«Вы что, кулаком сваи забивали?.. - хмыкнул врач, разглядывая рентгеновский снимок. – Да у вас тут трещина на трещине…»

…Он ничего не стал отвечать. А что можно сказать, если и сам не знаешь ответов на свои вопросы. Разве кому-нибудь расскажешь, какой ад творится в душе, если там идёт постоянная, круглосуточная борьба любви с ненавистью, и признаков победы не видать – ни одной из них… Что мог сказать он своей матери, которая испуганно ахнула, увидев руку сына, облачённую в гипсовую броню?.. Что этой самой рукой он пытался убить одну из двух противниц, так нелепо поселившихся бок о бок в его оскорблённом сердце?.. И что он до сих пор он так и не смог понять – какую именно…

Жгучая, всё пожирающая ненависть к предавшей его жене никак не могла справиться с проклятым чувством, презираемым всей глубиной его души… чувством, которого он теперь стыдился и боялся одновременно, и имя которому было одно на все времена: любовь…

Днём он вынашивал и воплощал в жизнь планы мести, а ночью не мог избавиться от тяжёлых сновидений – в них неизменно была Татьяна, единственная женщина в его жизни, которую он любил по-настоящему… Он мстил, но облегчения не приходило, и даже попытки утешиться чужими объятиями не приносили никакого удовольствия.

…Узнав об исчезновении Тани, он не мог понять своего состояния… вот же оно – возмездие, каким бы не оказалось на самом деле, а ведь – свершилось!.. А эта щемящая, волчья тоска – она лишь отголосок его бессонных, тягучих ночей, и скоро от неё не останется и следа…

…Его ночная борьба себя с собой закончилась разбитой столешницей, обездвиженной кистью и организацией розыска пропавшей Татьяны. Объявления в прессе, а так же по местным новостным каналам, опросы населения, прочёсывание территории не давали никаких результатов, но неожиданный звонок из другого города прояснил ситуацию. Звонил мужчина, случайно увидевший телевизионное объявление и узнавший в разыскиваемой женщине свою пассажирку – около десяти дней назад он приезжал в областной город к родственникам, и, возвращаясь, подобрал попутчицу. По дороге женщина ничего о себе не рассказывала, но интересовалась действующим женским монастырём, расположенным в окрестностях городка, в который они держали путь…

С помощью местного отделения милиции удалось установить, что Татьяна, действительно, находится в стенах монастыря. Связавшемуся с ней следователю она подтвердила, что приехала сюда добровольно, и что домой возвращаться не собирается.

Вероника Григорьевна умоляла Олега отвезти её к Тане… она надеялась уговорить бывшую невестку вернуться домой, но тот ответил категорическим отказом…

«Это её выбор, мама, - отрезал тогда Олег. – Она жива, здорова, так что успокойся. Я сделал всё, что мог…»

Вечером того же дня он снова пил коньяк, но бить столешницу уже не стал – не было желания, к тому же кисть под гипсом ужасно болела…

Сердобольная Вероника нет-нет, да возвращалась к этой теме, поэтому и сегодня, приехав к ней в гости, Олег был готов к подобному разговору.

- Заживёт рука, не волнуйся, мама… - перехватив её взгляд, Олег слегка пошевелил пальцами. – Врач обещает, что когда-нибудь восстановится…

- Я ведь за твоё здоровье волнуюсь…

- А я – за твоё… - Олег внимательно посмотрел матери в лицо – переживания последних лет отпечатались на нём скорбными морщинками. – Ты собираешься перебираться ко мне?

- Нет, сынок… - Вероника Григорьевна покачала головой. – К тебе я не пойду… Не хочу обременять.

- Ну, опять двадцать пять… - Дзюба хлопнул здоровой ладонью по колену. – Не будешь ты меня обременять! Наоборот, я хоть волноваться за тебя не буду.

- Ну, что ж за меня волноваться… Я с Мишей…

- Мишка через пару месяцев в казарме уже будет жить… - Олег недовольно покрутил головой. – Говорил же ему… иди на юрфак, зачем тебе эта школа милиции…

- Он хочет, как дедушка… - Вероника заступилась за внука. – У него будут увольнительные…

- Пару раз в неделю? – Дзюба хмыкнул. – А в остальные дни?.. Мама, пойми, я не могу приезжать к тебе ежедневно… У меня – гора дел, процесс за процессом, я и дома-то только к ночи появляюсь.

