Новая вспышка.

Ещё одна.

И ещё!

Лили и Северус снова были вместе.

Ни вражда факультетов, ни собственные глупые страхи и обиды не смогли разлучить их.

Эпилог

Новая вспышка.

Ещё одна.

И ещё!

Повсюду разливалось пламя. Земля обратилась в ад. Из него не выбраться.

– Быстрее, Драко, – зарычал Снейп. – Давай быстрее! Уходи!

Холодный ветер разрывал легкие.

Снейп не верил в Бога, но сейчас в душе он молился. Пусть ему не придётся смотреть в зелёные глаза. Смилуйся на ним Тот, Кого В Мире Нет. Смилуйся единственный раз. Пожалуйста!

Наперерез, надрывно вопя, словно взбесившаяся баньши, вылетел Хагрид, преграждая путь к отступлению.

Тот, Кого, Кого В Мире Нет, не услышал Северуса.

Теперь зельевара с Гарри Поттером разделяло не больше двадцати футов. Лицо парня исказилось ненавистью, покрылось густым слоем копоти и крови.

– Круци…

Машинально отбив проклятие, Снейп сбил ученика с ног.

– Круци…! – не унимался Гарри.

Какой ирония – ничего не взять от своей обворожительной матери, даже от бахвала папеньки – ничего. Зануда, словно опившийся уксуса – истинный продукт воспитания Петунии Дарси.

– Непоправимые проклятия не для тебя, Поттер, – цедит Северус. – Тебе не хватит не силы, не умения.

– Сражайся со мной! – орал Гарри. – Сражайся, трус!

Каждое слово зельевара сочилось ядом:

– Ты называешь трусом меня, Поттер? Твой папаша… он нападал на меня не иначе, как вчетвером. Кстати, как бы ты назвал того, кто был столь самоуверен и беспечен, что даже не успел поднять палочку, когда пришли убивать его жену и ребёнка?

Кому он это говорит? Его не слышат. Единственное, что осознаёт сейчас Гарри – желание убивать, уничтожать, рвать на части. Костоломная машина, идеальное орудие для убийства, вот что представляет собой этот мальчик.

Будь проклят Дамблдор сотворивший из сына Солнечной Златовласки монстра.

А может быть это вовсе не Гарри? Может быть это призрак Лили, которую Снейп тщетно призывал столько лет, живёт в сыне и ненавидит его, ненавидит, ненавидит.

НенавидитНенавидитНенавидитНенавидит…

За предательство, малодушие, трусость. За убийство. За одиночество и страшную участь, выпавшую её единственному ребёнку.

– Я буду останавливать тебя снова, снова и снова, – взвыл Снейп, чувствуя, что вот–вот сойдет с ума. – Снова и снова, снова и снова. Пока не научишься держать рот на замке, а мысли при себе, Поттер…

«Мы будет жить долго и счастливо… Мы умрем в один день... Ты забудешь ради любви ко мне свою страсть к Малфою, к Темным Силам, забудешь свои дерзновенные планы покорить это мир, ни капельку в господах не нуждающегося…».

Рука непроизвольно потянулась к мальчику…

Гарри, упрямая скотина, не думал угомоняться. В глазах горело только одно желание: убить!

– Сектусемп…

Отразив новый удар, Снейп сорвался на крик. В конце концов, он тоже не из стали.

– Ты не осмелишься обратить против меня моё собственное проклятие, Поттер! Хочешь взять меня моим же собственным изобретением, как твой мерзкий папаша? Не выйдет.

– Так убей меня!

«Боже, Лили! Ну почему ты не родила дочь! Красивую куколку, ради которой было бы не так жалко класть собственную жизнь на плаху. Как же достало подобие гавнюка Джеймса!»

– Убей меня, как убил Дамблдора, трус!

Что это щенок знает о храбрости? Северус живет в аду, распятый между памятью и мечтой об отмщении.

– Не смей называть меня трусом, Поттер.

Хлестанув палочкой по воздуху, Северус отвесил мальчишке магическую оплеуху.

Он позволил себе это маленькое удовольствие перед тем, как скрыться за барьером.

***

Северус столько лет шёл навстречу смерти, что научился не страшиться боли. Он мало чего боялся. Но что, если там, за Гранью, Лили встретит его такой же обжигающей ненавистью, с какой здесь провожает её сын?

Опустив руку в карман мантии, Северус достал единственную вещь, захваченную с собой из директорского кабинета. То единственное, что многие годы вызывало в нем вожделение и желание обладания – маленькое зачарованное карманное зеркальце.

Волосы маленькой девочки были цвета опавшей листвы – червленое золото. Овальное лицо с правильными чертами. Высокий лоб, нежные скулы; большие выразительные глаза, прозрачно, а не ярко–зелёные, как у её сына, Гарри. Длинные пушистые ресницы, густые брови, живая, яркая, полная огня и лукавства улыбка.

Девочка в зеркале все оборачивалась и оборачивалась. Улыбалась кокетливой, лукавой, насмешливой улыбкой, полной надежды и огня. Взлетали волосы, глаза сияли, словно в предвкушении чего–то необычного, волшебного, не такого, как у всех…

P . S .

Уж сколько их упало в эту бездну,

Разверзтую вдали?

Настанет день, когда и я исчезну

С поверхности земли.

Застынет все, что пело и боролось,

Сияло и рвалось.

И зелень глаз моих, и нежный голос,

И золото волос.

И будет жизнь с ее насущным хлебом,

С забывчивостью дня.

И будет все – как будто бы под небом

И не было меня!

Изменчивой, как дети, в каждой мине,

И так недолго злой,

Любившей час, когда дрова в камине

Становятся золой.

Виолончель. И кавалькады в чаще.

И колокол в селе...

– Меня, такой живой и настоящей

На ласковой земле.

К вам всем! – что мне, ни в чем не знавшей меры,

Чужие и свои? –

Я обращаюсь с требованьем веры!

И с просьбой о любви...

И день, и ночь; и письменно, и устно;

За правду «да» и «нет»,

За то, что мне так часто – слишком грустно, –

И только двадцать лет,

За то, что мне прямая неизбежность –

Прощение обид,

За всю мою безудержную нежность

И слишком гордый вид,

За быстроту стремительных событий,

За правду, за игру,

– Послушайте!

Еще меня любите

За то, что я умру…

/Марина Цветаева/