– Берти, привет! А что ты здесь делаешь?

Я резко обернулся, мощно приложившись затылком о поднятую оконную раму. Передо мной была Джорджиана Мидоус в легком летнем платье с рисунком из лиловых цветочков, еще больше обычного похожая на оживший рисунок небесного художника.

– Я, э-э… Я тут просто… книгу, знаешь ли, взял почитать…

Вновь раздался такой знакомый звук ручейка, резво журчащего по струнам арфы. Несомненно, в любое другое время я был бы счастлив его услышать.

– Не могу сейчас объяснить… – продолжил я бессвязный лепет. – Нужно помочь приятелю. Благое дело, честное слово!

– А я и не знала, что ты в Дорсете. Отчего не позвонил?

– А какой смысл, если все вот так сложилось? – Тут я вспомнил о правилах приличия. – Черт возьми, Джорджиана, страшно рад тебя видеть! Как дела, старушка?

Не без труда я переступил оконную раму, собравшись чмокнуть Джорджиану в щечку, но, увы, зацепился носком ботинка за подоконник и со всего маху врезался в бедняжку, причем Берк и Дебретт полетели в разные стороны.

Мы встали, отряхнулись, я извинился за то, что налетел на нее, точно нападающий в матче по регби.

– Ничего страшного, Берти. По крайней мере, на этот раз ты не сбил меня с ног.

– Это точно. Ладно, я пошел. Надо книжками заняться…

Тут Джорджиана повела себя очень странно. Она заперла дверь библиотеки.

– Не хочу, чтобы сэр Генри вдруг зашел. Берти, по-моему, ты ввязался в какую-то темную историю. Может, расскажешь?

– Лучше не надо, Джорджи. Мне правда пора бежать.

Карие глаза обратили на меня свое сияние в тысячу ватт, и у меня подогнулись колени. На ее губах заиграла улыбка, разом осветив всю физиономию, словно восход солнца, заснятый в замедленном режиме.

– И часто ты попадаешься на краже со взломом в загородных домах, куда тебя не приглашали?

Последовала короткая пауза. Я пытался осмыслить слова Джорджианы.

– Не очень часто, – сказал я наконец. Хотел этим и ограничиться, но мы, Вустеры, поборники правды. – Хотя случалось. Есть у меня такое свойство – влипать в разные истории.

– И больше ты ничего не скажешь?

– Сейчас – ничего. Вот только… Если в ближайшую пару дней мы с тобой случайно встретимся на людях, пожалуйста, сделай вид, что мы незнакомы.

– Почему?

– Я потом объясню. Обещаю!

– Ну ладно, я не выдам, что мы друг друга знаем.

– Что бы ни случилось!

– Поняла, поняла. Ну давай, выбирайся. Только дай слово, что позвонишь.

– Э-э… Да, конечно, обязательно.

– Может, как-нибудь придешь к ужину?

– Боюсь, в списке возможных гостей я у сэра Генри на последнем месте.

– Хотя бы напиши! Почту приносят три раза в день.

– Ладно, ладно, я еще вернусь!

Получилось больше похоже на угрозу.

– Книжки не забудь! – окликнула Джорджиана, когда я уже вылезал в окно.

Она передала мне Д. и Б., и я сунул по книге под мышку с каждой стороны.

– Ладно, Берти, беги! Я посторожу.

У меня было сильнейшее желание снова просунуть голову в окно и запечатлеть на этом прелестном личике пламенный поцелуй, но поскольку осторожность – лучшая часть чего-то такого, я перебежал через террасу, нырнул под прикрытие можжевельника, а там перешел на ровную рысь. Минут через десять я снова был в коттедже «Морская даль».

Утерев пот со лба, отважный Бертрам плюхнул тяжеленные книги на столик в прихожей и отправился в сад – перевести дух и заново осмыслить сложившееся положение.

За шезлонгом тактично прошуршало, и рядом возник столик с подносом.

– Я не знал, захотите ли вы чаю или прохладительного напитка, сэр, поэтому принес и то, и другое.

– Значит, выпью и то, и другое. Скажу без ложной скромности, Дживс: я вернулся с победой.

– Я заметил книги в прихожей, сэр. Важное достижение.

Я рассказал Дживсу о набеге на Мелбери-холл. Очевидцы, возможно, сочли бы, что я излишне подчеркнул быстроту своих ног и стремительность мысли, умолчав о синяках и шишках, а также о том, что чуть снова не сшиб небесное видение, но самое существенное я передал. И, черт возьми, сумел произвести впечатление!

