Тут ничего смешного нет: надо же марсианской Аэлите как-то жить на Земле? Надо же ей куда-нибудь лечь, как той подбитой подводной лодке? Везде до горизонта крейсеры, линкоры и бронепоезды... Так и норовят!
Федор Федорович все это дело выслушал, накормил, напоил, отпустил грехи, по головке погладил, и стала Аэлита жить у него на раскладном кресле в комнате, а он – на стеганом одеяле в кухне. Никогда еще Федор Федорович не был так счастлив! Все его сокровенные желания исполнялись: Аэлита приехала, Рей Бредбери называл его своим дорогим френдом, Великое Кольцо начинало функционировать. Отправился он в облупленный пустой универмаг, что за неолитическим мусорником, и купил себе пружинистую раскладушку с матрасом, а Аэлите – пустой крокодилообразный кошелек для денег. Вообще, ходил именинником и всем, всем, всем показывал письмо Рея Бредбери – Варваре Степановне из «Продмага», начальствующим соседям, подавальщице в «Iдальне», паспортистке в милиции, куда он пришел хлопотать о постоянной прописке для Аэлиты на своей жилплощади. Так осмелел, что однажды с беззаботным видом прогулялся мимо химзоны и показал фигу охраннику в марсианском треножнике.
Какие-то таинственные и не совсем трезвые незнакомцы останавливали его и спрашивали:
– Батя, как там с жизнью на Марсе?
Федор Федорович степенно объяснял, что американские «Викинги» таковую не обнаружили, но это еще ни о чем не говорит.
Миновало три дня. На почту больше не вызывали и писем не приносили. Никто пока не отвечал – ни Лем, ни Буль, ни братья Стругацкие. Молчали также Азимов, Шекли и Гарри Гаррисон. Значит, пишут...
Федор Федорович умел ждать. Он немного подуспокоился и опять принялся штудировать свои книги, стремясь по ходу вовлечь Аэлиту в сферу интересов Великого Кольца. Почему бы Аэлите, например, не стать его секретаршей?
Но Аэлита лишь зевала и точила когти в ожидании паспортного штампа о прописке и исчезновения фонаря под глазом. Похоже, она в жизни вообще ничего не читала, кроме, разве что, «Колобка», хотя имела солидную репутацию любительницы фантастики. Она больше любила рисовать. Магомет с помощью богохульной помады постепенно превращался в Семена Буденного, Христос – в доброго старосту Калинина, Конфуций – в заурядного пьяницу. К скифским идолам и японским богам Аэлита пока приглядывалась, оставляя их на потом.
Наконец фонарь под глазом сошел, хотя с пропиской дело не двигалось – свое свидетельство о рождении, без которого прописка ну никак невозможна, Аэлита давным-давно потеряла где-то на Марсе. Нужно было восстанавливать метрику по месту рождения, писать запрос тамошним бюрократам, ожидать ответа... Аэлита вздохнула, вынула из малахитовой шкатулки синюю помаду, примерилась и пририсовала скифским истуканам доблестные натуралистические мужские достоинства. Потом покрасила когти зеленым лаком и сказала:
– Пойду. Скучно. Надо починить телевизор.
Вернулась она на следующее утро с тяжелопохмельным телемастером, похожим на Ален Делона, и с новым фонарем, но уже под другим глазом. Мастер дрожащей рукой совал отвертку в нутро телевизора и напевал с одеколонной отрыжкой, едва ворочая языком:
Пьяная, помятая
Пионервожатая -
С кем гуляешь ты теперь,
Шлюха конопатая?
Телевизор в отместку из последних сил ударил телемастера током, а сам сгорел. Валил дым, приезжали пожарные со «скорой помощью»...
– Ален Делон не пьет одеколон, – намекнул Аэлите врач «скорой помощи», увозя телемастера в больницу.
– И говорит по-французски, – согласилась Аэлита.
Все на этот раз обошлось, хотя Федор Федорович заплатил пожарникам штраф и очень испугался за книги:
– Один пожар, и все сгорит!
