Постепенно Татьяна освоилась с бытом семьи Голиковых. Теперь, когда Артем приволакивал ей очередную порцию тряпок, привезенных из-за бугра кем-то из его друзей, она рассматривала эти вещи снисходительно, оценивая и их, и себя с долей иронии. Она уже и так одевалась, как истинная столичная дама, знавшая толк в вещах и, главное, умевшая отделить истинную ценность от подделки.

Но по прошествии полугода после их богатой и громкой свадьбы Татьяна вдруг заметила, что Артем как-то охладел к ней, начал поздно возвращаться от друзей, перестал приглашать ее вместе с собой на бесконечные вечера, дни рождения и коктейли.

А однажды, вернувшись после двухдневного отсутствия в их квартиру, подаренную родителями, Артем, как был в плаще, плюхнулся на пуфик в прихожей и сказал, глядя на Татьяну осоловевшим взглядом:

— Слушай, старуха! Давай разбежимся, а? На время…

Татьяна, только что вышедшая из ванны, слушала его, прикрывая грудь воротником шелкового хитона. Она никогда не перебивала собеседника. Орлова умела слушать, и это ее качество всегда приносило ей только пользу.

— Тань, ну пойми меня, ведь ты не девочка. И сама обжигалась уже не однажды, — он, вдруг сообразив, что сказал пошлость, с опаской глянул на жену.

Она спокойно рассматривала его своими зелеными глазами, будто видела впервые.