— Пошли посмотрим, — оживился Пырей. — Если что — мы с тобой тушу не дотащим, но мяса нарежем, а?

— Подожди, я посижу. — Крыса выплюнула последнюю ракушку, уселась на поваленное дерево и поджала ноги. Пырей устроился рядом.

От Крысы исходило мягкое тепло. За последнее время она так отощала, что стала похожа на мальчишку-подростка, но была по-прежнему прелестна своим ширококостным и угловатым крепким телом. Еще до бойни и наводнения у Серебряной реки холоп лорда, человек и идиот, как большинство людей, насмешливо спросил Пырея, как орки делают детей, если их мужчины тискаются друг с другом, и показал на Крысу. Люди лорда этого неудачливого насмешника потом так и не нашли — еще бы, кости компания Пырея завязала в одежду вместе с парой камней и зашвырнула в реку, выбрав местечко поглубже. Ураган еще съязвил, что для такого скудного ума мозгов у придурка оказалось многовато, но вообще-то для людей это дурь обыкновенная. Им ничего не стоит спутать молодую женщину-аршу на пятом месяце беременности с мужчиной. Они слишком привыкли, что их собственные самки в такое время напоминают тельных коров.

Но это не значит, что они могут безнаказанно оскорблять чужих подруг.

Пырей прижался носом к шее Крысы и принялся внюхиваться в ее теплый запах, похожий на запах чистой кошки. Крыса засмеялась:

— Хочешь меня, да?

Пырей укусил ее за плечо, потом — за мочку уха:

— Я тебя всегда хочу. Но тут опасно греться. Пойдем осмотримся, потом в пещеру поднимемся — лучше там. Там ребята прикроют, если что. Ты отдохнула?

Крыса потянулась и встала.

— Хорошие ребята, — сказала она, раздувая ноздри в поисках оленьего запаха. — Жалко старого. Он мне в крепости как-то яиц принес, целую миску, не знаю, где взял. И говорит: «Пахнешь двумя парнями — одним снаружи, другим внутри»…

Пырей сочувственно ухмыльнулся:

— Чувствительный был, точно. Везет некоторым… а я вот не чую, чтоб у тебя запах сильно изменился… То есть изменился, конечно, но непонятно как-то…

Крыса фыркнула:

— Ты боец, зверь, а не нюхач. Ты лягушку под листом не чуешь. Тебе надо бадью эльфийских духов под самый нос, чтоб ты унюхал, да и то ведь скажешь: «Кажется, чем-то таким потянуло…»

— Ах ты…

Крыса пискнула и понеслась по тропе, легко перепрыгивая корни и бурелом, Пырей ринулся за ней, она уворачивалась стремительными резкими движениями, пряталась за деревья, но в конце концов то ли потеряла бдительность, то ли дала себя поймать. Пырей прижал ее к шершавому влажному стволу. Крыса вцепилась коготками в его шею и несколько раз быстро укусила в щеки и угол рта, и Пырей забыл обо всем на свете, о давнем голоде, об опасности, за этой чудесной маленькой болью, за восхитительной игрой, на которую так давно не оставалось ни времени, ни сил…

Вероятно, эта возня завела бы аршей далеко, но порыв ветра вдруг донес такой явственный запах еды, что оба невольно замерли и принюхались. Крыса облизала губы и шепнула, снизив голос до беззвучия:

— Молоко… чуешь, зверь? Молоко, чрево мира!

Пырей сглотнул, разжал руки. Крыса скользнула вперед, и через миг оба крались сквозь кусты тщательнее, чем крадутся, выслеживая опытного врага, — не шелохнув ни один лист, не хрустнув ни одной веткой. Лес между тем поредел; кустарник обрамлял обширную лужайку. На лужайке паслось стадо коров, голов двенадцать.

Арши посмотрели друг на друга.

«Рядом — люди, — сказал Пырей одним движением губ. — Деревня. Что будем делать?»

Крыса оскалилась:

«Уведем корову. Коровы ручные, они идут, куда зовут. Здорово».

«Искать будут».

«Кто?! Люди? Деревенские? Да волки ее съели, и все! Не перестраховывайся».

«Крыса… смотри — сторож».

«Пастух — подумаешь, — Крыса сморщила нос. — Проверим».

