Шон приподнялся на локтях, потянулся к моим губам, но Джефф схватил меня за волосы и заставил уткнуться лицом в шею своего соперника; тогда Шон запрокинул голову, и я целовал его, покрывая белоснежную, до горла застегнутую рубашку кровавыми пятнами. Мы терлись друг об друга в ритме движений Джеффа, иногда Шон приподнимал бедра, вжимая меня в Джеффа и насаживая на него еще глубже. Зад жгло как огнем, пряжка расстегнутого ремня больно врезалась в пах, и всё-таки так хорошо мне не было никогда в жизни. Я беззвучно умолял Джеффа не останавливаться, но Джефф не нуждался в просьбах – он, нетерпеливый, несдержанный, теперь словно задался целью заставить нас кончить раньше него; в этой игре побеждал тот, кто приходил к финишу последним.

Шон всё-таки выдержал; зато, получив своё, не стал терпеть и минуты и излился в меня с каким-то жалобным вскриком, какого я прежде от него не слышал.

Потом мы долго лежали на полу втроем – обессиленные, но не успокоенные и не удовлетворенные. Никто из нас не знал, получил ли он то, что хотел, получил ли меньше, чем хотел, или получил так много, как никогда раньше.

8.

Это было чертовски странное время.

Никто из нас троих, наверное, не смог бы внятно объяснить, что мы делаем и зачем нам это нужно. Мои любовники ненавидели друг друга, и всё-таки Шон, как завороженный, появлялся в нашем доме почти каждый день. Они набрасывались на меня вдвоем, они имели меня по очереди во всех мыслимых позах, но я видел, что как Джефф весь дрожит мелкой дрожью, когда Шон вылизывает мне шею и шепчет о том, как меня хочет; видел, как Шон прокусывает себе руку до крови, когда Джеффи с рычанием входит в меня, и я называю его по имени.

– Ты же понимаешь, что так продолжаться не может, – сказал однажды Джефф, когда мы остались одни. В глазах его была абсолютная и совершенная пустота. – Понимаешь… что только ты один можешь что-то сделать?

– Я ничего не могу, – тихо сказал я, прижимаясь к его плечу. – Я люблю вас обоих. Вам достается поровну, так чего тебе еще надо?

– Доиграешься, малыш. В один прекрасный момент у меня в голове замкнет какой-нибудь проводок…

Еще через день Шон встретил меня после занятий, взял за локоть, отвел в сторону, подальше от галдящей толпы. Он побледнел, под глазами залегли синеватые тени.

– Нам надо расстаться.

– Ты этого не хочешь.

– Не хочу.

Я осторожно погладил его руку – на глазах у всех я не смел себе позволить более откровенные ласки.

– Не бросай меня, Шон. Не оставляй меня, прошу. Что я делаю не так, скажи? Я всего лишь хочу, чтобы мы все были счастливы. Разве вы не любите меня? Разве вам плохо от того, что я счастлив с вами обоими?

– Чтобы все были счастливы, говоришь? – Его всего как-то болезненно передернуло. – Да, для этого ты сделал всё что мог, что верно, то верно.

Мы стояли за деревом, и я все-таки решился – увидят, так плевать.

Я поцеловал его в ладонь, мягко вычертил языком линию любви, дотронулся по очереди до всех подушечек пальцев, спустился по линии жизни к запястью, прижался губами, поднял на него глаза…

– Ты придешь?

Он смотрел на меня так, будто его сердце сейчас разорвется.

– Был один парень, – сказал он без всякого выражения. – И был… еще один парень. А еще была одна хорошенькая и сговорчивая подстилочка. Они так славно трахались втроем, это казалось им… забавно… возбуждающе, горячо и очень сладко, и даже можно было подумать, что они счастливы все вместе… Пока один из них однажды не пришел с береттой и не разрядил в своих партнеров всю обойму.

Звучало как в кино, и все же я ему поверил. Однажды он это сделает. Правда, Джефф может сделать это раньше.

Я всё это знал.

Но я сходил с ума, видя их рядом, думая о том, что два этих сильных, своенравных, жестоких человека любят меня одного. Я терял волю при одной только мысли о том, как сладко быть зажатым между напряженными телами, как это крышесносно, когда ласкают сразу две пары рук, как охренительно прекрасно, когда член Джеффа размеренно двигается во мне, а мой собственный также неторопливо и в такт Шон принимает в свой мягкий рот…

Если мне предстояло расплатиться за это – я был согласен. Если мне предстояло умереть за это – я был готов. Но пока что жить мне хотелось. Хотя бы еще чуть-чуть.

Я был между ними (во всех смыслах) словно подушка безопасности, но напряжение день ото дня росло, зловеще искрило; оно было таким реальным, что до него можно было дотронуться рукой, – если не бояться обуглиться до кости.

Больше всего меня пугало то, что, может быть, не ревность и не жажда обладания была тому причиной – они словно дрались за место под солнцем, кому достанется больше, кто возьмет верх. Взбесить их могло что угодно – Шон никогда не мог держать свой рот на замке, но и сам он, когда Джефф хотел его задеть, вспыхивал мгновенно, как осенняя трава от неосторожно брошенной спички. Я ужасался тому, с каким удовольствием они причиняли друг другу боль и как мало принимали ее всерьез.

– Подумаешь, – цедил Джефф, сплевывая кровью, – большое дело.

– Ерунда, всё работает, – равнодушно отвечал Шон, а сам прокусывал губу до кровавых отметин, когда я умолял его дать посмотреть, не сломана ли ключица.

Нет, здесь ценным призом был не я, – чем дальше, тем больше я понимал, что уже не мог прекратить эти игры, даже если бы хотел. То, что мучило и терзало их, искало выхода, и должно было либо найти его, либо разорвать их на части.

Кажется, началось с того, что Шон снова не удержал свой язык на привязи. Да, верно, всё так и было.

– Возьми у меня, малыш, – нашептывал мне Джефф, обнявши сзади, – повернись ко мне, поласкай меня, возьми у меня в рот, я хочу так, пожалуйста, сделай…

– Джеффи, давай сегодня просто…

– Только головку, прошу, – возьми, и я немного подвигаюсь… хорошие девочки не глотают, но ты же не будешь со мной таким жестоким, Кейси…

– Долго возишься, – прокомментировал Шон; он курил на полу, прислонившись к стене и неторопливо выпуская облачка дыма в потолок. – Я бы его в одну минуту развёл.

– Лучше заткнись. Подыхай от зависти молча.

Не помогло. Цеплять возбужденного Джеффа было у Шона любимым развлечением.

– Беда твоя в том, Джеффи, – продолжал он как ни в чем не бывало, прикрывая глаза, – что ты, как видно, только хороших девочек и трахал, оттого и в постели ни хрена не умеешь; а если б не разменивался, нашел себе одну плохую, и…

Джефф соскользнул с кровати быстрее и бесшумнее, чем анаконда с ветви, и стиснул свою жертву также безжалостно и надежно.

– Будем считать, что я её уже нашел.

– Стесняюсь спросить, о чем ты, Джеффи…

– Открывай свой нежный ротик, сучка. Будешь учить меня, чему умеешь.