Вот здесь на меня и накатило. Во что я вляпался, когда позволил жадности возобладать над благоразумностью? В моих руках настоящий клад. Сокровище подороже многих. Из-за него меня найдут и порежут на мелкие ленты живьем.

Да и сам погибший более чем странный – новый камуфляж, оружие. Кстати… обоймы для автомата есть, а вот самого оружия на трупе не было. Только пистолет. Отсутствовал не только автомат. Я не обнаружил самого главного – фляги с водой. Пустыня с жадностью вытягивает влагу из человеческого тела и ни один разумный человек не рискнет отправиться в далекий переход без запасов воды. Погибший местным не был – тут я был уверен полностью. Белая чистая кожа практически без признаков загара, темно-русые не выгоревшие от палящего солнца волосы…. Таких у нас не водилось.

Я торопливо покидал все вещи обратно в рюкзак и засунул его под кровать. Туда же отправились окровавленные тряпки и обувь, предварительно завернутые в чистый пакет – как вернусь, займусь чисткой. А пока надо дойти до ТЦ и послушать, что люди говорят. Стрельба из огнестрелов не могла пройти незамеченной для местных жителей. Может разузнаю чего интересного и воды заодно прикуплю.

Вот только сначала прошвырнусь по близлежащей округе, чтобы не приходить на толкучку с пустыми руками. Воды во флягу просто так не нальют, а на обмен у меня ничего нет. Предлагать вещи мертвеца я точно не собирался. Умом еще не тронулся. У меня, конечно, было заныкано несколько интересных предметов для обмена, но зачем трогать припасенное на черный день, если можно пробежаться по пустыне? Как говаривал Тимофеич – волка ноги кормят.

Сборы не заняли много времени. Вскоре я размеренно шагал прочь от убежища, направляясь к виднеющейся чуть поодаль песчаной горе, чья вершина увенчана поблескивающим издали металлом. Некогда там стоял памятник – тем самым геологам, что обнаружили в сердце пустыни залежи золота и урана. В те далекие социалистические времена над внешним видом памятника никто не стал особо заморачиваться, и высекать из камня подобающие случаю скульптурные композиции – просто-напросто взгромоздили на гору списанный грузовик, с высоченной буровой вышкой вместо кузова. Все это дело покрасили серебрянкой, и памятник был готов. После войны за памятником никто не следил, он медленно ржавел и разваливался на части. Серебрянка оказалась неожиданно стойкой и все еще держалась в некоторых местах, сверкая под лучами солнца. На тыльной стороне высокой бетонной площадки до сих пор виднелась памятная надпись. Ее смысл я понял благодаря помощи Тимофеича. Многие буквы бесследно исчезли, но кое-что все еще можно было прочесть: «В честь геоло. ов по. оживших нача. о промышлен. ого освоения…».

Сейчас на вершине располагался наблюдательный пост – за горой разлеглась узкая и длинная долина, по ней пробегала разбитая асфальтовая дорога, служившая официальной границей. По ту сторону дороги лежали бывшие дачи, теперь захваченные мутами и превращенные в их поселение. Обычному человеку туда лучше не соваться. Сожрут за милую душу. К «чистым» там относятся, мягко говоря, с большой нелюбовью. И это чувство взаимно. Поэтому сидящие на горе наблюдатели нет-нет да посматривают в сторону дачного поселка. Давно ходят слухи, что внешние муты собираются наведаться в гости. И отнюдь не с дарами.

Выйдя на вытоптанную в песке тропинку, я пересек ее и, увязая в горячем песке по щиколотку, начал взбираться вверх по слону бархана. Едва поднялся и сразу же засек несколько тощих, укутанных в грязное тряпье фигурок, бредущих по тропинке и старательно осматривающихся.

Конкуренты, блин.

Так же как и я на охоту за тюльпанами и ящерицами вышли. Вот только им ничего не светит – по тропинке идти, конечно, легче, но добычи там нет. Взглянув на горе добытчиков презрительным взглядом, я хотел сплюнуть, но вовремя одумался и сглотнул вязкую слюну. Фляга пуста, а мне еще как минимум пару часов по пустыне бегать. Не стоит тратить драгоценную влагу на выражение эмоций.

Стоя на пологом песчаном холме расфокусированным взглядом оглядел ближайшую местность и наткнулся взглядом на ярко-красное пятно, резко выделяющееся на желто-сером фоне песка. Вот это дело.

