— Мир Реденл — воображаемый. Его обитатели — как актеры кинофильма. Из любви к искусству их можно изучать, но мы, кажется, заняты не киноискусством. Или это для нас будет просто ролевой игрой? Так её проще в нашем родном мире организовать, здесь людей полно на все вкусы.

— Вот оттого в воображаемом мире игра для нас безопаснее. Там мы и постоять за себя сможем, и, если надо, мгновенно оттуда исчезнем, — заявил Лёня.

Игорь, а с ним Инга и Ольга враз возмутились — они Реденл воображаемым не считали. Погибнуть в нём можно было по-настоящему. И что с того, что твоё тело здесь не будет иметь внешних признаков смерти, даже если задерёт тебя там реденлский медведь или ты утонешь в Порожистой — смерть есть смерть.

— Да пусть и так, — не стал спорить Кутков. — Зато есть разница: убил ты человека при самозащите в нашем мире, или убил в Реденле. Согласитесь, что это не одно и то же.

Лысый с интересом смотрел на разгорячённого спором Леонида, но вмешиваться в дискуссию не спешил.

— Да и понятие самозащиты в Реденле станет несказанно шире, — изрёк ехидно Богачёв. — Скажем, тебе не понравилось, как абориген на тебя посмотрел…

Ермолай понял, что дискуссия заходит в тупик. Игорь молча сцепил зубы, Инга вообще заткнула уши, а Галка, чей талант экстрасенса позволял предвидеть развитие событий, явно встревожилась.

— Мы должны определиться, кем для нас будут люди Реденла, — сказал Харламов. — До того, как мы их встретим. Не стоит обсуждать это сейчас. Вообще обсуждать не стоит. Пусть каждый сам для себя решит.

— Решить этот вопрос здесь, и решить его там, — произнёс Лысый в пространство, — опять же не одно и то же.

Ольга сопела, уткнувшись ему в плечо, иногда что-то бормотала. Ей нравилось лежать рядом с ним, обнявшись, и ни о чём не говорить. А Харламова одолевали мысли. Бывает такое: вдруг начинаешь мыслить необычно ясно, разом понимая то, до чего долго не мог додуматься, а мысли несутся дальше, сами по себе, освещая уму удалённые горизонты, о которых прежде и понятия не имел. В эти мгновения он отчётливо понял — не мог быть их расщеп, Енисей — Иравади, ни единым уцелевшим, ни одним из восемнадцати кусков Материнского Мира. Расщеп мог быть только копией, проекцией, дубликатом, со свёрнутым в кольцо годовым циклом, а пространственно — исчерпывающим своими очертаниями всю собственную Вселенную. Из Материнского Мира возможны были космические полёты — из расщепа можно было уйти только в приват- или общие миры; сделать это могли только идущие Путем Радуги.

Он не знал, для этого ли некто создавал расщеп. Были ли мастера Радуги и их дело основной целью, или же это было побочным свойством расщепа? Быть может, те, в Материнском Мире, ставили эксперимент, в котором возможны были человеческие жертвы. И чтобы избежать гибели людей, создали расщеп, где действовали тени реальных людей. И так же, как Кутков накануне не жалел гипотетических людей Реденла, экспериментатор Материнского Мира не жалел их, мастеров Радуги. Не жалел их, а они, и он сам в их числе, не жалели собственные творения. Ему припомнился псевдо-гном, погибший от его руки. Да что там один псевдо-гном! Он создал мир, в котором страдали и погибали — а никакую жизнь без этого представить невозможно — тысячи разумных существ! И перевесит ли тот факт, что он подарил им само их существование, эти страдания?

Оля заворочалась, положила голову ему на грудь и постучала пальчиками по губам Ермолая.

— О чём думает мой повелитель? О судьбах мира?

— Угадала. Мне вдруг так ясно представилось, что расщеп может быть только проекцией части Материнского Мира…

— Рядом со мной тебя философствовать тянет?

В её голосе прозвучали нотки обиды.

— Рядом с тобой мои мысли приобретают небывалую ясность.

— Ну, тогда ладно, — снисходительно сказала подруга, и вновь удобно устроилась у него на плече.

