Ему помешал договорить телефонный звонок. Лао Кэ взял трубку полевого аппарата, выслушал и отдал приказание:

– Пришлите его ко мне. – И, не глядя на Фу, сказал ему: – Чэн прибыл с места посадки.

– Боюсь я все-таки… – начал было Фу и замялся. Потом, сделав над собою усилие, договорил: – Боюсь, не выйдет из него ничего…

– Трудный ученик.

– Пусть едет в тыл.

– Командование прислало его из тыла сюда.

– Оно ошиблось.

– А мне этого не кажется. – Лао Кэ покачал головой. – Нет, мне этого не кажется. По-моему, отправляя в наш полк одного из самых старых инструкторов школы, командование считало, что в настоящий момент каждый летчик здесь нужнее, чем в школе. Так же, как было время, когда командование справедливо считало, что каждый хорошо летающий человек в школе нужнее, чем на фронте, где у нас тогда почти не было самолетов… К тому же, товарищ Фу, мне казалось, что вы личный друг генерала Линь Бяо?

– Мы вместе начинали жизнь.

– Вот видите. Значит, он вам близкий человек, а вы уже забыли, что он говорил нам совсем недавно, когда мы прибыли на этот фронт.

Фу опустил глаза.

– Мне кажется, я помню все.

– И все же я позволю себе напомнить вам, что Линь Бяо сказал тогда: «Летчики, от вас будет в большой степени зависеть наш успех на участке фронта, являющемся для данного времени едва ли не самым важным». Помните, Фу?

– Помню.

– И он сказал еще: «Замкнуть кольцо окружения гоминьдановской группировки возле Цзиньчжоу – значит выбить из рук Чан Кай-ши дубину, которой он хотел ударить в затылок Народно-освободительной армии Центральной равнины генерала Лю Бо-чена. От вас, летчики первого полка, будет зависеть, удастся ли Чан Кай-ши и его американским сообщникам по-прежнему быть хозяевами в воздухе над головой нашей Дунбейской армии. Я прошу ваш полк в целом и каждого летчика в отдельности прислушаться к словам председателя Мао Цзе-дуна. Он поставил перед нами задачу разгромить Чан Кай-ши под Цзиньчжоу и Мукденом, чтобы открыть Дунбейской народно-освободительной армии путь в Северный и Центральный Китай». Разве не так сказал нам тогда генерал Линь Бяо?.. Я спрашиваю вас, товарищ Фу, так?

– Так.

– «Прошу каждого прислушаться к словам председателя Мао Цзе-дуна». Значит, генерал Линь Бяо просил об этом и летчика Чэна.

– Чэна тогда еще не было в полку.

– Но он уже ехал сюда. Значит, генерал Линь Бяо имел в виду и его, обращался и к нему, требовал и от него выполнения мудрых указаний председателя Мао Цзе-дуна.

– Тем хуже для Чэна, если он этого не понял, – проворчал Фу.

– Значит, мы с вами должны ему объяснить, какое огромное значение имеет наша борьба за воздух на фронте Дунбейской армии. А вы вместо того хотите отправить его в тыл.

– Могу вас уверить, Лао Кэ, – возразил Фу, – генерал Линь Бяо обращался к кому угодно, только не к нарушителям боевой дисциплины.

– Вот тут я теряюсь, мой друг Фу, совершенно теряюсь: а не мог ли генерал Линь Бяо иметь в виду именно их в первую очередь?

Фу смотрел на командира с недоумением, хотя в душе он и сознавал справедливость этих нравоучений.

– У летчика Чэна психология неисправимого одиночки, – сказал он.

– Неисправимого?

– Мне так кажется.

– А летает он хорошо.

– Разве я это отрицаю?

– И если бы не этот «одиночка», то вы ходили бы теперь не с легкой контузией, а было бы у вас настоящее решето вместо спины. Ведь пирата, повисшего на вашем хвосте, именно Чэн снял!

– Позвольте узнать, – сказал Фу, – вы серьезно полагаете, будто я мог бы изменить свое отношение к Чэну, если бы даже был совершенно уверен, что именно он спас мне жизнь? Вы так думаете?.. Впрочем, дело не в этом… Я полагал, что вы тоже понимаете: командованию нужен был новый «Икс». Какие же тут могут быть разговоры! Если бы вы могли обеспечить исполнение задания, умерев дважды, разве вы не пошли бы на это?.. Словно я вас не знаю… Да что там: «Вы, я»! Разве каждый из наших людей не отдал бы жизнь дважды и трижды за исполнение боевого приказа?! Что тут говорить!.. А вы хотите, чтобы я за то, что Чэн избавил меня от дырки в спине, простил ему нарушение этого приказа… Извините, командир, но мне кажется, что вы говорите не то, что думаете!

