— Тебя бы я в университете не встретил, прохвост, — с сожалением раздвигая ноги засыпающего парня, бормотал принц. А иногда гладил волосы и уходил. — Но тогда и я бы не стал там учиться. Зачем?

“Чтобы повстречать там Эжени, ” — противоречили глаза Эжена.

Эжен молился горячо. Он отмаливал себе прощение за то, что оказался на пути у Эйнара и Жени. Он любил обоих, и выбор стал невозможен для него. Он молил об освобождении от этой страсти у Эйнара, и о дружбе с Эжени — о прежней дружбе. Капюшон свалился с его головы, когда он в очередной раз поднял глаза к звездному небу на потолке. Стрелки часов, сложенные из двух лун, сомкнулись у них над головой — и речь священнослужителя прервалась убийственным боем. Люди вскакивали с колен и бросались вон из храма, оглашая вечернюю тишину грохотом сотен шагов. Эйнар прижимал к себе Эжени — они так и застыли посередине зала на коленях, а Эжен боялся оторвать глаза от звезд, заискрившихся на своде храма — теперь он точно знал свою участь.

— Теперь я нагоню вас, — он устало улыбнулся Эйнару. Часы молчали давно и, по преданию, начинали отсчитывать минуты уходящей жизни, предрекая гибель просящему или исполнение заветных желаний. Боги делали свой выбор.

А земной человек, наделенный только желанием обладать чужим телом и душой, противопоставил им свою силу. Он пока не готов отдать никого. Эжен и Эжени нужны ему оба. Когда поднимали с ног ничего не понимающую Эжени, Эйнар прихватил ладонь маркиза и продолжал удерживать ее до тех пор, пока они не покинули храм. Эжени радовалась солнцу, временной свободе, и почему-то решила, что путешествие отвлечет ее от грустных мыслей. Ведь Эжен почти родич — он скрасит эти дни. Их мысли совпадали, и Эжен обнял подругу за пояс, поднырнув под ее руку:

— Давно не чувствовал себя таким счастливым! Мы повеселимся на славу! А Эйнар пусть грустит во дворце. — Маркиз повеселел на глазах, словно решил хитроумную задачу, с которой провозился полжизни. А ведь так и было! Но кто позволит малышу уйти просто так?

— Ты просил о смерти, щенок. Кто позволил тебе мечтать об избавлении? — вечером Эйнар шептал на ухо маркизу злые слова и брал его в очередной раз. Когда Эжен отказал ему и не открыл дверь, Эйнар выбил окна и забрался в спальню. — Отмолишь свои грехи и вернешься. Эжени понесет. Ты ведь помнишь — два желания. Он исполнит два. С чего ты взял, что он услышал тебя?

— Но ведь ты не просил ни о чем? — Отпирался маленький маркиз. — Не тебе решать мою судьбу! — Он упирался ладонями в грудь Эхо и пытался свести колени, но …

— Платье незаменимая вещь, маркиз. Я подумываю о том, как наказать вас. Навсегда.

В ту ночь он посетил Эжени уже под утро, и, ссылаясь на затянувшийся Совет, обнял ее на прощание и уснул. Процессия из двух паломников и небольшого отряда отправлялась в далекий путь — от Эйнара Эхо, но только он об этом не узнал, потому что сладко спал до полудня. К обеду принц думал, что его отпустило, а к вечеру в голове уже крутился план, в котором он вернет обоих в дом немедля — супруг он или не супруг? И что-то подсказывало ему, что это не так. Его удержала гордыня и необходимость показать отцу, что он хозяин в своей семье. Доказать двору свою состоятельность как мужа. Ему нужен был ребенок от Эжени, и он приготовился заплатить за это свою цену.

— Боюсь, что в том донесении нет ничего существенного… — Эйнар перевернул пергамент и выбросил его в камин. — И что же было дальше? — он обратился к советнику, а сам протянул руки к огню и залюбовался шипением медленно умирающей сосны — она шипела и брызгала осколками смолы, но грела получше угля. Кроме того, Эйнар считал ее своим деревом и иногда приходил к единственной сосне в саду — она росла как раз у французских окон флигеля Эжена. Как видно, будущему королю, приходилось думать часто и помногу. — Где они сейчас? — Эйнар вспоминал свою парочку часто. Он откровенно скучал. Таскался по балам соседей и не торопился нагонять паломников. Он дал им время насладиться свободой. Увесистая пачка донесений росла день ото дня. Месяц. Прошел ровно месяц, прежде чем он решился посмотреть чем же заняты его любимые люди. — С таким успехом, он мог бы присылать мне пустые конверты.