Но если всё так, то кем являются они сами? Копиями реальных людей? Эта мысль не укладывалась в голове. Самая точная копия, предоставь ей свободу воли, и помести в иные условия, неизбежно начнёт всё больше и больше отличаться от оригинала. Расщеп от Материнского Мира отличался, это факт. Стало быть, и идентичных копий быть не могло. Чьё-то сознание существовало в его здешнем теле? Но тогда у другого тела, того, которое в Материнском Мире, не было своей жизни. Тогда оно, это тело, лежало где-нибудь на кушетке или в кресле недвижной массой, точно так же, как тело Ермолая во время его пребывания в Гволне или Реденле.

Копия копии — в этом было что-то неправильное, но неправильное логически, а не по-человечески. Как раз человеку всегда было в высшей степени свойственно стремление перекладывать свои трудности на другие плечи. И если представить, что эти плечи человек сумел смоделировать по своему образу и подобию, то нечего удивляться, что копия повторила деяние оригинала — создала копию копии. Интересно только, повторила ли где-нибудь это действие копия копии?

— Оля, ты не знаешь, в каком-нибудь из общих миров тамошние люди погружаются в свои приват-миры?

Подруга вздохнула и разочарованно отодвинулась. Таких случаев она не знала. Но, если подумать, подобные действия должны были держаться в тайне, точно так же, как и в расщепе.

— Я, когда ты размышляешь на отвлечённые темы, твоих мыслей совершенно не улавливаю, — пожаловалась она. — Мне от этого сразу не по себе становится. Как будто я внезапно оглохла.

Юноша чувствовал обратное — оторванные от жизни размышления его успокаивали и он лучше начинал понимать насущные проблемы. С чтением чужих мыслей-переживаний в этот момент становилось заметно хуже, но и это он воспринимал, как отдых. Только сейчас он смог посочувствовать Сашке Богачёву, чьи способности чтеца намного превосходили его собственные. Тому, похоже, приходилось постоянно жить без отдыха.

Незаметно он уснул, и снились ему внимательные глаза в бескрайнем синем небе, незаметно для окружающих следящие за ним, Ермолаем. Было очень неуютно, и хотелось от них скрыться.

К обеду следующего дня Лёня вынырнул из Реденла в панике. Выглядело это следующим образом: тела Куткова и Александра Алешина расслабленно возлежали в креслах, а неподалёку ожидали Ольга, Галина и Ернигей. И тут Леонид внезапно приходит в сознание, он вскакивает и кричит, что Сашок разбился на перекате и его надо спасать. Спасать человека, который находится в бессознательном состоянии, а постигшие его тело повреждения начнут проявляться в течение нескольких минут, дело не столь простое. Оттого рядом с лекарем Ернигеем находились Галка с талантом экстрасенса и Ольга, частично экстрасенс, частично лекарь, способная к тому же усилить таланты обоих. Кутков тоже мог бы помочь, но ему после вынужденного возвращения непросто было мгновенно перестроиться на совершенно другие действия. Но польза от него всё же была — он сообщил, что Алёшин потерял сознание и нахлебался воды. И к тому же сильно ударился о камень.

Ернигей, по крайней мере, знал, с чего начинать. Аникутина контролировала состояние внутренних органов, а Галка сразу отреагировала бы на любое их неверное действие. Сашок вскоре задышал ровно, но в сознание пока не приходил. Тут Галина дала волю нервам, и Ернигею пришлось заниматься уже ею.

— Ерёма, надо думать, что делать, — отозвал приятеля в сторону Леонид, когда возле пострадавшего собралась вся группа. — Братья на время выпали, таскать каждый раз Игоря — не выход.

— Может, нам вообще Порожистую оставить в покое, и податься сопками в соседнюю долину?

— Если бы знать, сколько до неё идти, — покачал головой Леонид. — Ты сам в тайге вырос, знаешь, что быстрее сплава по реке ничего не придумаешь.

— А если впереди водопад?

— Вернуться в расщеп успеем, мы на воде рядом держимся. Я бы раньше Сашка выдернул, если бы знал, что он не сумел камень обогнуть. Брызги в глаза летят, видимость неважная…