Отправился он на сахарный завод в отдел кадров договариваться об устройстве Аэлиты на работу в режимный цех по переработке сахара в сладкий спирт, а заодно обменял у тамошнего противопожарного дружинника свой запасной экземпляр «Полыхающей пустоты» на такой же пустой красивый красный огнетушитель. Дружинник, которому красный спирт давно поперек горла стоял, обещал заправить огнетушитель потом, а «Полыхающую пустоту» после ухода Федора Федоровича обменял в свою очередь в «Продмаге» у Варвары Степановны за бутылку нормальной государственной водки, которую, с предвкушением раскупорив в обеденный перерыв, с проклятьями разбил о стену, потому что в бутылке оказалась обыкновенная водопроводная вода...
И такое бывает. И Варвара Степановна не виновата... И некому жаловаться... И никто не виноват. И справедливость соблюдена: полыхающая пустота взамен на пустой огнетушитель и на пустую бутылку. Так на так.
И насчет Аэлитиной работы в качестве кладовщицы в режимном цехе пока ничего не получилось – в сахарном отделе кадров с нее тоже потребовали постоянную прописку. А метрика, как уже говорилось, на Марсе. А туда – как пешком до Крайнего Севера.
Вот. Зато в отделе кадров предложили работу самому Федору Федоровичу из уважения к его майорскому прошлому – начальником штаба гражданской обороны сахарного завода.
– Отбиваться от НЛО, что ли? – вполне серьезно спросил Федор Федорович.
В отделе кадров обиделись и сняли вопрос с повестки дня.
Вскоре по Райцентру поползли зловещие слухи о том, что Федор Федорович получает письма от какого-то «еврея Бредбери» и, похоже, собирается в скором будущем сваливать за бугор. И все, все, все стали писать на него жалобы и доносы: и какую-то приблудную шлюху по имени стирального порошка приютил, и огнетушитель зачем-то приволок, и газом в квартире пахнет – того и гляди, Дом на набережной взорвет. Даже Варвара Степановна в «Продмаге» ворчала:
– Старый черт, из-за него вся водка скисла!
И даже молоденькие охранники из химзоны подали по начальству рапорт: мол, бродит тут какой-то старый козел и дули показывает. Ну, прямо человек-невидимка! Не провокатор ли?
Понятно, дошли эти слухи и жалобы до «куда нужно». Начали его посещать представители разных организаций. Раньше они на Федора Федоровича плевать хотели с расстояния пушечного выстрела, а сейчас пошли косяком...
«Гражданин Попов-Кулибин? Эф-Эф? Великий русский изобретатель? Водоканализация... Что тут у вас с Кольцом? Трубы не текут? Один живете? На здоровье не жалуетесь? И слава Богу. Распишитесь, что озверели в получении инструкции... То есть, ознакомлены в получении... Или как-то не так, ч-черт... Распишитесь напротив галочки».
Проверяли паспортную дисциплину, гоняли на флюорографию, заглядывали в унитаз, интересовались газовой плитой, хотя никогда еще в своей древней истории Мамонтовка не была газифицирована, газом тут и не пахло, потому что главная труба из Тюменской области огибала город без ответвления прямиком в Румынию, где своего газа девать некуда.
– Чертовщина и фантасмагория!.. – удивлялся Федор Федорович, который газовую плиту отродясь не видывал.
И так каждый день – то водоканализация, то санэпидемстанция, то повестка из военкомата...
В военкомате при уточнении служебной анкеты как бы между прочим спросили: не собирается ли Федор Федорович уезжать куда-нибудь в дальние края?
– В ближайшем будущем? – задумался он.
– Ну, пусть в ближайшем.
– В мае собираюсь на слет в Зауральск, – вспомнил Федор Федорович.
– Зачем в такую даль?
Федору Федоровичу только того и надобно! Он вскочил в седло на подставленную лошадь и погнал аллюром свои бредни о нуль-транспортировке, о Великом Кольце и об Рее Бредбери...
– Стоп, стоп, стоп, стоп, стоп!.. А это еще кто такой? – насторожились в военкомате.
Федор Федорович вошел в галоп:
– Да как же так!?.. Бескультурье!.. Да это же!.. Прогрессивный!.. Выдающийся писатель-фантаст!.. Американский!.. Бывшие наши союзники!
В общем, не знали как от него отделаться. Вручили очередную юбилейную открытку об освобождении Кенигсберга и даже забыли поинтересоваться, не собирается ли Федор Федорович уезжать куда-нибудь в отдаленном будущем?
