Вдруг внизу раздались оглушительный грохот, звон и пронзительные вопли хозяина. Мне даже на секунду показалось, что его проткнули вертелом, так истошно он вопил… Может, разбойники?

Втиснулся в ботфорты и, прихватив эспаду, слетел вниз, готовый спасать хозяина и расчленять злоумышленников…

Но увидел следующую картину.

Разбойников не было…

Хозяина никто вертелом не протыкал и вообще никаких увечий не наносил.

На полу в кухне валялся перевернутый шкаф и гора посуды.

Почтенный мэтр Эммануил, красный как рак, носился по кухне с присно упомянутым вертелом за щуплым чумазым пареньком. Мальчишка проявлял чудеса изворотливости и выскальзывал из рук мэтра как угорь. Хозяин же попыток не оставлял и, впустую полосуя воздух железякой, завывал как сирена.

Я пожалел, что со мной нет аркебузы. Бабахнул бы в потолок в лучших разбойничьих традициях – и конец суматохе. Правда, возможен инфаркт у хозяина, но это уже ерунда.

Легонько постучал кончиком эспады по медному котлу.

Ноль эффекта. Вопли и топот заглушали все звуки. Меня никто не собирался замечать.

Немного разозлился, спихнул котел со стола на пол и рявкнул громче медного звона:

– Achtung! Tudit naperekosyak!.. Мэтр Эммануил, объяснитесь, что здесь творится?

Паренек заметил меня первым и, мигом сориентировавшись, юркнул ко мне за спину.

Хозяин по инерции кинулся за ним и чуть не наткнулся на кончик эспады.

– Я еще раз спрашиваю: что здесь творится, мэтр? – пришлось повысить голос.

– Он… он… – Хозяин, пыхтя как паровоз и задыхаясь, не мог вымолвить ни словечка.

– Мэтр, успокойтесь, – пришлось смягчить тон. – В любом случае он от вас никуда не денется.

Паренек, услышав эти слова, испуганно пискнул и забился в угол.

Мэтр отдышался и выпалил:

– Это исчадие ада, ваша милость, опрокинуло мой шкаф с посудой, испортило баранью тушу, залило новую скатерть вином, уронило перечницу в суп и…

– Это не я… – пискнул паренек.

– А кто?! – взвыл хозяин. – Взял на свою голову, погубит меня когда-нибудь моя же доброта. Убью, не пожалею, возьму грех на душу…

– Тихо, тихо… Кто он такой?

– Работник мой. Пожалел на свою голову сироту. Мне нужен был слуга, а тут он из Арманьяка с беженцами пришел, говорит – сирота. Нешто я без сердца. Обогрел, приютил…

– …обобрал… – продолжил я за хозяина.

– Что? – Мэтр в недоумении выпучил глаза.

– Не обращайте внимания, мэтр. Ну и что вы собрались с ним делать? Убить? – поинтересовался я. – Ваш вертел вполне для этого подойдет. Только надо бить в живот прямым уколом. Тогда вы проткнете желудок, и мальчишка будет помирать долго и мучительно.

– Н-не надо! – Мальчишка попытался сбежать, но я его успел поймать за шиворот.

– Н-нет… – Мэтр испуганно уронил вертел на пол и в смущении спрятал руки за спину.

– Как тебя зовут, маленький негодник? – Я легонько встряхнул паренька.

– Франсуа… Франсуа, Франсуа меня зовут, в-ваша… м-милость. – У парнишки зуб на зуб не попадал от страха.

– Ну, и что с тобой делать?

– П-поймите… П-простите…

– Сколько тебе лет?

– Ч-четырнадцатый на Рождество п-пойдет…

– А не скажешь! – подивился я.

Мальчишка показался щупленьким и худющим. Вот что с ним делать? Выгонит его на улицу хозяин, как пить дать… Или пришибет. Много ли ему надо? В чем только душа держится…

– С лошадьми обращаться умеешь?

– Да, ваша милость… С малолетства…

– М-да… Мэтр Эммануил, что вы с ним собрались сделать, без шуток?

– Не знаю! – Кабатчик уже успокоился, но все равно пыхтел от злости. – Выгнать бы его, но я успел вложить в него деньги…

– Сколько?

– Опять же одежда… передник… колпак…

– Сколько?

– Пять… пятнадцать денье! – выпалил метр.

– Короче, получишь семь денье, и я его забираю себе в слуги.

– А ущерб? – взвыл хозяин.

