— А затем, — с горечью отвечал Лермонт, — что мы в Москве пленники и никто нас домой не отпустит!..

Но жених был непреклонен. Твердо посмотрел он в глаза Черного Дугласа и сказал:

— Дядя! Как ты знаешь, я единственный сын капитана Эндрю Лермонта из Абердина и, увы, едва ли не последний из дэрсийских Лермонтов. Тебе также известно, что рыцарю легче умереть, чем отказаться от продолжения рода. И тебе тоже, дядя, ведомо, что, когда тебя ранят в первый раз, ты навсегда расстаешься с глупым мифом о собственном бессмертии. Я уже пролил под Москвой кровь, не раз был на грани смерти, начиная с Белой, и понял, что могу погибнуть в следующем же бранном походе. Поэтому я должен спешить. А в том, что мой сын будет наполовину русским, я не вижу ничего худого. Мог же мой отец взять в жены деву из враждебного рода Дугласов, твоего рода, а русские не враги мне.

Черный Дуглас, выслушав эти полные достоинства слова, помрачнел и молча удалился, так и не благословив брак своего племянника.

С той поры словно кошка пробежала между двумя шкотами в Москве. Отлучил Лермонта Дуглас от себя. Посаженным отцом жениха стал полковник фон дер Ропп, напившийся до свадьбы до положения риз. Сам Дуглас дулся и крепился целый год, а затем неожиданно для всех сам перешел Рубикон — взял да женился на богатой и толстой вдовой купчихе! Причем весьма сладострастной. Так был предан забвению завет Божий «бельскими немчинами»… На пятый год службы в Московии почти все они переженились, взяв жен иноплеменных. Остальные предпочитали нестрогих и разнообразных девиц в веселых домах на улице Неглинной.

Отец Наташи, стрелецкий голова, всю жизнь верил, что одна на свете Русь — земля святая и Богом возлюбленная, а все остальные поганые, да где уж тут разбираться, коли две дочки, старшая, Наталья, и младшая, Людмила, совсем еще дите малое, почти бесприданницы. Будь воля Господня!

Наталья пошла с отцом за наставлением к попу церкви Николы Явленного, и тот, разглаживая перстами бородищу, сказал им:

— Святой апостол Павел учил, что жена, имеющая мужа неверующего, не должна оставлять его, ибо неверующий муж освящается верующею женою, а дети их, крещенные в православную веру, будут не нечисты, а святы.

Полковник сдался. Наташа была сама не своя от счастья, горячо целовала батюшкину руку, от которой пахло селедкой и лампадным маслом.

— Ну зачем тебе жениться! — приревновал его к будущей жене друг Галловей. — Разве на Москве мало доступных дворяночек и купчих! А сколько на Неглинной легконравных Евиных дочек! Бьюсь об заклад, что к утру ты забудешь о своей девчушке.

Но разве может дружба встать на пути любви! А коли встанет, горе ей — дружбе!..

Русские нравы того века мало разнились от шотландских по части женитьбы. Как свидетельствует Вальтер Скотт, женщин в шотландских семьях держали в строжайшем поведении. «В этом, — писал шотландский чародей, — как и во многих других отношениях, нравы Шотландии мало чем отличались от нравов дореволюционной Франции. Девушки знатного происхождения почти не появлялись в обществе до замужества; и юридически, и фактически они находились в полном подчинении у родителей, которые обычно решали их судьбу по собственному усмотрению, не обращая внимания на их сердечные привязанности. Жених довольствовался молчаливым согласием невесты подчиниться воле родителей, а так как молодые люди почти не имели случая познакомиться (мы не говорим уж сблизиться) до брака, то мужчина выбирал себе жену, как искатели руки Порции — шкатулку: по одному лишь внешнему виду, в надежде, что в этой лотерее он вытащит счастливый билет».

Заметим только, что и в наше время подавляющее число невест выбирается по внешнему виду, даже если любовь и не приходит с первого взгляда. И вспомним в той же связи, что сам Вальтер Скотт упоминает в «Монастыре», что существовал в Шотландии более просвещенный обычай, по которому жених мог сожительствовать с невестой целый год, прежде чем окончательно решить, подходят ли они друг к дружке. О tempora, о mores! О времена, о нравы!

Наверное, читатель будет весьма удивлен, когда я скажу ему, что невесте Джорджа Лермонта незадолго до свадьбы исполнилось… четырнадцать годков.[59] Да, да! Совсем как Джульетте в итальянском городе Вероне, что стоит на дороге, ведущей из Милана в Венецию. Джульетта была даже чуточку моложе, но родилась она значительно южнее, нежели Наташа.

Впрочем, в XVII веке пятнадцатилетняя девица считалась уже перестарком, старой девой. В семнадцать лет московитянка могла иметь уже несколько детей, причем мальчики ценились намного выше девчонок.

По чину, по древнему русскому обряду величали невесту подружки:

И дальше все было по чину, по обряду: взял жених золотое кольцо с лентой из невестиной косы, надел себе на безымянный палец, а на палец невесты надел купленное им для нее колечко из червонного золота.

Как убедился Лермонт, сватовство было делом отнюдь не простым: семейный совет, засыл пустосватов для проведки-разведки, смотрины да глядины, посылка сватов и свах, рукобитье, первый пропой, похмелки, зарученье и запой, и вот уж пропита невеста, плач и девичник, венчание, большой стол для родни и близких невесты, пирожный стол, стол у тестя… Всего и не упомнишь! Сколько бочек вина выпито! Еле-еле душа в теле от этой русской водки! Пили без просыпа…

Англичане всегда дразнили шотландцев и ирландцев, конечно, как самых великих питух. Да куда им по сравнению с русскими! Никакие шкоты не выдержали бы эту карусель непрерывных возлияний…

Свадьбу сыграли в доме полковника Федорова на Поварской близ Арбата,[60] который стрелецкий голова отдавал дочери в приданое.

Диковинная была свадьба Лермонта: жених — шкотский пресвитерианин, невеста — православная, гости — вселенский собор, или «сборная солянка», как выразился отец невесты, а проповедником оказался лютеранин.

Полковнику фон дер Роппу не впервой было выступать вместо попа в церкви на подобных свадьбах, скрепя сердце дозволенных для рейтар православной церковью. Изрядно хватив московской зеленухи в предвкушении обильных возлияний, он был весьма красноречив:

— Раба Божия Наталья! Уф… уф… Жене надлежит свято помнить, что не муж создан для жены, но жена для мужа. Повинуйся мужу, как Богу, — так учит тебя Господь устами святого апостола своего Павла: «Потому что муж есть глава жены, как и Христос глава Церкви… Как Церковь повинуется Христу, так и жены своим мужьям во всем…». Раб Божий Георг! Уф… уф… Люби свою жену, «как и Христос возлюбил Церковь и предал себя за нее»… Сказано: «Посему оставит человек отца своего и мать и прилепится к жене своей, и будут двое одна плоть… Люби свою жену, как самого себя, а жена да убоится мужа…» Уф… уф… Ибо сказано: «А учить жене не позволяю, ни властвовать над мужем, но быть в безмолвии, ибо прежде создан Адам, а потом Ева; и не Адам прельщен, но жена… уф… уф… прельстившись, впала в преступление, впрочем, спасется через чадородие, если пребудет в вере и любви и святости с целомудрием…»