– Понятно. Значит, воевали-воевали, а в результате шишь. Обидно.

– Да чёрт с ним! Там через год опять резня в полный рост будет, вот увидишь! Опять будем думать, как бы эти банды на нашу территорию не перешли. И единственный способ это безобразие прекратить – перекрыть перевалы в Британскую Индию, чтоб вдохновители, казначеи и организаторы не пролезли. А сделать это надёжно только советские пограничники могут.

Слушая Седых, мне подумалось – ну, прям как в Чечне в девяностых-двухтысячных, один в один. И, пожалуй, диагноз и способ лечения товарищ чоновец, на пару с беляком Бектеевым, видят верный.

– Вот такое моё мнение. И никогда я его не скрывал. А британская и японская разведки – шалишь! Так и передай, тем, кто тебя подсадил. Англичанам и японцам наоборот выгодно, чтоб мы как можно скорее убрались оттуда, – Седых порывисто встал, хотя далось это ему нелегко, отстегнул вторую койку и улёгся на неё, отвернувшись к стене и давая понять, что разговор окончен.

– В приличном обществе, Апполинарий, за такие мысли в морду бьют. И за язык я тебя не тянул. И даже мнение твоё разделяю. Только вот, поверь, никому от этого ни тепло, ни холодно. Прав ты, не прав, не докажешь ничего, получишь свой четвертак и привет!

– Ага, признай всё и не мучайся, да? То-то я думаю, что это меня сегодня отпустили так рано с допроса. Может даже и поспать получится.

– Да нет, Седых, не к тому я. Гляжу вот на твою морду побитую и как-то мне не хочется такое терпеть. И чего ради? Всё равно расстрел либо лагеря на всю оставшуюся жизнь. Сижу и думаю – надо Берию в заложники было брать и бежать, пока такая возможность была. Однако, дельные мысли сильно опосля в голову приходят. Поскорей бы сдохнуть…

Горы здесь плечом

Держат небосвод,

И восток опять в огне.

С солнечным лучом

Сразу оживёт

Золочёный барс на броне.

Спросят нас в селе: «Ходите под кем?

Ваши командиры где?»

Броневик-батор,

Пулемёт-мерген

И великий хан РПГ!

Тихонько напел я, подогнав слова под стандарты текущей эпохи.

– Что это? – обернулся Седых.

– А не обращай внимания, тебя послушал само в голову пришло, – соврал я, выдав «Песню улаганских партизан» с небольшими поправками для соответствия текущим реалиям за собственное сочинение.

– А РПГ что такое?

– Ручная противотанковая граната. Или гранатомёт, – сказал я как о чём-то само собой разумеющемся. В самом деле не петь же мне «РГД», когда вопрос с ручными гранатами мною же и закрыт и названия теперь совсем другие? А РПГ… До РПГ-40 всего ничего, идеи витают в воздухе.

– Бойцам понравилось бы.

– Что, гранатомёт?

– Нет, песня, – с этими словами Седых перевернулся на спину и, посмотрев на меня, спросил. – А дальше?

Дай ума, туман!

Чай, уйми-ка дрожь!

Научи, терпенью, дождь!

Из железа нож

И винтовка тож,

Из железа клёпан и Вождь.

Пусть два дня едим

Пайку пресной,

Двести грамм овса вразвес.

Пусть они сыны

Поднебесной,

Мы же дети гневных небес!

С давних детских пор

Верный талисман —

Каменный в кармане кистень.

Заревёт мотор,

И Отец наш сам

Выстрелом разбудит день.

Через перевал

Потечёт отряд,

Унося в долины смерть.

Будто на врага

Установкой «Град»

Рухнула Алтая твердь!

Броневик, Броневик-батор!

Броневик, Броневик-батор!

Он от жадных глаз,

Загребущих рук

Сторожит покой древних гор.

Мы от жадных глаз,

Загребущих рук

Сторожим покой древних гор.

– Вот! Правильно! От загребущих рук беречь надо! – пропустив слова про установку «Град», решительно, а главное, громко поддержал меня в главном Седых.