– Тогда оставляй его себе, но мы закупимся провизией в дорогу на стороне, – равнодушно бросил я мэтру и подтолкнул мальчишку в его сторону.

– Договорились, – поспешно заявил хозяин гостиницы.

– Вот и ладно. Франсуа, будешь служить нам? – поинтересовался я у мальчика.

– Буду, ваша милость! – Парень изобразил что-то вроде поклона вместе с реверансом и, покачнувшись, чуть не упал.

Экое он все-таки несчастье… Чувствую, пожалею я о своем решении… Хотя без слуги уже никак не обойтись… Или пажом его сделать… Нет, пока – в слуги.

– Вот и хорошо. Нанимаю тебя в слуги. Жалованье положу достойное. Но есть одно условие!

– Какое, ваша милость? – Паренек настороженно на меня уставился.

– Вымыться! До скрипа! Переодеться в чистое. И быть таким всегда. Иначе я тебя повешу на первом же суку! – грозно зарычал я на паренька.

– Я его отдраю как медный таз. Блестеть будет, – поспешил меня заверить хозяин гостиницы, боясь, что сделка сорвется.

– Н-не надо! Я сам, – возмущенно пискнул мальчишка. – Обязуюсь.

– Вот и хорошо. Есть во что достойное у тебя переодеться?

– Есть, – живо заверил он меня. – Чай, не сервом был. Верхняя одежда есть и две смены белья.

– Хорошо. Сейчас вернется мой эскудеро. Пойдешь с ним на рынок, и выберете облачение моих цветов. Для тебя. Парадное. Все, свободен, бегом марш мыться, а вас, мэтр, попрошу ко мне. Поговорим о провизии.

В результате деловой беседы хозяин обязался поставить мне трех гусей копченых, два окорока оленьих и один свиной, все разного копчения, половину большого круга твердого овечьего сыра от горных басков (уверял, пройдоха, что хранится долго) и по маленькому кругу сыров одижье и бри, масла оливкового глиняную бутыль, топленого коровьего низкую крынку. Сушеного гороха, бобов, дробленой пшеничной крупы в насыпку и мешочек грубой муки. Конечно же вязанку полюбившихся мне копченых угрей и напоследок три больших каравая хлеба. Ах да… совсем забыл. Еще три примерно пятилитровых меха с вином из винограда Финь-Шампань и десятилитровый овальный бочонок с яблочным сидром. Бочонок у нас с собой был – подарок из доминиканского приюта, так что платить пришлось только за сидр.

Ударили по рукам, но я быстро сбил все довольство с хозяина, заявив, что окончательный расчет с ним проведет шотландец, предварительно согласовав цены. Уж этот цену собьет наполовину, если не меньше.

Когда мэтр Эммануил накрыл стол, вернулся Тук, красный и довольный, заявив, что весь фураж он прикупил по сходной цене.

Только сели обедать, как нарисовался Франсуа. Чистый, переодетый и с тощим узелком в руках.

С первого взгляда он мне показался страшненьким, что и зачлось в совокупность моей жалости к нему. Но сейчас он предстал в совсем другом виде. Так же, как и прежде, он казался довольно тщедушным, но стройным, с отличной осанкой. Теперь же проявились правильные черты лица, легкая скуластость и смуглость кожи, рот с пухлыми, но красивыми губами. И слегка вьющиеся кудри до плеч цвета воронова крыла. М-да… Красавчег, однако. Такого в девчонку нарядить – никто и не заметит подмены. Щуплый вот только… Не знаю, как с конями будет справляться… Ладно! Откормлю! Все равно уже не выгонишь.

Парень переоделся в потертую короткую, но чистую курточку. И, к моему удивлению, в шоссы с пуфами. Где он их раздобыл, интересно, явно не по сословию одежка. Правда, все одноцветное и изрядно потрепанное. И на ногах были раздолбанные и расползшиеся сапожки…

– Это Франсуа, наш новый слуга, – представил я его Туку. – Просил – вот, получай.

– Чё-то он дохлый какой-то… – с сомнением буркнул шотландец.

– Я сильный! – гордо заявил парень и отчего-то покраснел.

– Это дамуазо[108] Уильям Логан, мой эскудеро. Поступаешь в его полное распоряжение, – проигнорировал я ворчание Тука и бахвальство пацана. – А тебе, дамуазо, придется после обеда сходить с ним на рынок и подобрать какую-никакую кольчужку с кинжалом и еще одежонку темно-синего цвета, как парадную. Но в рамках, без роскошества. Ну, сам знаешь…