- Тем более, - мать смотрела на него грустно и ласково одновременно, и от этого взгляда ему становилось только тяжелее. – У тебя своего невпроворот… Пусть лучше мальчики приезжают после школы ко мне. Во дворе погуляют, с другими детьми пообщаются… Что ты их как в темнице держишь?.. Школа – дом… дом – школа… Ни друзей, ни уличных игр, машина и та с чёрными стёклами, они ж света белого у тебя не видят… И нянька у них – такая гадкая…

- Не забывай, чьи они дети, - Олег нахмурился – мать невольно наступила на его самую больную мозоль. – Им нельзя вот так, как другим, запросто ходить по улице. Они – в группе риска, мама. Так что, решайся, чтобы у меня ещё и за тебя голова не болела.

- Не поеду, сынок… Не обижайся… Не хочу, чтобы эта… твоя… ещё и меня со свету сживала, - говоря о гувернантке внуков, Вероника Григорьевна горестно сдвинула брови. – И где ты её только нашёл?!

- Её не будет, я обещаю. Как только ты переедешь ко мне, я её уволю.

Понимая, что исчерпан последний аргумент, мать на какое-то время замолчала. Наконец, подняв на сына взгляд, произнесла как-то жалобно:

- Если ты боишься за меня, то зря… Ко мне Аля будет приходить…

- Аля… - скептически усмехнувшись, Дзюба забарабанил пальцами левой руки по столу. – У твоей Али очередной запойный период…

- Ты её не осуждай… - мать заговорила тише. – Несчастная она…

- Она знала, чем эта её «любовь» закончится.

- Так сердцу не прикажешь…

- Сердце… Она хоть знает, что такое – сердце?.. Ты про неё даже не вспоминай. Как только Мишка отправится на учёбу, ты переезжаешь ко мне. Других вариантов нет.

- Вариант есть… - Вероника Григорьевна сложила руки домиком на груди и подняла на сына умоляющий взгляд.- Олежек… Привези мне Таню?..

- Что?!

- Ну, какая из неё монахиня… Она же туда от отчаяния пошла, а не из-за веры. Плохо ей там, сердцем чую… Привези, сынок?..

- Мама… - едва сдерживаясь, чтобы не заорать, Олег стиснул зубы. – Чтобы я больше таких разговоров не слышал. Нету никакой Тани… И не было…

- Ну, тогда я сама за ней поеду. Не чужая она мне… что хотите со мной делайте… А – не чужая.

***

Тёплый июньский дождик, барабанивший всю ночь по крыше автомобиля, прекратился – тучи, так плотно окутавшие всё небо, вдруг рассеялись, обнажив бледно-голубую основу, по восточному краю плавно переходящую в розоватую канву, с каждой минутой поднимающуюся всё выше и выше…

…Приоткрыв дверцу своего внедорожника, Олег сидел, откинувшись на подголовник и закрыв глаза… Густой травяной аромат врывался в дорогой салон с каждым порывом летнего ветерка, заполняя всё пространство автомобиля. Казалось, что вот так можно сидеть бесконечно – вдыхая свежий рассветный воздух и наслаждаясь утренней прохладой, идущей от старых монастырских стен.

Он нарочно выехал из дома ночью, чтобы приехать на место рано утром. Он знал, что ему нужно ещё немного времени, чтобы окончательно утвердиться в своём решении…

Впрочем, это могло быть лишним… о том, что это самое решение принято им окончательно и бесповоротно, говорили цифры на спидометре – он даже боялся смотреть на них, когда мчался по ночной трассе… Этому решению не помешала даже всё ещё не поправившаяся кисть – пальцы шевелились уже веселее, но всё ещё с трудом держали предметы, поэтому рулить приходилось на свой страх и риск, практически одной рукой…

Что послужило толчком… печальные глаза тоскующих по маме сыновей?.. Неустанные мольбы его собственной матери?.. Или звонок настоятельницы монастыря – неожиданный, сделанный вопреки всем канонам…