— Я уже знаю о Тартессосе.

— Ты знаешь только то, что тебе рассказали.

Внезапная теплота распространяется по телу Галена, пробирая каждую клеточку. Его мускулы начинают расслабляться против его воли. Необходимость образовать плавник уже не тревожит его как раньше. Его свободная рука безвольно опускается, и он чувствует, как резко оседает на стуле. Ох, нет.  — Это была не вода.

Тайден продолжает глумиться. — Конечно, это была вода. Но и кое-что еще.

— Зачем?

— Я только хотел, чтобы ты немного отдохнул, Ваше Высочество. Не могу же я показать тебя брату в таком виде.

Гримаса Тайдена становится жестче.

— Да и запястья у тебя, похоже, кровоточат. Нужно было сказать, что тебе скучно — у меня для тебя есть масса занятий, чтобы убить время.

Стул скрипит, освобождаясь от веса Тайдена.

— Но сейчас вернёмся к истории.

Всё вокруг расплывается, и Гален щурится, пытаясь хоть что-то увидеть. Разве на стенах растёт шерсть? Куда уплывает фонарь? 

— Вот так, располагайся поудобнее, приятель. Тебе захочется ее послушать, — Тайден медленно наклоняется, свет фонаря заливает его лицо жутковатым сиянием.

— Ведь все, что ты знал об уничтожении Тартессоса — ложь.

Глава 21

— Раздевайся, — с ликованием говорит Рид.

Я закатываю глаза и стягиваю платье. – Фу! Вот уж не думала, что ты извращенец.

Он пожирает глазами мой купальник. – Черт, терпеть не могу это слово.

— Какое еще слово? Фу?

Он фыркает и скидывает свои брюки, затем берет остальную нашу одежду и бережно прячет ее под днище машины. Тоби переминается с ноги на ногу, его ярко-красные плавки в лунном свете становятся уродливо-коричневыми. — Быстрее, Рид. Мы же опоздаем.

Рид хватает меня за руку и тащит к ручью. Я слышу, хоть и не вижу, как Тоби плюхается в воду впереди нас. Вода волнами расходится от того места, где он нырнул, но пару мгновений спустя Тоби и не думает выныривать. — Он уже бывал здесь раньше? — Глупый вопрос. Парнишка не мог усидеть на месте, едва мы свернули сюда с грунтовой дороги.

— Он практически вырос в этом ручье, — поясняет Рид. — И знает здешние пещеры как свои пять пальцев. Наверное, даже лучше меня.

— Значит, мне нужно было его взять за руку, — я высвобождаюсь из его хватки. — Ты уверен, что это самый короткий путь к Собранию? — Необходимость поговорить с шерифом о Галене занимает все мои мысли. От беспокойства я тереблю декоративные завязки на своем купальнике.

— Я уверен, — успокаивает он. — Не беспокойся. Как только мы туда доберемся, то получим помощь, Эмма. Я обещаю.

Когда мы стоим на глубине по колено, Рид откидывается назад в воду, поманив меня перед этим пальцем. Я окунаюсь, стараясь не продвигаться вперед слишком быстро. Местность мне здесь незнакома, и я все еще не могу видеть сквозь поверхность воды как чистокровная Сирена. Последнее, что мне нужно — это рвануть вперед, расквасить нос об скалу или бревно, и поприветствовать Галена — когда увижу его снова — двумя фонарями под глазами.

К тому же на моей бледной коже синяки под глазами будут еще тем жутким зрелищем, пока не заживут.

По-видимому, Тоби решил оставить нас наедине. Я стараюсь следовать за Ридом, но моим глазам не удается приспособиться к этой чертовой пресной воде, и мне приходится сдаться и опять взять его за руку. Он проводит меня через тоннели, который я не могу назвать пещерами — они скорее напоминают мне горки в аквапарке, — только ребристые, полностью заполненные водой, и мы плывем по ним, а не скользим. Время от времени пространство сужается, и мне приходится прижиматься к Риду, чтобы не снести головой парочку низко свисающих сталактитов.

Я замечаю, как во время этих сближений Рид задерживает дыхание, и с ужасом понимаю, что поступаю точно так же. Я пытаюсь отбросить эту мысль прочь и не играть в игру «Что бы это все могло значить?»