– Вот что я позволю себе сказать вам, товарищ Фу, – мягко проговорил Лао Кэ. – Конечно, вы правы: каждый из нас даст себя разрезать на части, если это будет условием исполнения воинского долга. Но вспомните, чему учит нас партия о ценности человеческой жизни!

– На войне жизнь часто бывает ценою выполнения приказа, – горячо возразил Фу, – и никому из нас не дано рассуждать, стоит ли данный приказ моей жизни или нет.

Лао Кэ поднял руку, чтобы остановить Фу.

– Как вы думаете, – спросил он, – вышибая врага из-под хвоста вашего самолета, Чэн рисковал жизнью или нет?

– Мне странно слышать такой вопрос! – Фу пожал плечами.

– Значит, спасая вашу жизнь, он готов был принести в жертву свою.

– Допустим. Что с того? Мотивы нарушения приказа меня не интересуют. Неумение или нежелание справиться с самим собою…

– Если нежелание, я на вашей стороне! А если неумение, тогда как?..

Лао Кэ, по-видимому, хотел сам себе и ответить, но ему помешал раздавшийся у входа громкий голос Джойса.

– Разрешите войти? – И, получив разрешение, негр быстро заговорил: – Инженер полка приказал обратиться к вам: можно принимать новый самолет для летчика Чэна?

После минутного раздумья Лао Кэ вопросительно посмотрел на Фу, но тот стоял, отвернувшись, словно разговор его не касался. Командир сказал Джойсу:

– Свое решение я передам начальнику штаба.

– Хорошо! – упавшим голосом произнес Джойс. – Разрешите идти?

Лао Кэ отпустил его молчаливым кивком головы.

Едва Джойс вышел, Фу, резко повернувшись к командиру, быстро заговорил, как если бы разговор их и не прерывался:

– Даже если оставить вопрос об этом «янки-Икс», хотя отбросить его нельзя, и тогда Чэн виноват: он бросил строй вопреки моему приказу. Когда я скомандовал «за мной», он счел мой приказ необязательным. Почему, я вас спрашиваю?

– Прозевал ваш приказ.

– Ах, прозевал! Мы не на свадьбе гуляли, а дрались с врагом.

Лао Кэ покачал головой и сказал:

– Беру Чэна в свое звено.

Несколько мгновений Фу сидел неподвижно и молча глядел на командира, потом отыскал свой упавший с кана шлем и, сердито надев его, так же молча вышел.

Дождь все продолжался. Темные, плотные, как комья свалявшейся серой ваты, облака тяжело ползли над самой землей. Они цеплялись за возвышенности, задерживались, оплывали и проливались дождем.

Фу остановился. Ему хотелось спокойно подумать. Давно у него не было такого сильного желания побыть одному. Казалось, даже собственное движение мешало его думам. Понадобилось усилие воли, чтобы заставить себя взглянуть на часы: скоро должен приехать Чэн. При воспоминании о нем в первый раз пришла ясная мысль, что, по существу говоря, они ведь поменялись ролями со своим бывшим учителем. И не рискует ли Фу сделать теперь то, что в свое время сделал Чэн: списал из школы человека, из которого вышел и летчик и командир. Не лучше ли было бы, если бы тогда, семь лет назад, Чэн терпеливо изучил своего ученика Фу Би-чена? Инструктор не заставил бы учлета потерять время, довел бы его переобучение до конца…

Фу стянул с головы шлем и подставил голову дождю. Но и влага не давала прохлады. Казалось, даже дождь падает в этих местах подогретым. Вода стекала за воротник куртки, теплая, противная, как пот. Фу жадно втянул воздух. И он был парной, даже, кажется, пахнул гнилью.

Фу остановился: мимо него, разбрасывая грязь, проехал автомобиль. За его стеклом Фу заметил Чэна.

Фу медленно зашагал к командирской пещере. Войдя к Лао Кэ, спросил:

– Позволите говорить откровенно?

– А разве между нами бывало иначе?

– Я знаю, моя обязанность переговорить сейчас с Чэном, но, если можете, сделайте это вы…

Лао Кэ посмотрел на него с удивлением.