Шустро перебирая ногами, скатился вниз и поспешил к одинокому цветку. Место тут людное, хлебалом щелкать не след – по негласному закону, кто первым успел, того и добыча. Опустившись на колени рядом с цветком, снял с пояса остро отточенную саперную лопатку, вонзил ее в землю на всю длину лезвия, поддел и выворотил целый ком земли. Осторожно раздробил его пальцами и у меня в ладони оказался полностью выкопанный тюльпан с неповрежденной луковицей бурого цвета. Хорошая такая луковичка, крупная. Бережно уложив цветок в рюкзак, затянул веревку на горловине. Поднял с песка лопатку, глянул на лезвие, словно собираясь отряхнуть с него налипшую землю и, перехватив ее в метательный хват, крутнулся на пятках, занося руку для броска. Стоявшие у меня за спиной не ожидали такого финта и с нечленораздельными воплями шарахнулись в сторону.

– Битум, стой! Стой! Это же мы! Ты чего?!

С трудом удержав руку, я вгляделся в грязные и обросшие густой щетиной лица. Опознал и грязно выругавшись, всадил лопатку в петлю на поясе. Федька и Джамшид, неразлучная парочка любителей дурман-травы. Худющие, трясущиеся в непрестанной дрожи, несмотря на палящие лучи солнца. Вот значит, кого я видел на тропинке.

– Дебилы! Мать вашу так! – буркнул я, еще не до конца успокоившись – Нельзя к человеку со спины подходить! От дури мозги совсем сплавились? Смерти хотите?

– Битум, да ты чего? Чего ругаешься-то? – забубнил Федька, вытягивая перед собой пустые ладони – Че такой нервный?

– Ошиблися мы – оскалился Джамшид, показывая гнилые зубы с зеленым налетом от насвая – Не бижайся сильно так, начальника.

– Начальники тридцать лет назад вымерли – чуть более миролюбиво фыркнул я – Не делайте так больше! Надо подойти – окрикните издалека, а потом уже подходите, и руки на виду держать не забывайте. Поняли?

– Поняли, Битум, мы вообще понятливые – закивал Федька и, пошарив внутри своего тряпья, протянул мне свернутый пакетик из полиэтилена – Возьми, друг, закинься насвайчиком! Хороший очень!

– Не – поспешно отказался я, с опаской глядя на грязный пакет – Сами свою дурь хавайте. Небось намешали туда чего ни попадя.

– Как знаешь, Битум – философски пожал плечами Федька, проворно насыпая на ладонь щепотку насвая – Сами делали. Табак, чуток солененькой золы саксаула, кропаль извести…

– И дурман-трава – с насмешкой продолжил я – Что я вас не знаю что ли? Ладно, некогда мне болтать. Чего хотели?

– Позрать бы цего – бесхитростно признался Федор, едва двигая оттопырившейся нижней губой, у него под языком примостилась очередная порция насвая.

– Да! Зрать кочется! – поддержал напарника Джамшид, умильно заглядывая мне в глаза.

– А я тут причем? – деланно удивился я, поглядывая по сторонам – Кушайте, конечно. Я вам вроде не запрещал.

Услышав мои слова, оба доходяги зашлись в булькающем смехе, будто услышали самую лучшую шутку в жизни.

Утирая стекающую по подбородку зеленую струйку, Федька, все еще смеясь, выдавил:

– Не запрещал. Вот только жрать нечего. Совсем нечего.

– Нечего! – радостно заухмылялся плохо знающий русский Джамшид, исправляющий недостаток познаний при помощи мимики.

– Короче, от меня-то что хотите? – начал я злиться – Кормить вас не собираюсь.

– Нет, Битум, нет – замахал руками Федька, взявший на себя все тяготы переговоров – Хотим половину добычи! Только половину, друг! Ты убиваешь, а потом делим все по честняку. Мы тебя уважаем, дружбан!

– Какой добычи? – поневоле заинтересовался я. Похоже, наркоты наткнулись на что-то интересное, но не могут справиться самостоятельно.

– Ты согласен? – с подозрением переспросил Федька – Пополам?

– Ладно, пополам – нехотя кивнул я – Если возьмусь. Что там у вас?

– Ящерица! Большой ящерица! – встрял Джамшид, широко разводя ладони в стороны – Большой, большой!