Словно молодуха какая, повариха вскочила на ноги и тонко закричала:

- Ой, бабоньки, наши идут! Идут, мои хорошие!

Из-за невысокого завала, образованными сваленными друг на друга деревьями, появлялись люди.

- Петро! - подхватил ее крик кто-то сбоку. - Петро!

Чуть не свалив невысокого дядьку, с трудом тащившего огромный мешок, рванула вперед улыбающаяся женщина.

- Вон он, вот он, мой ненаглядный! - молодой парнишка едва успел сбросить рюкзак с плеч, как на него налетел вихрь радости и счастья. - Как же я тебя ждала... Петро! Что такое? Рука?

Шедший следом партизан добродушно хлопнул парня по плечу.

- Добрая у тебя жинка, хлопец, - проговорил он. - А ты, что глаза на мокром месте? Ничего с твоим не случилось! Мы его як красного сокола берегли.

В какие-то секунды притихший, словно перед тяжелой грозой лагерь, взорвался.

- Смотри, Мишка, не надорвись, аж две девки обнимать! - скалил кто-то громко зубы. - Охальник!

Раздавался смех...

- Да, сестренки это мои! - откуда-то доносился возмущенный ответ.

- Сыми-то сумищу свою! Не бойся не укушу! - повариха тянула за рукав длинного как верста парня. - Что и мамку свову не признаешь?

Из палатки кто-то вытащил гармонь и с чувством начал выводить залихватскую мелодию.

- Эх, девки, бабы, молодежь, подходи, не зевай! - заводил народ юморной гармонист. - Расскажу я вам как делить мой каравай!

- Дурак, ты Федька! - рассмеялась в ответ разбитная деваха с шальными глазами. - Че у тебя там делить-то? Шишь с маслом!

Шум нарастал, подобно валу, обрастая все новыми и новыми звуками. Мягкие шлепки снимаемых сумок и рюкзаков, приятный слуха металлический перезвон патронов дополнялись звонкими поцелуями и заливистым смехом.

- А ты, что видела что ли? - ни как не успокоится гармонист, хитро поглядывая на стоявшую напротив него бабенку. - Можа там и ого-го!

- Да, тихо ты! - вдруг кто-то шикнул на него из-за спины. - Уйми свою музыку!

От неожиданности его руки дернулись и гармонь, издав жалобный полувздох, умолкла.

- А... Что? - дернув головой, гармонист повернулся назад.

Все молча стояли. Десятки человек, которые мгновения назад шумно радовались встречи, с недоумением перешептывались. Федька решительным движением отложил инструмент и начал пробираться в центр лагеря. Лишь отодвинув в сторону очередную одетую в ватник спину, он увидел причину всеобщего оцепенения...

- Я смотрю у тебя совсем плохо с головой, старшина? - Смирнов угрюмой глыбой нависал над невысоким собеседником. - Ты отказываешься исполнять приказ высшего командования? Идешь против советской власти, гнида? Что молчишь, Илья Степанович? - имя и отчество он произнес так, словно выплевывал каждую букву по очереди.

Перекошенное лицо разведчика не предвещало ничего хорошего.

- Вот, значит ты как заговорил, капитан, - буркнул в ответ тот, скидывая со спины котомку. - Гнидой меня называешь... Может еще и под трибунал хочешь отдать?! Что буркала свои выпятил? ….Хрена ты получишь моих людей!

Капитан усмехнулся кончиками губ и медленно расстегнул нагрудный карман. Под пристальными взглядами окружающих, он вытащил небольшой клочок темной ткани и, поднеся его к глазам, начал громко читать:

- … Оказывать всестороннее содействие Смирнову Игорю Владимировичу ... Имеет право брать на себя командование военными частями... Подпись: И.В. Сталин,

Он высоко вскинул руку, демонстрируя небольшой клочок ткани.

- Все слышали? - спросил он, пытаясь каждому заглянуть в в глаза. - Я должен забрать с собой в Москву одного человеку — Ковальских Алесю... А, ты слышал, старшина, кем подписан мой мандат?

Голованко шумно выдохнул воздух сквозь сжатые зубы. Мелькнувший перед ним документ был не простой «бумажкой», о чем он, пограничник, не раз слышал.

- Я ее не отдам, - еле слышно проговорил он, набычившись словно боксер перед ударом противника. - Капитан, я ее все равно не отдам...

После этих слов передние ряды словно отхлынули от них. Пятачок пустого пространства вокруг двух людей становился все больше и больше.

Смирнову показалось, что он ослышался. «Что? Какой-то вшивый пограничник вякает против такого документа? - в его голове просто не укладывался сам факт такого ответа старшины. - Это же подпись товарища Сталина!». Его руки сами дернулись вперед и крепко вцепились в воротник партизана.

- Ты, что же старый пень совсем ошалел? - крепкие руки словно мощный механизм с силой трясли старшину. - Тебе сам товарищ Сталин приказывает какую-то девку доставить в столицу... Сам товарищ Сталин! Да, я тебя прямо здесь шлепну! - тряхнув в очередной раз, он отпустил трещавший воротник. - Ты меня слышишь, прямо вот этими руками шлепну! О! Падла!

Воздух словно выдернуло из его легких, а живот сразу же скрутило невыносимой болью. Разведчик даже не уловил сам момент удара, он лишь ощутил его последствия.

- Ты?! Сволочь! - задыхаясь и сипя от боли, бормотал капитан. - Ты поднял руку на старшего командира?

Неожиданно его осторожно подхватили под руку и мягко опустили на землю. Оказавший эту помощь, Голованко присел рядом с ним.

- Успокойся, разведка, - тихо проговорил он, наклоняясь к лица Смирнова. - Прежде чем орать, ты бы сам башкой своей подумал, о чем просишь?! - наткнувшись на недоуменный взгляд, Илья продолжил. - Знаешь, что это за девка?

Тот с шумом выплюнул тягучую слюну и выдохнул:

- Какое это имеет значение? Кто она сама? Кто ее родители? С кем она спит и что она есть? Главное, она может принести пользу стране! Только это сейчас имеет значение.

Старшина печально вздохнул.

- Это же сестра его, - прошептал он, кося взглядом в сторону высокого дуба. - Родная сестра... И ты мне предлагаешь, отдать ее... Лучшего способа подписать себе смертный приговор ты точно не найдешь!

Боль сразу же отступила куда-то в сторону. «Его сестра..., - прозвучавшая мысль просто снесла его мозг. - Да, он же... Боже мой! Какая к лешему Москва?».

- Что тут такое? Что за столпотворение? Вот где они сидят? - прямо из толпы вылез и начал орать врач, также ходивший с ними на операцию по освобождению заложников. - Товарищ капитан, вы собрались улетать? Да? Как, мне интересно бы узнать? А на Абая не надейтесь... В самые ближайшие время он умрет. С такими ранами как у него, люди вообще не живут!

Оба командира вскочили как ошпаренные. Смерть Абая сильно ударяла по обоим. Если первый точно терял как минимум опытного солдата и потенциального «подопытного кролика» для советских врачей, то второй оставался без одного из самых сильных защитников партизан. Оба не сговариваясь рванули в сторону наспех оборудованной операционной. Таким громким словом называлась здоровенная немецкая палатка с огромным пологом, куда запросто можно было вместить около двадцати человек.