Старый друг его, Александр Манин, говорит, что это произошло следующим образом:

— Вадик мне рассказывал, что когда у него плохо пошли дела во всех сферах — и по работе, и в личной жизни, то ему однажды ночью было виде́ние. Это не было похоже на сон. У него было ощущение, что он общался с каким-то старцем — с монахом или священником. После этого он в православие окунулся более осознанно. Относился ко всему очень серьезно, перестал пить алкоголь, постился, даже аскетически себя держал…

Этот приход к Богу можно почувствовать из его стихов.

Конечно, определенным толчком стали разного рода неприятности, случившиеся с ним практически в одно и то же время. Почти все знавшие Вадима говорят, что именно в том самом 2008 году, когда на него навалилась куча проблем, он действительно по-настоящему пришел к Богу. Всякие антропософии, эзотерики, астрологии и прочая мистика, интересовавшие его раньше, остались в далеком прошлом — теперь он, без всяких сомнений, стал истинным православным христианином.

— Мне кажется, он изначально был православным, но все-таки были у него попытки искать истину в различных восточных, иных каких-то религиях и течениях. В поисках своей веры Вадим изучил многое. Он не то чтобы сомневался в православии, он хотел копнуть глубже. Он ведь во всем хотел дойти, добраться до сути. Удовлетворял свой интерес чтением Евангелия, его толкований, и в итоге для себя определил: православие — это истинная вера. Он укрепился в своей истинной вере — и это стало смыслом его жизни, — считает Юлия, бывшая жена.

Хотя, как мы видим и понимаем — как по ее рассказам, так и по воспоминаниям других, — отношение к жизни и к людям у Вадима и раньше основывалось именно на христианских канонах. Как свидетельствует его мама, Вадим дружил со всеми окружающими его людьми — в том числе и с бывшей женой, и с ее новым мужем… Он ни про кого и никогда не мог сказать плохого слова — ни в глаза, ни за глаза. Соседи — а это, наверное, самые требовательные и взыскательные люди из нашего окружения — отмечают, что Вадим всегда был вежливым и приветливым.

Подтверждает это и дочь Вадима, Надежда:

— Папа никогда никого не осуждал — не было у него такого понятия. Он мог не принимать чье-то поведение, не соглашаться, но людей не судил. Молился за врагов своих — это, как вы понимаете, очень сложно. Старался понять других людей, стремился к этому…

— Да, конечно, он поначалу очень переживал, тяжело переносил неудачу с гостиницей и все связанные с этим материальные трудности, — рассказывает Надежда Дмитриевна. — Он был угнетен; как раз где-то в это время и семья его распалась. Тогда он ушел к нам, жили на нашу с мужем пенсию — Вадим получал буквально копейки… Но он очень хотел помогать своим детям: искал работу, устроился охранником в магазин — где до самого трагичного дня и работал. И никогда ни на что не жаловался! Так что получалось, что мы тогда все время держали пост — ели гречку, картошку, все лето делали «закрутки» с огорода…

— Очень важно, что мама поддерживала его во всем! — говорит Людмила Манина. — Ведь он начал очень строго поститься — ел только хлеб с горчицей и огурцы. Но она принимала и это, не настаивала… Вадим же очень трогательно относился к матери. Очень-очень ее берег, заботился. Всегда по несколько раз позвонит в течение дня, узнает, как дела у нее, как самочувствие…

Кстати, по некоторым рассказам мы помним, что в качестве сторожа ему приходилось подрабатывать и раньше — но, думается, если так было, то об этом могли знать только некоторые, особенно близкие друзья. Свои проблемы и неприятности Вадим вряд ли широко афишировал.

В то же самое время, как сказала его мама, рухнул и его второй брак.

— Мы прожили с ним пятнадцать лет и расстались очень по-доброму, с одновременным согласием, — вспоминает Юлия. — Как-то так получилось, что мы одновременно открыли рот и произнесли практически одни и те же слова… Несмотря на то, что мы с ним очень непросто это время прожили, надо отдать ему должное, что в нашей жизни не было ни одного случая, чтобы было не то что рукоприкладство или хотя бы ругательство, — не было ни одного уничижительного слова! Да, он мог настоять на своем, и это бывало для меня неприемлемо, больно, я обижалась и плакала, но при этом Вадим всегда помнил про честь и благородство. То есть он свою линию гнул, но никогда не опускался до того, чтобы сорваться и накричать, оскорбить — ни меня, ни детей. Никогда ничего плохого детям он не делал, даже ни одного случайного подзатыльника в сердцах не было!

Что ж, еще Елена, первая жена, назвала Негатурова «несемейным человеком». При этом все отмечали, что детей он очень любил и всячески им старался помочь, да и женщинам, как мы видели, нравился — но только семейная жизнь у него почему-то не складывалась… А может, действительно Господь определил ему в жизни иное предназначение?

Подтверждает это наше предположение и Сергей Синятинский:

— Где-то в 2004–2005 годах мы опять стали сотрудничать с Вадимом. И я постепенно замечал, что он все больше отдавался религии… Я считаю, что очень сложно совместить в себе человека, который всерьез занимается предпринимательством, и человека с таким уровнем религиозной отдачи. Он говорил о том, что готов был уйти в монастырь после того, как решил бы все свои жизненные проблемы, поставил на ноги детей. Поверьте, с таким настроением бизнес не сделаешь! Вадим со мной соглашался, что надо разделять: «Кесарево кесарю, а Богово Богу».

— Он пришел к Богу, и ему действительно стало легче, — рассказывает Надежда Дмитриевна. — Как раз с 2008 года, а может, и чуть раньше, он стал много писать. И в основном все стихи его были обращены к Богу. Он напишет, принесет. Я прочитаю, говорю: «Очень хорошо, конечно, но кушать нам это не дает». А он отвечает: «Конечно, не дает! Это для души!»