Джон схватил молодого человека за руку и потянул к себе.

— Тебе и золота не нужно?

— Мне ничего не надо. Я сделал большую ошибку в своей жизни, я потерял все. Теперь хочу начать все сначала.

— Ты просто дурак! У тебя начинается истерика. Я сегодня останусь с тобой. Тебя нельзя оставлять одного в таком состоянии.

Лукас потряс головой и снова присел рядом.

— Может, ты и прав, — согласился он. — Я дурак. Не знаю, что ждет меня впереди, но не могу забыть последнего взгляда монаха, там, у музея.

— С завтрашнего дня я и ты начинаем новую жизнь, — сказал решительно Джон.

— У тебя нет семьи? Нет жены?

— Я в разводе. Она от меня очень многого требовала, а я не мог ее обеспечить по ее потребностям. Женщины, сам понимаешь, иногда тоже сходят с ума. Вот моя одна из тех, которая сошла с ума первой, - вздохнул Джон.

— Значит, ты ее не любил, — решил Лукас.

— У тебя была девушка или женщина? — в свою очередь спросил Джон.

— Была, но это же не жена.

— Это женщина, — пояснил Джон. — Они все одинаковые. И где же она теперь?

— Какая тебе-то разница?

— Вот видишь, и у тебя что-то не сложилось в жизни. Не получается в одном, значит, получится в другом месте. Женщины — это еще не все в жизни. Есть какие-то увлечения, цели, к которым люди стремятся годами. У нас цель с тобой определена, и ты хочешь дать отворот в самый решающий момент?

— Я хочу спокойно жить.

— Я тоже. Кто этого не хочет?

— А власть? Этот крест?

— Да подожди ты с этими заключениями. Еще ничего нет, а ты уже впадаешь в истерику, — остановил его Джон. — С тобой будет мне трудно. Чтобы что-то сделать, мне придется прилагать столько усилий, чтобы тебя убедить, что лучше сделать все самому. Может, до завтра потерпишь? Испробуем этот крест и определимся окончательно.

— Хорошо, — вздохнул Лукас.

Он завернул крест в тряпку и сунул его под подушку.

— Ты уйдешь сегодня?

— Как ты хочешь?

— Уходи. Я хочу остаться наедине с собой.

— Только не натвори глупостей, — предупредил Джон.

— За меня не беспокойся, — заверил его Лукас. — Завтра когда встретимся?

— Я сам к тебе приду до обеда, но для начала позвоню.

— Крест останется со мной?

— Конечно. — Джон поднялся с кровати и взглянул в окно: было уже темно. — Завтра я тебе позвоню, а ты никуда не выходи, жди звонка. Ну а сейчас добро пожаловать в ресторан.

6

В эту ночь Лукасу не спалось. Новая обстановка в номере не давала ему покоя. Он долго лежал с открытыми глазами и до подробностей вспоминал разговор с Джоном. Крест, что он спрятал под подушку, тоже давал о себе знать: в голову полезли дурные мысли: этот старый монах и его взгляд, который Лукас заметил на выходе из музея, не покидали его сознания.

«Он же не сказал мне ни слова, хотя, наверняка, знал о моем поступке, — размышлял молодой человек. — Почему монах промолчал и не позвал полицию? Странно все как-то получается».

Лукас сунул руку под подушку и нащупал крест. Он был холодный, и по его телу пробежала дрожь. «Странная вещица, — думал он. — Подушка теплая, матрац теплый, а он холодный… Джон тоже какой-то непредсказуемый.… Толкает меня, куда — неизвестно. А при чем тут Джон, если я сам заварил эту кашу? Какой черт меня подтолкнул на это скверное дело: жадность… алчность или что-то другое?».

Лукас поднял голову и взглянул на темное окно. Почему-то сейчас ему показалось, что в окне он кого-то увидел. Он вздрогнул, потянул на себя одеяло и прижался к стене.

«Этого еще не хватало, — мелькнуло в голове. — Сейчас мне начнут казаться разные монахи, директор музея и полиция.… Вот дурак! Замутил на свою голову непонятно что, теперь мучаюсь».

Он решительно встал и подошел к окну. На улице было совершенно темно. Где-то в стороне светили тускло фонари, мчались по дороге машины….

Лукас с тревогой взглянул на дверь. Теперь ему показалось, что кто-то за ней стоит и прислушивается. Он присел на кровать, вытащил из-под подушки крест, развернул его и положил на стол. В темной комнате он видел, как крест светится от тусклого света луны в окне. Он тяжело вздохнул и закрыл глаза, на мгновение представив, что творилось там, в музее, вечером, когда вернулся директор. Телефон он свой отключил, но сейчас ему захотелось его включить и посмотреть, кто ему звонил за последнее время. Лукас нажал на кнопки и включил телефон. К его удивлению, ни одного звонка ему не поступало.

«Может, вернуть крест обратно и все встанет на свои места? — снова погрузился в размышления Лукас. — Объясню все шефу, скажу, что бес попутал, и он меня поймет. Пусть даже не поймет, пусть уволит, но я останусь чист перед своей совестью».

Лукас взглянул на часы, что висели на стене: было около пяти часов утра. Он решительно стал собираться: оделся, завернул крест в тряпку и снова подошел к окну. На улице моросил мелкий дождь.

Лукас вышел на улицу, оставив вещи в номере, и зашагал по тротуару в направлении музея. В голове снова перепутались все мысли, и он с трудом представлял, что собирается делать. Он прижимал к себе спрятанный под ветровкой сверток с крестом и, оглядываясь по сторонам, шел вперед.

Лукас часто оглядывался, чувствуя чье-то присутствие совсем рядом. Ему казалось, что кто-то его преследует, идет за ним, но увидеть никого не мог. Улица была пуста.

Дождь кончился, когда молодой человек подошел к музею. Он не решился подходить близко к зданию и остановился на противоположной стороне, стал наблюдать. У входа стояло две полицейские машины, а в кабинете шефа горел свет. Сердце его сжалось от страха.

«Значит, полиция в курсе происшедшего, — подумал он и поднял воротник, стараясь спрятать свое лицо. — Шеф такое дело так просто не оставит. Он теперь знает все: знает, что я преступник».

Лукас нервно прохаживался по тротуару и поглядывал на окна музея. Библиотека, в которой работал Джон, находилась рядом, в нескольких шагах от него, но в ней, в столь ранний час, окна были темные.

«Джон спит спокойно, — думал Лукас, — а я мучаюсь. Надо идти и сдаваться, — решил он. — Чистосердечное признание скостит мою вину».

Лукас перешел дорогу и направился к музею, но перед дверьми остановился, прислушался.

— Куда в такую рань прешься? — крикнул из машины полицейский. — Музей сегодня работать не будет.