будучи царем на земле, он научил людей земледелию, но был убит своим завистливым братом Сетом и погребен

своей женой Исидой.

— Забавно. Откуда вы знаете все это, Вейстер? О да, вы же историк!

— Можно продолжать, господин генерал?

— Продолжайте, забавно.

— Сын Озириса — Гор, рожденный после смерти отца, отомстил за него и овладел отцовским троном, а

сам Озирис после своего “воскресения” стал царем загробного мира и судьей душ умерших.

— Забавно. Но почему это вдруг русские решили пустить этого бога в эфир?

— Трудно сейчас сказать…

Зазвонил телефон. Генерал взял трубку.

— Алло. Слушаю. Да. Озокерит? Озирис — неправильный

перехват? Да. Надо следить. — Генерал положил трубку. — На-

прасны наши с вами изыскания в области мифологии, Вейстер.

Оказывается, наши радисты и переводчики перепутали. Русские

ведут поиски не Озириса, а озокерита. Что это такое, Вейстер? В

этом надо разобраться.

— Вот это, пожалуй, из области минералогии. Насколько

мне известно, это — горный воск.

— Странно. Для чего потребовался им горный воск? За-

просите гражданское управление. Пусть сообщат все, что извест-

но им о горном воске. Потом доложите мне.

— Будет сделано, господин генерал. — Майор вышел из

кабинета…

Таня, сопровождаемая адъютантом барона, вошла в комна-

ту, откуда доносился стук пишущей машинки. Там оказалась еще

одна обитая клеенкой дверь. Адъютант постучал, дверь откры-

лась, оттуда показался худощавый лейтенант с маленькими бли-

зорукими глазами в пенсне.

— Фрейлен Берта Шлемер, — отрекомендовал адъютант.

— Знакомьтесь, лейтенант Буш, фрейлен Берта Шлемер будет ра-

ботать здесь, с вами.

— Очень хорошо, — отрывисто сказал лейтенант Буш. —

Вы умеете печатать на машинке?

— Да.

— Отлично. Работы много. С тех пор, как заболел мой коллега Дойшле, я остался один и целыми ночами

просиживаю за машинкой. Очень тяжело одному.

Таня осмотрела комнату. В ней стояло три несгораемых шкафа, два стола с ящиками. Как хотелось Тане

сейчас же, немедленно, осмотреть эти шкафы, перерыть каждый ящик стола. “Может, здесь уже появился

“Озокерит”? — думала Таня. — Интересно, что представляет собою этот лейтенант Буш? На первый взгляд он

типичный службист, канцелярист. С ним мне придется, видимо, доставать “Озокерит”? Но как все это

получится?”

Через два дня Таня переселилась на другую квартиру, недалеко от штаба, на той же улице. В этот дом

привел Таню адъютант барона.

— Здесь жили наши офицеры, но мы их убрали, освободили комнаты специально для вас, — пояснил он.

Хозяйка дома, высокая сухощавая Женщина с крупными чертами очень бледного лица, назвала себя

Александрой Богдановной. Она показала Тане две хорошо меблированные комнаты.

Таня удобно устроилась в этой квартире. Она рано поднималась, умывалась, старательно укладывала

свои волосы, завтракала и шла на работу.

Однажды утром, когда Таня умывалась на кухне, хозяйка стояла около своей кровати, сложив руки на

груди. Она внимательно смотрела на девушку своими большими печальными глазами.

— Знаете что… — вдруг сказала она.

— Что?

— Вы все-таки не немка.

Спокойно продолжая умываться, Таня спросила:

— А кто же я, по-вашему?

— Вы?

— Да.

— Вы самая настоящая русская, — тихим и, как подумалось Тане, вкрадчивым голосом проговорила

хозяйка.

Обтираясь полотенцем, Таня посмотрела на женщину. Ей показалось, что синеватые круги под глазами

хозяйки потемнели, и от этого лицо ее как будто стало еще бледнее.

— Вы думаете, что я русская?

— Я не думаю. Я это чувствую.

— Вы ошибаетесь.

— Может быть.

