- Сколько же тут народу могло поместиться? - подавленная величием Колизея, прошептала Светлана.

Амон неслышно подойдя к ней, удовлетворил ее любопытство.

- Что-то около пятидесяти тысяч зрителей, могли наблюдать за сражениями гладиаторов. Как раз где мы сейчас стоим и шли эти знаменитые кровавые зрелища. Бои насмерть. Эта площадка должна быть бурой от рек крови пролитой здесь.

- И людям нравились такие зрелища?

- Почему бы и нет. Вид крови брызжущей из глубокой раны опьяняет и человеку хочется ещё и ещё крови, чтобы утолить свою жажду. Тут вспарывали живот, и внутренности вываливались на песок, а раненый волок их за собой пока его не добивали, или сам не умирал от боли. Здесь мечи и копья прошивали тело, словно оно из бумаги. Здесь и я когда-то славно повеселится, отправляя создателю рабов и военнопленных. Меня знал весь Рим

- Но конечно не с лучшей стороны, - с ехидцей заметила Светлана.

- Разумеется, - клыки отразили свет, когда Амон улыбнулся на ее замечание.

Внезапно проведя рукой перед её лицом, и щелкнув пальцами, он пропал, Колизей преобразился.

Лунный свет уступил место солнечному свету, Светлана с изумлением обнаружила в своих руках, короткий, тяжелый меч. Подняв голову, встретилась с тысячей глаз, которые с кровожадным любопытством взирали на неё с верхних галерей. Тишина взорвалась криками, исходящими из тысяч глоток. Этот шум, как шум грозы, медленно накатывался на арену. Опустив глаза, девушка вздрогнула от направленного на нее неподвижного, оценивающего взгляда прижавшегося к земле хищника. Он шевельнулся и не спеша, направился к ней через всю арену. Новый шквал голосов захлестнул Колизей, поднявшись под самое небо. Наверное, сами боги с любопытством взирали на накал людских страстей. Светлана, не поднимая меча, попятилась назад. Несколько мягких прыжков и хищник неподалеку от неё. Напряг тело, подобрал лапы, готовясь к роковому прыжку.

Светлана спиной ощутила холод каменной стены. Отступать больше некуда. Хищник взвился в воздух, направляя траекторию движения на одинокого воина, так и не поднявшего свой меч. Девушка не отрывая глаз, следила за прыжком, ей казалось, что эти моменты кто-то медленно прокручивает как плёнку, кадр за кадром. Вот он оторвался от земли, вытянув лапы с острыми когтями, раскрыл пасть в предвкушении жертвы, которая сейчас забьется в объятиях, истекая кровью. Но он так и не достиг её.

Колизей погрузился в полумрак и снова лунный свет осеребрил колонны.

- Идущий на смерть приветствует тебя! - эхо донесло эти слова и шум приближающихся шагов.

На площадку вышел Амон

- Как тебе галлюцинация? - поинтересовался он. - Так  говорили гладиаторы.

- Предупредили бы сначала, - хмуро посмотрев на него, проворчала Светлана.

- Почему меч не подняла, не защищалась?

- Не знаю, - пожала плечами Светлана. - Это было как сон, как-то нереально, Наверное, я ждала, когда проснусь. Амон, то, что я видела, все так и было? - разве на людей натравливали хищников?

- Обязательно, - коротко ответил он и направился к черному проёму арок. - На христиан.  К сожалению, в данный момент Колизей используют как символ мира. Когда осужденному на смертную казнь дают помилование, тут зажигают огни. Два дня Колизей освещают прожектора. Проклятие, какой великолепный амфитеатр, и как его используют! Как люди неразумны.

- Сдается мне, наоборот, - тихо пробормотала Светлана.

Все ещё находясь под впечатлением пережитого, девушка последовала за Амоном к выходу. Бросив прощальный взгляд на амфитеатр, села за спиной Амона. Вздрогнув, мотоцикл рванул по дороге уносясь, прочь от памятника старины.

Они долго гоняли по дорогам, наслаждаясь ночной прохладой, пока, девушка не крикнула ему, что не прочь пройтись пешком. Не возражая, Амон остановил мотоцикл.

Пройдя квартал, Светлана почувствовала, как повеяло свежестью и через несколько домов они вышли на мост, раскинувшийся над рекой. Лунные блики играли в её волнах.

Не спеша, двинулись по мосту, рассматривая открывшуюся панораму. Дойдя до середины, девушка остановилась и, облокотившись о перила, подставила лицо ветру, окидывая взглядом раскинувшийся, по обе стороны реки Рим.

- Как она называется? - спросила девушка.

- Тибр.

- Тибр, - повторила девушка, вслушиваясь в слова и звуки.

Воцарилась тишина, и только шум проезжающих по мосту машин нарушал её. Шло время, и каждый стоял погруженный в свои мысли и воспоминания.

- Как мой отец?  С ним все в порядке? - внезапно задала вопрос девушка.

- Нормально.-  Неопределенно ответил Амон.

- Мне кажется, что прошло много времени, как я с ним рассталась, - не отрывая глаз от мерцающих волн, сказала девушка, словно разговаривая, сама с собой продолжила: - У меня такое ощущение, будто я давно с вашей компанией, и теперь мне придется до конца жизни быть с ней. Это не значит, что я в восторге от ваших проделок. Наоборот, я хочу вернуться назад, в свою страну, к своей нации, к своему отцу. Скажу честно, где-то вы мне и нравитесь. Юм такой забавный, вежливый Барон, могущественный и всесильный Дорн, Амон, вы, когда не злитесь по-своему милы. Вы выше людских забот. Вас не волнует борьба за власть, я имею в виду чисто человеческие проблемы, не волнуют деньги вы выше всего этого. Но, возвышаясь над людьми, вы смотрите на них свысока, вы не слышите крика боли и страдания, вы выше этого, а это неправильно, так не должно быть.

Амон, что-то тихо сказал, Девушка повернула к нему лицо.

- Что Вы сказали?

- Я цитирую Шекспира, так любимого Изером. Я знаю, что он, ответил бы фразой из трагедии "Король Лир",

- И, что Барон процитировал бы?

- «Как мухам, дети в шутку, нам боги любят крылья обрывать...»

Девушка опять уставилась на волну. Несколько минут молчания и обращаясь, казалось к текущей реке, сказала:

- Как тщетны человеческие усилия. Силы добра и зла используют их, как им заблагорассудиться, направляют их, куда им вздумается. Вы сломали мне жизнь.

- Без драм, -  ухмыльнулся Амон.

Не отрывая глаз от текущей реки, словно пытаясь на её дне найти истину, девушка продолжила тихий разговор с ветром.

- Когда я покину ваше общество, то не смогу жить прежней жизнью. Я знаю то, над чем ломает голову половина человечества. Теперь на любого хулигана или бандита я буду смотреть с большей жалостью, чем когда-то, ведь я знаю, что в царстве теней нет любви. Там, наверное, относятся не как к человеку, а как к бывшей кукле, марионетке. Отыграла свою роль, пожалуйте в сундук, который заслужила. Дорн, может, и печется о своем царстве, но он судья и действует согласно разуму, а не чувствами. Но он не знает милосердия, - она повернула лицо к Амону. - Как и Вы тоже. Мир страшен, а жизнь сурова. Мы ничто, в масштабах Вселенной. Как я буду жить, зная, что происходит в ней?