Прежде чем Пырей успел возразить, его подруга просочилась сквозь кусты, как струйка дыма. Ему больше ничего не оставалось, как последовать за ней. Минуты за три бойцы обогнули поляну и подобрались к пастуху на расстояние броска дротика. Обстановка на поляне за это время не изменилась: коровы все так же неспешно щипали траву, а деревенский мужик, волосатое чудище, обросшее везде, кроме тех мест, где волосы украшают внешность, хлипкое, курносое, красномордое, в посконной рубахе и полосатых портках, дремал, выставив к небу босые грязные пятки, и мухи кружились над его разинутой пастью.

«Спит», — показал Пырей, приложив ладонь к щеке.

«Долго проспит», — ухмыльнулась Крыса, бесшумно вытащив нож.

Пырей взял ее за руку и вложил ее кинжал обратно в ножны:

«Волки сонную артерию ножом не режут. Пусть спит. Пойдем».

Они отступили на исходные позиции, присматривая во время этого маневра подходящий объект для боевой операции. Объект быстро отыскался: гладкая черно-белая корова с чистым выменем неторопливо объедала кусты прямо напротив тропы, ведущей в горы.

Крыса протянула к ней руку и погладила по морде. Корова неуверенно принюхалась. Арша пахла совсем не так, как ее хозяйка, но намного лучше, чем хозяйка, знала, где у зверей чувствительные места — и ее прикосновения, похоже, показались корове приятными. Крыса сорвала цветок кипрея и протянула корове. Пока та жевала, Пырей набрал целый букет — и букет показали объекту уже с тропы.

На тропе Крыса накинула на коровью шею веревку Пырея. К концу веревки крепился якорь-крючок для закидывания на стену или на дерево, но он ничем не помешал. Крыса вела корову за собой, стараясь не тащить, только чуть-чуть направляя ее движения, а Пырей носился туда-сюда, собирая траву по коровьему вкусу.

Оба надеялись, что деревенские следопыты, даже обнаружив следы коровы, не найдут на лесной подстилке следы подкованных башмаков. Но, строго говоря, в горах это уже было не так важно.

…Бойцам, не рискнувшим спуститься по склону вниз, не слишком везло в охоте — Клык и Хорек подстрелили пару сусликов, из которых выпили кровь, а мясо съели сырым, прочие собирали улиток, поймали несколько лягушек да надергали дикого чеснока, благословенного всеми силами Земли. О чесноке еще мудрейший Темный Пламень лет триста назад говорил, что он прогоняет любую заразу, представляет собой первейшее средство против эльфов и довольно эффективную меру против большинства людей.

А венок из чесночных цветов, как известно, помогает от нечистых чар, от наведенных снов и от дурных мыслей. Правда, без мяса и хлеба этого полезного овоща особенно много не съешь.

Так что бойцы были, в сущности, еще очень голодны, потому Крысу и Пырея, сопровождающих корову, встретили восторженными воплями. К их прибытию в пещере уже собрались почти все, только Красавчик запаздывал — оттого ему и не досталось молока. Когда же молоко было выпито, разразилась небольшая, но бурная дискуссия насчет дальнейшей коровьей судьбы. Всем, разумеется, хотелось бы, раз представилась такая потрясающая возможность, съесть корову живьем — вспоров ножом и задрав шкуру у нее на бедрах и вырезая горячее мясо маленькими полосками. Лучше вообще ничего нельзя придумать — у бойцов просто слюни капали от предвкушения. Но Клык, которого поддержали Хорек и Шпилька, запретил такое угощение с развлечением наотрез: вой коровы в горах будет слышан миль на десять, демаскирует пещеру, и все население окрестностей сюда сбежится. Голос разума услышали — корова была убита стремительным точным ударом, так что не успела издать ни звука. Бойцы сначала пили и слизывали кровь, а потом развели огонь и устроили пир, более скромный, чем хотелось бы, но все равно потрясающий.

Корову успели уже ободрать наполовину, костер горел ярко и высоко, и бойцы вовсю угощались, когда в пещеру вошел Красавчик, а вместе с ним — едкий, приторный и довольно неприятный для большинства аршей запах.

— Мясо жарите? — сказал Красавчик весело. — Здорово, я с вами.

Он положил у входа в пещеру большой лопух, на котором красовался здоровенный кусок…

— О тень Барлога! — фыркнула Шпилька. — Ты что, это есть будешь?!

— А что это вообще? — спросил Хорек, сморщившись. — Гадость какая-то…