«Словно солдаты в ночной атаке, выталкиваемые из своих окопов и бесследно исчезающие в траншеях врага», – пришло в голову Гауссу.

У дома остановилась машина. Из-за руля вылез коренастый человек. В подъезде вспыхнул свет. Генерал узнал брата Августа.

Тот вошел, немного прихрамывая.

– До сих пор не могу привыкнуть к твоему штатскому костюму, – сказал генерал, заботливо усаживая гостя.

– Прежде всего прикажи-ка дать чего-нибудь… – Август прищелкнул пальцами и предупредил: – Только не твоей лечебной бурды!

– Прошлые привычки уживаются с твоим саном?

– Профессия священника – примирять непримиримое.

– Я хотел с тобою посоветоваться…

– В наше время священник не такой уж надежный советчик, – насмешливо ответил Август. – Речь идет о церкви?

– Нет, о войне. Теперь уже ясно: мы сможем начать войну.

В глазах священника загорелся веселый огонек.

– Ого!

– Да, наконец-то!

– Немцы оторвут вам голову…

Генерал отмахнулся обеими руками и, видимо, не на шутку рассердившись, крикнул:

– Не говори пустяков!

– Ты же сам хотел посоветоваться.

– Не думаю, чтобы такова была точка зрения церкви. Она всегда благословляла оружие тех, кто сражался за наше дело.

– Тут ты, конечно, не прав. Церковь во многих случаях благословляла оружие обеих сторон!

– Раньше ты не был циником, – с удивлением произнес генерал.

– Это только трезвый взгляд на политику. – Август потянулся к бутылке. – Позволишь?

– Наливай сам, – скороговоркой бросил генерал и раздраженно продолжал: – Что дает тебе основание думать, будто мы не сможем повести немцев на войну?

Август расхохотался:

– Ты же не дал мне договорить! Я хотел сказать, что немцы поддержат вас во всякой войне…

– Вот, вот!

– Кроме войны с коммунистами.

– А о какой другой цели стоит говорить?.. Именно потому, что эта цель является главной и определяющей все остальные, мы и обязаны относиться к достижению ее с величайшей бережностью. Мы недаром едим свой довольно черствый хлеб, – с усмешкой сказал генерал. – Мы начнем с Австрии. Это будет сделано чисто и быстро: трик-трак!

– Ты воображаешь, будто никто не догадывается, как это будет выглядеть? Перебросками поездов вы создадите иллюзию движения миллионной армии, которой нет!

– Для проведения аншлюса нам не нужны такие силы.

– Что вы будете делать, если не удастся взорвать Австрию изнутри?

– Воевать!

– Зачем ты говоришь это мне, Вернер?

– Потому, что это так.

– Я же не французский или английский дипломат, чтобы дать себя уверить, будто вы способны воевать хотя бы с Австрией!

– Ты не имеешь представления об истинном положении.

Август посмотрел на брата сквозь стекло рюмки.

– Напрасно ты так думаешь, Вернер. Мы знаем…

– Кто это «мы»?

– Люди… в черных пиджаках, заменяющих теперь сутаны.

– И что же, что вы там знаете такого?

– Все.

– Сильно сказано, Август. Время церкви прошло! Ее акции стоят слишком низко.

– Ты заблуждаешься, Вернер. Просто удивительно, до чего вы все ограниченны!

– Ограниченны мы или нет – реальная сила у нас, – и, вытянув руку, генерал сжал кулак. Синие вены склеротика надулись под белой нездоровой кожей.

Август рассмеялся.

– Вот, вот! Вы сами не замечаете того, что кулак этот состарился. А другие замечают. В том числе и церковь!

– Битвы выигрываются пушками, а не кропилами!

– Кто же предлагает вам: «Откажитесь от огнеметов и идите на русских с распятием»?.. Но мы говорим: прежде чем пускать в ход огнеметчиков, используйте умных людей. В таком вот пиджаке можно даже прикинуться коммунистом. – Август пристально посмотрел в глаза брату: – Если вы этого не поймете вовремя, то будете биты.

– Ни одного из вас большевики не подпустят к себе и на пушечный выстрел.

Лицо Августа стало необыкновенно серьезным.

– Нужно проникнуть к ним. Иначе… – Август выразительным жестом провел себе по горлу.

