Египтянин подошёл к ним.

-- Ди Ранефер, -- Аристомен протянул статуэтку на ладони.

Тот замер на мгновение, заломив бровь, взял украшение, перевернул.

-- Ренуи Сит-Амен[61]!

Египтянин вновь поднял глаза на пленных и жестом приказал следовать за ним.

Часть хабиру, нахлёстывая коней, неслась к западу. Как раз туда, куда нужно Александру, поэтому "друзья", не обращая внимания на остальных кочевников, устремились в погоню за этой горсткой беглецов.

Неожиданно варвары резко отвернули в сторону. Навстречу скакали всадники, летели несколько колесниц, бежали пешие.

-- Наши! -- вытянул руку Клит.

-- Вижу, -- ответил царь, -- это Птолемей! Идём к нему! Гераклид, со своей илой преследуй варваров!

Две сотни "друзей" бросились за удирающими хабиру, а царь повернул навстречу Птолемею.

Лагид стоял на площадке первой из колесниц. Александр осадил Букефала и вскинул лицо к небу.

-- Хвала тебе, Сотер[62]!

Колесница Лагида остановилась подле царя.

-- Ты жив!

-- А что мне сделается, -- усмехнулся Птолемей.

-- Где Гелланик?

-- Не знаю. Думаю, что он мёртв или попал в плен.

-- Гелланик в плен? Никогда!

-- Значит, уже ступил на ладью, -- согласно кивнул Птолмей, -Александр, эти египтяне по-настоящему умеют воевать, персам до них, как до Олимпа. Наподдали нам, будь здоров!

Александр поджал губы, осмотрелся по сторонам. Вдалеке маячили колесницы варваров, однако они не пытались приблизиться. По дороге подходила колонна измученных бойней щитоносцев, торопливо погоняли мулов обозные.

-- Что прикажешь. Александр? -- спросил Птолемей, -- перегруппироваться? Они все разбились на десяток осколков. Поодиночке перебьём.

-- Смотрите! -- крикнул Клит.

Царь взглянул в указанном направлении. Ила Гераклида, только-что отправившаяся в погоню, уже возвращалась. И явно поредела.

-- Что случилось? -- крикнул царь, когда "друзья" приблизились.

-- Они навели нас на засаду, -- ответил Гераклид, -- там свежие силы. Много лучников. Начали бить издалека. Ни разу не слышал, что с такого расстояния можно поражать цель... Я приказал отступать.

-- Свежие силы... -- процедил Александр.

Царь выехал навстречу подходящим воинам. Гипасписты шли торопливо, но было видно, что они уже совсем выбились из сил. Лохаг Менесфей приветствовал царя, подняв щит. Подошли воины Ликона и Бергея. Последних особенно мало.

Из зарослей показалась вторая колонна щитоносцев. Впереди ехали несколько колесниц. Четырёхконные чудовища Ранефера. Передней правил могучего сложения воин, а когда она приблизилась, оказалось, что на площадке сидит ещё один. Его нога и левое плечо перетянуты тряпицами, оторванными от полы хитона.

-- А, вчерашние смутьяны? -- узнал воинов Александр.

-- Да, царь... -- прохрипел Теримах (это он сидел на площадке).

-- Прости нас, царь, -- прогудел Полидор.

-- В чём можно обвинить таких храбрецов? -- Александр обвёл взглядом все прибывающих воинов, -- вы все -- герои, каждый из вас равен богоборцу Диомеду! Никогда ещё мы не встречали столь сильного и упорного противника среди варваров! Только эллины способны так драться!

Александр взглянул на Птолемея. Тот внимательно смотрел на царя.

-- Что ты прикажешь, Александр?

-- Лагид, ты же присутствовал на встрече. Это -- передовой отряд. И где-то поблизости фараон Менхеперра. Они превосходят нас числом...

-- И бьются, как одержимые, -- вставил Птолемей, -- мы едва одолели горстку, Александр.

Царь хищно раздул ноздри.

-- Мы ещё вернёмся, Лагид! Со всеми нашими силами! И вот тогда посмотрим...

Царь приложил ладонь козырьком к шлему. Солнце, перевалившее зенит, слепило глаза.

-- Они не приближаются. Стоят вдалеке. Видать, не бессмертные, -- Александр повысил голос, чтобы слышали все воины, -- они не бессмертные!

Воины закричали, ударили копьями и мечами в щиты.

-- Александр! Александр!