– Эй, вы там! А ну замолчали! – не злобно, для порядка, посмотрев через «глазок», обозначил своё присутствие надзиратель.

– Слушай, командир, а что нам терять? Отсюда замечательный вид на тот свет открывается, хоть экскурсии проводи. Конечно, если не повезёт и сразу не шлёпнут, тогда четверть века лагерей. Больше вариантов выхода отсюда нет. Оно нам надо? Чего ради всё это терпеть? Мы что, встретившись, даже спеть не можем от души? А ну, давай, помогай! А придут порядки свои наводить, так я им живым сдаваться не собираюсь. Смысла нет никакого, – я говорил не приглушая голоса, чтоб за дверью было слышно, а потом бодро запел песню Николая Емелина «Егорыч старшина». Она почему-то показалась наиболее уместной, видимо, организму нужен был «тонизирующий» эффект. Седых, послушав куплет, тоже приободрился, повеселел и помог мне с припевом.

Егорыч старшина как видно не женат, к сорока готов ко всему готов.

Егорыч старшина как видно не женат, к сорока готов ко всему готов.

– Эй, кому сказал! Заткнулись живо! Или здоровья вагон?! – уже весьма и весьма сердито подал голос надзиратель.

– Да пошёл ты! – коротко, весело, без адреса, чтобы не отвлекаться от песни, отозвался я.

– Ну, контрики, сами напросились! – в коридоре раздалось буханье сапог бегущего человека.

Справа горы, слева речка, деревенька за спиной,

Сузилось кольцо в колечко, может быть последний бой.

Грохот шагов в обратном направлении был гораздо более дробным, к нам спешило явно больше двух человек. А и плевать. Камера узкая, а дверь тем более.

Жаль патронов маловато и подмоги не хрен ждать,

Зазвенели ключи в замке. Ну сейчас начнётся!

Старшина сказал ребята некуда нам отступать!

Дверь распахнулась и здоровенный мужик огромного роста, видимо, надеясь на свою силу и габариты, нагнув голову, попытался ворваться внутрь, сыграть роль тарана. Жалеть его здоровье мне было вовсе ни к чему, поэтому я его просто «подрубил» ударом ногой в колено. Сломал или нет – не знаю, но туша с воплем рухнула при входе, помешав остальным. Второй герой воспользовался паузой пока я восстанавливал стойку и сумел таки впрыгнуть в помещение, отвоёвывая плацдарм. Однако, это и всё, что он успел сделать. Не дожидаясь, пока противник поймает равновесие, я пошёл вперёд и нанёс серию ударов руками в голову и по корпусу. Пробить защиту не вышло, но «каратель» отступая назад, споткнулся об своего товарища и полетел спиной вперёд в дверной проём, получив вдогонку ногой в живот для ускорения.

При входе и в нём самом теперь возились уже двое, выполняя роль баррикады и в ближайшие секунды нападение на меня было невозможно. А вот Седых был в трудном положении. Его спарринг-партнёр влетел в камеру третьим, пока я был занят. И, поскольку по центру валялся гигант, он не мог помочь товарищу со мной, зато прямо перед ним был мой бывший командир. Когда я освободился, Апполинарий, обхватив надзирателя, просто пытался прижать его в угол, чтобы тот не мог бить. Противник же его, из неудобного положения, но наносил чувствительные для уже подорванного здоровья пограничника удары. Спасая командира, я, схватив, потянул их обоих на центр и они, споткнувшись, завалились на всё того же несчастного «первопроходца», по которому я ещё и потоптался ногами.

Пока я вытягивал назад командира, в исступлении не хотевшего отпускать тюремщика, в коридоре оценили обстановку и раздалась команда:

– Назад!

Драка закончилась. Не видя стоящих на ногах противников, я оттащил Седых к лавке, а тюремщики споро «эвакуировали» своих и закрыли дверь.

– Ты как? – спросил я командира.

– Нормально, нормально, – тяжело дыша, два раза повторил он, – ещё повоюем.

– Тогда будем ждать второго раунда, – согласился я. В ответ Седых только согласно кивнул.