Я проснулась на следующее утро и обнаружила два поздравительных сообщения – от Рома и от папы. Как обычно, от мамы ни слова. Что характерно, от Марго тоже, и я с сожалением признала, что мне досадно. Решив приготовить завтрак, я отправилась на кухню. На столе стоял шикарный букет – но я вздрогнула, увидев имя на карточке. С Гейбом и впрямь пора было решать.

Эйден обычно вставала рано и каждое утро отправлялась на пробежку, вне зависимости от того, в котором часу накануне пришла с работы. Указав на цветы кружкой, подруга нахмурилась.

– Они лежали на крыльце, когда я вернулась.

– По-моему, пора обратиться в полицию.

– Если не ошибаюсь, у Гейба отец судья?

Я вздохнула.

– Да.

Избавиться от Гейба было сложнее, чем я думала.

– Хочешь, приготовлю завтрак?

Эйден покачала темной головой и возбужденно сверкнула глазами.

– Нет. Сегодня тебя ждет лучший день рождения в мире. Во-первых, мы сейчас пойдем в «Люсиль».

Я любила «Люсиль» – популярный креольский ресторан в Вашингтон-парк. Едва ли не единственное место за пределами Нового Орлеана, где готовили настоящие пышки.

– Ух ты, класс. Что еще в списке?

– Магазины.

Я поморщилась: ненавижу ходить по магазинам. На работе я носила дурацкую форму, а в остальное время дорогие модные шмотки, на которых настаивали родители. Мне ведь следовало одеваться, имея в виду ту работу, о которой я мечтаю, а не ту, которую имею. Как будто врачи не ходят в джинсах и футболке по выходным.

Увидев выражение моего лица, Эйден многозначительно ухмыльнулась.

– Нет, мы пойдем за покупками не как богатые девочки, а как обычные, нормальные студентки. В торговый центр, в мой любимый секонд-хенд, в один клевый винтажный магазинчик на Перл-стрит. И я не разрешу тебе, подружка, потратить больше пятидесяти баксов на одну вещь. Ни шпилек за двести долларов, ни кашемировых свитеров за пятьсот, ни брюк, которые шьют вручную слепые монахи в Андах. Давай побудем двумя обычными девчонками, которые тратят заработанные чаевые на всякое барахло.

А что, подумала я, и впрямь весело. Я никогда так не развлекалась.

– А потом, – продолжала Эйден, и ее глаза цвета виски драматически округлились, – пойдем в салон, сделаем прически и маникюр-педикюр. У одной девчонки в моей группе по химии такие классные волосы, целая грива, и она просто молится на этот салон. Прихорошимся, наденем нормальные шмотки и пообедаем в бразильском ресторанчике, где нам обеим давно хотелось побывать…

План был отличный, от начала до конца. Я уже собиралась крепко обнять Эйден в знак благодарности, но она вскинула руку.

– Я еще не закончила.

На минуту она скрылась в комнате и появилась с розовым конвертом.

– А сейчас ты возьмешь очень классный и по-настоящему необходимый подарок на день рождения и пойдешь со мной. Неважно куда. Просто пойдешь. Я заставлю тебя развлекаться, даже если сдохну в процессе.

Я с легкой дрожью открыла конверт, пытаясь угадать, на что намекала Эйден. Внутри оказалось что-то маленькое и блестящее, с первого взгляда похожее на кредитку. Прочитав поздравления на открытке, я осторожно сняла оберточную бумагу и ахнула.

– Эйд, я не смогу этим пользоваться…

Я увидела на карточке свою фотографию и дату рождения – только годом раньше. Водительские права штата Колорадо. Почти не отличимые от тех, что лежали у меня в бумажнике.

– Сможешь-сможешь. Ты двадцать лет была паинькой, и мне до тошноты надоело, что ты лезешь из кожи вон. Большинство девчонок твоего возраста развлекаются, ходят в клубы, целуются с парнями, спят с кем попало, закатывают бурные скандалы подругам… а ты, Шоу, ничего этого не делаешь. Сегодня ты возьмешь карточку, пойдешь со мной и будешь вести себя как любая молодая идиотка, которой стукнуло двадцать. Мы напьемся, наделаем глупостей и повеселимся – честное слово, ты это заслужила! Я не помню, когда ты в последний раз смеялась или улыбалась. Сохнешь, пытаясь вести себя вопреки своей природе, и я больше не могу стоять и смотреть, как ты мучаешься.