Птолемей покачал головой. В отличие от царя, он только что побывал на пороге Тартара, и у него сложилось совсем иное мнение на счёт смертности варваров.

-- Идём в Тир! -- приказал царь.

-- А тело Гелланика? -- спросил Лагид.

Александр скрипнул зубами, но не ответил.

Ипи, восстановив порядки, повёл колесницы вслед акайвашта, но увидев, что их отряды соединились, приказал остановиться.

Ранефер смотрел, как Алесанрас отступает и понимал, что не имеет сил, дабы задержать его. Поле боя осталось за сынами Та-Кем, и Величайший Менхеперра высечет на пилоне средь побеждённых племён ещё одно -- акайвашта, но радости Верховный Хранитель не испытывал.

"Мы пройдём сквозь вас".

Вождь чужаков выполнил свою угрозу.

Воинство Маат Торжествующей, располовинившее двадцатитысячное отборное войско Нахарина, прикрытое царями фенех, смогло одолеть, но не сокрушить, не опрокинуть, не обратить в бегство, менее четырёх тысяч акайвашта. Однако, вовсе не досаду, но удивление и восхищение выражало в сей момент лицо Ранефера.

5

Горе тебе, Град-на-острове!

Цор, Тисури, Тир[63]

Ночью выпал снег. Оскорблённое небо, спеша как можно скорее спрятать следы чудовищного танца смерти, скрылось за серыми тучами, дохнуло метелью. Пусть ровный белый ковёр укроет безжизненную солончаковую степь Гадамарги[64], где не растёт даже ковыль, спрячет боль и страдания тысяч душ, безжалостно вырванных из жизни жестокосердным Танатом, сотрёт из памяти вечности безумие, охватившее смертных, что в гордыне своей присвоили себе право распоряжаться судьбами.

Не думать, не видеть, не знать. Было? Не было? Снег сотрёт все следы...

Рассвет не принёс облегчения, забытья. Будто мало смерти пыльной равнине, где ни зверь не живёт, ни птица не гнездится. Ещё вчера плоская, будто гладко оструганная доска, ныне она бугрилась складками гигантского белоснежного плаща. Трупы людей, лошадей. Десятки, сотни, тысячи... Их никто не убирал. Пережившим безумие -- не до того.

Злой ветер, леденящий кровь в жилах, рвал с плеч плащ, бросая в пылающее лицо обжигающие холодом снежные заряды. Длинные чёрные полы плаща трепетали и хлопали, словно крылья огромной птицы, заглушая все прочие звуки.

"А вот и вороны..."

Откуда они здесь?

Чёрное на белом. Белое на чёрном. Белая земля, белые, сведённые мукой, окоченевшие лица покойников. От этой бесконечной белизны болели глаза.

Душа стремилась вырваться из чёрно-белой темницы. Хриплое карканье разрывало зыбкую ткань реальности. Та трещала по швам, обнажая яркое многоцветье красок, заполняющих сознание, подобно морским водам, проникшим внутрь проломленного тараном корпуса корабля. И в этом бешеном калейдоскопе призрачных образов отчётливо проступали черты женского лица.

"Чего ты хочешь?"

Её губы неподвижны. Голос, мелодичный, бесконечно приятный, кажется, лился отовсюду.

Эвмен прикрыл лицо ладонью, укрываясь от ветра. Обернулся. В глазах на миг потемнело. Завывания снежной бури в одночасье сменились многоголосьем ревущей битвы. Лошадиный храп, треск ломающихся копий, крики.

"Чего ты хочешь?"

Чего я хочу? Исполнения всех своих замыслов, мечтаний, того же, чего хотят все. Победы в битве? Да, я хочу победы. Но за все надо платить. Что если цена в итоге будет страшнее самой ужасной участи, что выпадали на долю побеждённых полководцев? Отвергнуть помощь, отдаться на волю судьбе?

"А знаешь ли ты свою судьбу?"

Да. Теперь он видел ясно.

"Я среди зверей".

Строй войска. Пёстрая масса людей, тысячи лиц, растерянных, даже испуганных. И немногие из них искажены злобой и ненавистью.

"Подлейшие из македонян! Вы выдаёте, как пленника, своего полководца. Разве не отвратительно, что из-за отнятого у вас обоза вы признаёте себя побеждёнными, как будто победа заключается не в превосходстве оружия, а в захвате имущества, и как выкуп за свои пожитки вы посылаете врагу своего полководца. Меня, непобеждённого и победителя, ведут в плен и губят мои же соратники!"