– Э, нет! – протестующе воскликнул генерал. – Уж это-то преувеличено.

– Нужно наконец взглянуть правде в глаза, Вернер.

– В чем она, эта твоя правда?

– В том, что мы одряхлели.

– Меня-то ты рано хоронишь, себя – тем более.

– Я говорю о нашем сословии, может быть, даже больше, чем о сословии, – о тех, кто всегда управлял немецким народом, обо всех нас. Ваша, военных, беда в том, что у вас нет никого, кто мог бы трезво проанализировать современное положение до конца, во всей его сложности.

– Разве мы оба не признали, что конечная цель – подавить Россию – является общей для нас?

– Поэтому-то и хочется, чтобы вы были умней.

Август достал бумажник и из него листок папиросной бумаги. Осторожно развернул его и поднес к глазам недоумевающего генерала.

– Что это?

Генерал взял листок. По мере того как он читал, лицо его мрачнело: «…Мы спрашиваем верующих: не имеем ли мы все общего врага – фюрера? Нет ли у всех немцев одного великого долга – схватить за руки национал-социалистских поджигателей войны, чтобы спасти наш народ от страшной военной угрозы? Мы готовы всеми силами поддержать справедливую борьбу за права верующих, за свободу вашей веры. В деле обороны от грязных нападок Розенберга и Штрейхера мы на вашей стороне…»

Генерал поднял изумленный взгляд на брата:

– Тут подписано: «Центральный комитет коммунистической партии Германии».

– Приятно видеть, что ты не разучился читать.

– Этого не может быть! – воскликнул Гаусс. – Никаких коммунистов в Германии больше нет! Это фальшивка.

– Фальшивка? Нет! – Август рассмеялся. – Это подлинно, как папская булла.

– Открытое письмо верующим Германии?.. Откуда ты это взял?

– Разве это не адресовано в первую очередь именно нам, служителям церкви?

– Я ничего не понимаю, Август. Ты, фон Гаусс, ты, офицер, наконец, просто священник – и с этою бумажкой в руках! Это не поддается моему пониманию: протягивать руку черт знает кому…

– А ты предпочел бы, чтобы паства шла к ним без нас?

– К этим большевикам?.. Верующие? – Гаусс деланно рассмеялся.

– Они уже идут.

– Но… – Генерал растерянно развел руками и снова посмотрел на листок. – Я не могу понять, куда же это ведет?

– Прямо к ним! К коммунистам… Налей, пожалуйста, рюмку, тебе ближе!

Пока генерал наливал, Август бережно спрятал листок.

– Дай его мне, – сказал генерал.

– Чтобы ты провалил все дело? Нет, пока оно нам на руку, мы вас в него не пустим!

– «Мы, мы», – раздраженно передразнил Гаусс. – Мне совсем не нравится это «мы», словно ты уже там, с ними.

– Я должен «понять свои заблуждения» и от католиков перейти к коммунистам.

– Какая мерзость!

– Милый мой, ты, по-видимому, никогда не читал Лойолы!

– Признаюсь.

– И напрасно: «Если римская церковь назовет белое черным, мы должны без колебания следовать ей». Ad majofem Dei gloriam[1]. Я, собственно говоря, заехал сказать тебе, чтобы ты не удивлялся, если когда-нибудь услышишь, что я «раскаялся» и стал «красным».

– Август! – в испуге произнес генерал.

– Этого могут потребовать тактические соображения: пробраться в среду коммунистов. Разве тебе не было бы интересно узнать, что там творится? Вижу, вижу: у тебя заблестели глаза! Увы, старик, это только мечты! Так далеко я не надеюсь пролезть, но кое-что мы все-таки сделаем. Может быть, тебе придется еще когда-нибудь спасать от рук гестапо своего «красного» брата. – И Август рассмеялся.

Глядя на него, улыбнулся и генерал.

– А теперь говори, зачем ты меня звал? – спросил Август.

– Ты меня заговорил… – Генерал потер лоб. – Вопрос прост: чтобы подойти к главной задаче – покончить с Россией раз и навсегда, нужно решить много предварительных задач.

– Это верно, – согласился Август. – Чем важнее цель, тем больше задач возникает на пути к ней.

– Вот здесь-то, на этом пути, у нас и возникли существенные разногласия.