— Я — немка. Разве я этого не говорила вам?

Женщина ничего не ответила, еще раз взглянула на девушку и пошла выносить воду.

5.

Андрей получил разрешение открыть магазин и часовую мастерскую. Это стоило ему не очень большого

труда, но больших денег. В немецкой комендатуре он представился не только как часовой мастер, но и как

крупный коммерсант, скупающий и продающий редкие часы и ценности. Чтобы подтвердить это, он не жалел

денег на угощение немецких офицеров и на подарки работникам комендатуры, только просил их на польском

языке, чтобы они, в случае надобности, несли продавать часы только ему, а он всегда будет давать хорошую

цену, что не откажется он и от золотых вещей.

В ларек, что был пристроен около ворот дома, пришли мастера, сделали полки, прилавок с витриной, за

прилавком напротив окна — верстак, все покрасили, покрыли лаком. Над ларьком появилась вывеска:

“Продажа, покупка и ремонт часов”, написанная по-польски, по-немецки и по-украински, с изображением

большого циферблата. С утра до вечера часовой мастер работал, склонившись над верстаком.

В один из дней мимо окна легкой походкой прошла девушка. Сердце Андрея как будто на мгновение

приостановилось. Он сразу узнал — это Таня. Все это время он много думал о судьбе Тани: то представлял, как

она благополучно прошла в город и уже работает у немцев; то воображение рисовало страшную картину: Таня

спустилась на парашюте — и ее схватили гитлеровцы, начали допрашивать, пытать. Он успокаивал себя,

говорил, что ничего подобного случиться не может, просто у девушки нет подходящего случая, чтобы прийти к

нему, но через некоторое время волнение вновь охватывало его. И вот, наконец, она появилась…

Таня была ему сейчас очень необходима, без нее он не мог наладить свою работу так, как думал. А

сделать надо было очень многое.

Красная Армия в эти дни вела тяжелые, ко победоносные бои на всех фронтах от Смоленска до

Азовского моря.

После провала летнего наступления сорок третьего года гитлеровская пропаганда заговорила об

“эластичной” обороне, о “неприступности Днепровского вала”. В сентябре советские войска с боями вышли к

Днепру. На семисоткилометровом участке — от устья реки Сож до Запорожья — началось форсирование

Днепра.

Это было великое сражение за водные преграды. Андрей стремился как можно скорее включиться в

работу, почувствовать себя участником этого сражения…

Таня открыла дверь, вошла в мастерскую, быстрым взглядом осмотрела “заведение” Андрея: направо

был стол с пепельницей и два стула для посетителей, налево — прилавок с витриной, за прилавком, перед

окном, боком к Тане сидел Андрей с лупой в глазу. К левой руке его была пристегнута изобретенная им самим

“механическая кисть”, как он назвал ее. На этой кисти вместо пальцев были крохотные тисочки, другие

побольше, разные зажимчики с винтиками — любую небольшую вещь он мог держать при помощи этой кисти

еще крепче, чем настоящей рукой. Таня задержала взгляд на Андрее: он был все такой же, может быть, только

лицо его чуть осунулось.

Поодаль от Андрея в магазине стоял, облокотившись на прилавок, высокий мужчина. Он курил сигару и

внимательно рассматривал Таню с ног до головы. Девушка немного сощуренными глазами презрительно

глянула на него и отвернулась. Привычным движением она поправила прическу.

— Мне нужно часового мастера, — сказала Таня, положив на стекло прилавка руки, обтянутые тонкими

дымчатыми перчатками с расстегнутыми кнопками. В руках она держала такую же дымчатую сумочку.

Андрей не спеша повернулся и, не вынимая, лупы из левого глаза, спокойно, как очередного посетителя,

спросил:

— Что вам угодно?

— Я хотела бы отдать часы в ремонт.

И она стала снимать с руки свои часики.

— Одну минуточку. Подождите, пожалуйста, сейчас отпущу пана и посмотрим ваши часы. — Он снова

склонил голову над верстаком.

Таня следила за каждым движением его правой руки, всматриваясь в его лицо, и ей хотелось сжать в