– Мне будет двадцать один в следующем году…

Не знаю, с чего я взяла, что это веский аргумент, ведь Эйден была абсолютно права. Но отчего-то эти слова сорвались у меня с языка.

Она тряхнула головой.

– Какая разница? Тебе двадцать, а ведешь себя на пятьдесят.

Я вздрогнула. Во время последней поездки в Бруксайд Рул сказал то же самое. Со вздохом вспомнив вчерашнюю решимость покориться планам Эйден, в кои-то веки отпустить тормоза, я заправила прядь волос за ухо и расправила плечи.

– Ладно.

Эйден подняла брови.

– Ладно?…

– Да. Я согласна. Начнем веселье и буйство.

Она взвизгнула так, что я чуть не оглохла, подбежала и обняла, едва не вышибив из меня дух.

– Поверь, Шоу, ты никогда не забудешь сегодняшний день.

И Эйден была права, потому что вечер этого дня оказался поистине судьбоносным.

Завтрак в ресторане себя оправдал: мы так наелись жареной вкуснятины, что, придя в торговый центр, сделали несколько кругов, просто чтобы растрястись. Я примерила миллион джинсов и в конце концов купила несколько пар, ухватилась за кроссовки, о которых всегда мечтала, но не решалась купить, потому что родители назвали бы их неприличными. Я грудой складывала футболки и топики. В секонд-хенде я обнаружила старомодную кожаную куртку и несколько рубашек с перламутровыми пуговицами, которые идеально смотрелись бы с новыми джинсами в обтяжку. В винтажном магазине чуть не сошла с ума, потому что буквально влюбилась в платья в стиле пятидесятых и шестидесятых. В некоторых я смотрелась совсем как героиня «Безумцев», а еще в двух – как Бетти Пейдж, только тоньше. Я купила ярко-синие туфли с перышками и блестками и круглую шляпку, которую, наверное, никогда не осмелилась бы надеть – только смотреть и восхищаться. А главное, мы с Эйден смеялись не умолкая, пока мерили одну вещь за другой. Как будто огромная тяжесть свалилась с моей груди. Мне было очень весело и досадно, что я совсем забыла, каково это.

В салоне мне покрыли ногти ярко-розовым лаком, и исключительно из озорства я попросила добавить маленькие черные звездочки. Это было круто и совсем не похоже на перламутровые бледные цвета, которые я обычно носила. Моя маникюрша щеголяла зелеными дредами и татуировкой на лбу, и я пришла в восторг, когда она улыбнулась и сказала, что одобряет мой выбор. В салоне царила веселая непринужденная атмосфера. В обычное время я бы чувствовала себя скованно, но все вокруг были такие внимательные и дружелюбные, что я расслабилась и стала наслаждаться. Моей прической занимался полный афроамериканец, очевидно гей, с блестящей лысиной и вытатуированным на ней огромным глазом, одетый в костюм с леопардовым принтом и туфли, которые уж точно стоили больше моих. Он был очень мил, сказал, что у меня шикарные волосы, и предложил сделать объемную стрижку, чтобы придать им блеска и жизни. Я уже ни против чего не возражала и даже попросила придумать что-нибудь оригинальное с цветом. Я обычно не красила свои светлые волосы – это выглядело бы слишком экстремально. Но темные глаза мастера радостно блеснули, когда я попросила что-нибудь необычное, но все-таки пристойное.

В итоге мои пепельно-светлые волосы обрели снизу легкий каштановый оттенок. Получилось броско и непривычно, но достаточно изящно, чтобы никого не отпугнуть. Больше всего мне понравилось, когда мастер разделил пополам мою безупречно прямую челку и одну половину сделал чуть темнее. Это было стильно, круто и совсем не похоже на то, как обычно выглядели мои волосы. От радости я крепко обняла его, когда уходила. Мастер обнял меня в ответ, наверное потому, что я оставила чаевые, которых хватило бы, чтобы куда-нибудь смотаться на выходные. Ну и ладно, зато выглядела я феерически.

Мы бегом вернулись домой, чтобы переодеться к ужину. Я надела то, что купила, – узенькую прямую юбку и ярко-синий топ с черной рубашкой, накрутила волосы, накрасилась ярче, чем обычно, и решила, раз уж на то пошло, надеть свои шикарные черные сапоги, от которых не отказалась бы и модель «Харлей Дэвидсон». Они придали мне рискованный вид – но именно так я себя и чувствовала, после того как на целый день спустила свою истинную натуру с воображаемого поводка.