– Более чем удовлетворительно, сэр. Я уже заглянул в добытые вами книги и установил, что нынешнему лорду Этрингему семьдесят восемь лет.

– Вот это да! Значит, не зря я старался?

– Безусловно, сэр. Кроме того, там сказано…

Его прервал оглушительный стук в дверь. Дживс отправился узнавать, кто к нам явился, а я подумал: не раскрыть ли снова «Пулмановским вагоном в Пекин», однако решил, что лучше не стоит.

– Мистер Бичинг, сэр.

Друг моего детства шагал по траве с озабоченным выражением лица. Само по себе это не могло меня встревожить: точно такой же заполошный вид у него был, когда преподобный Обри Апджон объявил, что приз миссис Монтегю за лучшее знание латинских стихов вновь достается П. Бичингу.

– Привет, Вуди! Как дела в Мелбери-холле? Все в норме?

– И да, и нет. Или точнее было бы сказать: и нет, и да? Если говорить о ситуации в целом…

– Ближе к делу, старина!

– У сэра Генри все печально. Он в препаршивом настроении. Из Лондона едет бухгалтер. Амелия со мной не разговаривает. А Дживс приглашен к ужину.

– Да-да, я слышал, ты тут ему присвоил новое имя. Что это еще за Этрингем?

– Я его фамилию слышал от знакомого судейского. Это реальный человек, страшный затворник. Живет в Уэстморленде, увлекается ископаемыми. Много лет никуда не выезжал из дому. Этот мой приятель всегда представляется его именем в низкопробных заведениях Вест-Энда. Говорит, идеальный псевдоним.

Возникший рядом Дживс подал Вуди чашку с чаем.

– Для вышибалы в «Розовой сове» на Брюэр-стрит он, может, и идеальный, – заметил я, – но не для одержимого сноба вроде старины Хаквуда.

– Вот и я об этом беспокоюсь! – воскликнул Вуди. – Он наверняка заглянет в…

Я прервал его, подняв руку, и сообщил радостную весть.

– Быстро ты! – восхитился Вуди. – Книги надежно спрятаны?

– Можешь не волноваться, мой мальчик! А теперь давай, рассказывай его светлости, – я кивнул на Дживса, – какие порядки в Хаквудовском семействе. Каких тем в разговоре лучше избегать, на каких струнах играть и так далее.

Одним словом, – хотя наш юрист никак не мог обойтись всего одним словом, – обстановка в Мелбери-холле сложилась такая: сэр Генри Хаквуд – желчный старикан, интересующийся в основном лошадьми, крикетом и сохранением прав собственности на дом. Леди Хаквуд – его ледяная супруга, по сравнению с которой Арктика покажется знойным раем, и притом глубоко недовольная состоянием семейных финансов. За хозяев поля играют также Амелия и Джорджиана. Среди гостей – нареченный Джорджианы, Р. Венаблз (должно быть, тот самый тощий тип, которого я углядел в окно), и его родители.

– Сэр Генри, ясное дело, хочет покрепче подружиться с родителями, – рассказывал Вуди. – Прямо из кожи лезет. Об отце ты, наверное, слышал – его прозвали Вишну Венаблз, потому что он постоянно вспоминает о своей службе в Индии. Скучает по Бенгалии. Он еще произнес два спича, когда его дочка выходила замуж за Реджи Вентворта.

– А-а, тот самый? Ну надо же! А я и забыл, что невеста Реджи – урожденная Венаблз. То-то мне фамилия показалась знакомой.

Реджи Вентворт – мой приятель по Оксфорду. Женился года два назад, свадебный прием происходил в «Кларидже». Старинный друг семьи, которому полагалось трогательно рассказывать, как он качал невесту на коленях еще малышкой, сказался больным, и отец девушки сам произнес речь. Сам о себе и говорил. О невесте обмолвился раз-другой, Реджи не упоминал вовсе. Зато двадцать минут подряд распространялся о подвигах Сидни Венаблза по прозвищу Вишну во время его службы в должности окружного судьи Чанамасалы, и как вице-король сказал губернатору Уттар-Прадеша, что С. Венаблз – лучшее, что проистекло из Англии, не считая Темзы, и еще много разного в том же духе. Когда он закончил, ему похлопали – дружелюбно, хотя и чуточку растерянно. И вдруг, разрази меня гром, десять минут спустя он вскакивает с места и заводит речь снова. Если правильно помню, среди прочего перечислил все свои оценки на экзаменах в Оксфорде.