шагая, обходя лужи с рыжими пятнами

отсветов на них; при движении прорезиненный плащ на

нем певуче шелестел. — Я слыхал, неважно работалось

нынче. Отчего это?

Антон начал сбивчиво говорить о печах, о загрузке и

выемке заготовок, а Фирсонов понял, что с парнем тво¬

рится что- то неладное, — это видно было по его отчаян¬

ному взгляду, по порывистым жестам, по напряженному

голосу.

— Зайдем ко мне, — неожиданно предложил Алексей

Кузьмич. И, побеждая стеснительность Антона, по-свой¬

ски взял его под руку. — Идем, идем, посидишь в семье,

чайку попьем.

Со стороны завода вместе с дымными облаками на¬

хлынула осенняя мгла; густая, отсыревшая, она затопила

пространство, и дома, как бы расплывшись в ней, потеря¬

ли свои очертания; вспыхивали клетки окон, заманчиво

напоминая об уюте обжитых гнезд.

В передней они вытерли ноги о дерюжный половичок

у порога, разделись. Вслед за Алексеем Кузьмичом Антон

вошел в небольшую комнату, наполненную теплым полу¬

мраком и приглушенными звуками музыки. В углу на ма¬

леньком столике горела лампа под сиреневым абажуром,

неярко освещая двух женщин, сидящих на диване; од¬

ну из них, Елизавету Дмитриевну, жену Алексея Кузьми¬