Потому что это ничего не означает, кроме того, что Рид — противоположного пола, мы едва одеты и я абсолютно не обращаю на это внимания. И мы все время касаемся друг друга, что уж там. И да, я заметила, что он привлекателен и все такое. Но это ровным счетом все.

Вот только почему мне так стыдно от того, что я знаю о его чувствах?

— Эмма, — голос Рида выводит меня из задумчивости. — Здесь уже просторнее. Ты можешь, э.. Ты можешь плыть сама. Если хочешь.

Я прочищаю горло от несуществующего кома. — А... да, спасибо. Прости.

Мне удается мельком заметить его довольную ухмылку. Или я просто себе ее вообразила. В любом случае, он знает, что нервирует меня, и я тоже об этом знаю. — Здесь уже не далеко, — говорит он. — И это последний узкий пролет. Если хорошенько сосредоточишься, то сможешь почувствовать других чуть дальше. Они, своего рода, стражи пещеры

Но все, на чем я могу действительно сосредоточиться — так это то, что через несколько минут мы окажемся на суше, подальше друг от друга и физического контакта, и что источник света в этой пещере будет недостаточно ярким, чтобы выдать румянец, предательски заливающий мои щеки.

Тут я вспоминаю кое-что, что сможет меня отвлечь: — Тоби сказал, тебе удалось сформировать плавник. Это правда?

Рид бросает на меня взгляд, но продолжает движение. Мой вопрос застал его врасплох. — Я выбью всю дурь из этого паршивца, как только его увижу.

— Значит, это правда.

Он вздыхает и тянет нас вперед. Хотя я могу видеть его лицо  не очень отчетливо, я уверена, что заметила тень ухмылки пару секунд назад. И я снова затаиваю дыхание. — Я не собирался этого делать, вот в чем проблема, — продолжает Рид. — Поэтому я не смогу показать тебе, что и как. Это просто... случилось само по себе.

— Расскажи мне.

— Мне было лет тринадцать. Док Шродер говорит, что это из-за взросления и гормонов — он как бы настоящий доктор, понимаешь. Он женат на Сирене, Джессе, и у них есть сын, Фин. — Он качает головой. — Можешь поверить, что они назвали своего сына Фин? ( Fin (англ.) – рыбий хвост, плавник)

Я хватаю Рида за плечи и хорошенько встряхиваю. —Эй? Ты здесь? Расскажи мне, как это случилось.

Судя по тому, как он смотрит вперед, мы уже близко к Собранию. И, похоже, он не намерен делиться этой историей с кем-то еще.

— Ладно, прости. — Рид пятится от меня, и я едва не смеюсь, но боюсь, что он снова замкнется. — Однажды я почувствовал себя не очень хорошо и не пошел в школу. Я не был болен, но чувствовал, что не в настроении туда идти. А так как я никогда не скучаю по школе — это нужно заметить — то ...

— ОБожежтымой!

— Ладно, ладно, прости. Когда я чувствую себя нехорошо, я люблю ходить на рыбалку. Там тихо, спокойно и... В общем, я встал за чем-то в лодке и заметил, что мои ноги болят. В смысле, они болели, как если бы у меня была простуда или грипп. Я попытался их потянуть, поскольку чувствовалось, что я должен это сделать — потянуться, — он делает вид, что наклоняется, растягивая ноги. — Потом я вспомнил, как папа говорил, что чувствует похожее, когда проводит слишком много времени на суше. Поэтому я прыгнул в ручей. Как только я так сделал, мои ноги начали переплетаться и срастаться, и это было горячо, как будто мои кости сплавлялись вместе, но не больно. Не сильно, в любом случае. На самом деле, это было приятно, пусть и немного болезненно. — Рид с недоверием смотрит на меня, как если бы подобное повторилось. Судя по его лицу, рассказ дал волю Перепуганно-Растерянной Эмме. — Моя кожа становится тонкой и гибкой, и покрывает мои ноги, — которые, кстати, переплетаются между собой дважды. Но я не формирую плавник. Не его нормальный вид, уж точно. Он выглядит жалко, словно хвост, затянутый по всей длине в куриную кожу. Не гладкий и крепкий, как у папы. На нем все еще можно разглядеть мои коленные чашечки. Я выгляжу уродом.

— Ты уверен, что все настолько плохо?

Он уверенно кивает. — Несомненно. Это было нелепо, Эмма. Я никогда не пытался повторить.

— Чувствовал ли ты когда-нибудь снова необходимость потянуться как тогда?