— Маркиз и принцесса изволили почивать прошлой ночью в поле. — Эйнар удивленно посмотрел на советника. — Вернее в стоге сена. Эта ночь не первая, когда они спят на сене. Все здоровы и принцесса очень сдала. Вечером Эжен приводит ее бедные ноги в порядок. Он беспокоится о ней и сам стирал в ручье ее платье, когда Эжени вымазала его в сливках…

— Так значит…

— Это было всего один раз. Кардинал лично велел ей напиться сливок, потому что таких она вряд ли когда-нибудь попробует в ближайшее время. Словом, это была воспитательная акция, и Эжени держится. Она сносила три пары сандалий. Оба платья и платок пришли в негодность еще на прошлой неделе, и их пришлось заменить на нечто более демократичное. Эжени путешествует в костюме гренадера. Поминает чертову моду на всех привалах и сожалеет, что дамам не позволено ходить так всегда. И ляжки целы и каждый может оценить изъяны будущих жен.

— Пока это путешествие не превратилось в фарс, необходимо нагнать их отряд. А что Эжен? — Эйнар не стал изображать ложное равнодушие.

— Месье Эжен премного благодарен принцу за это путешествие. Он никогда не путешествовал дальше дворца и к тому же, он наедине с Эжени. Им хорошо вдвоем. По слухам, они стали также близки, — приблизившись вплотную к принцу, зашептал советник по щепетильным делам. — Не подумайте плохо, но Эжени вошла в свою лучшую пору. Если наследник не поторопится, то детей можно не ждать больше никогда. Неизвестно, насколько ее хватит и когда она вновь сорвется. Впрочем, сына может родить любая наложница. Вам стоит только намекнуть, мой принц.

— Я хочу наследника только от тех, с кем сплю по любви. Продолжайте, Дюшен. И что же? Они посетили святые места? Скольким монастырям они оказали помощь? Какими суммами исчисляется вымолить у Богов, нашего общего ребенка?

— Боюсь, что я не располагаю информацией о подобных делах, — советник начал рыться в донесениях и вытащил всего одно: - Вот, кажется, они все-таки посетили одно местечко. Правда пользуется оно дурной славой.

<b>Из донесения офицера гвардии охранного полка.</b>

<i>С прискорбием сообщаю, что господин полковник занемог в пути, на почве несварения и остался ждать наш кортеж до того момента, как мы повернем вспять.

</i>

— Побегут они что ли? Вояки… — Эйнар с нетерпением пробегал глазами письмо и искал подтверждения своих подозрений.

<i>

Объекты Э. в количестве двух особей, изволили посетить табор и неоднократно заходили к гадалке. Г-жа Э. целых три раза со смехом вышла из палатки и спрятала некий мистический артефакт в лиф.

Месье Э. побывал там раз пять, не меньше, точнее не смогу сказать, потому что, оказавшись бессменным надзирающим, позорно вырубился. Э. закрывал лицо платком и, кажется, был сильно расстроен.

Кардинал был у гадалки дважды, орал непристойные песни на манер ромале и презентовал перстень барыне за танец. Перстень пришлось изъять как собственность Короны и заменить менее ценным из коллекции святой церкви.

На следующий день, я застал месье Э. на коленях под дубом. Он горько плакал. Видимо, окончательно истер ноги в дороге, и я испросил разрешения у его Святейшества посадить Э. на круп своей лошади. Э. и Э. больше не разговаривали до самого трактира.</i>

— Что, черт возьми, там происходит? Этот шабаш пора закончить. — Эйнара обрадовало лишь то, что толковый офицер присмотрел за его главным сокровищем: “Может и правда устал в дороге?” — Гадалку допросить и притащить во дворец. Что она наговорила им? А монастырь? Неужели в плане их путешествия нет монастыря?

— Был один, но теперь его разогнали.

— Это еще почему? — Эйнар уже ничему не удивлялся.

— Именно там с кардиналом и приключилась беда. Он встретил там товарища по семинарии и понеслось…