Должно быть, не мне одному пришла в голову мысль, что друг молодости вовсе ее видеть не хотел. Быть может, оттого и Касьян, вернувшийся в Москву, сообщил, что не смог купить билетов к морю. Вслух, однако, никто такого не предположил.
— Такой седой человек… — протянула Рита, и все заулыбались.
В прошлую нашу встречу, когда отправились в монастырь, Риту не пустили дежурные казаки — она была в брюках, а выдачу платков, дабы обвязаться по поясу, никто не предусмотрел. Рита осталась снаружи, с ней Сашка, и за компанию с ними — Света и Касьян. Было жарко, они полезли купаться — голышом. Дело было под стенами монастыря, пришел казак, попробовал их пристыдить, а Касьян его послал в задницу. Тот едва не заплакал, проговорив: "Такой седой человек, и так себя ведете…". Касьян извинился, но фраза стала легендарной.
Вообще, с момента появления Риты наши разговоры бесповоротно утонули в прошлом. Одно воспоминание сменяло другое. Как водится, одни и те же события участники припоминали немного иначе, отчего разговор получал некоторую интригу.
Вспомнились наши злоключения, секретарь парткома университета, который не единожды нам что-то такое запрещал. Я кстати припомнил, что секретарь этот как-то внезапно оставил университет и уехал в Киев. И Касьян мне тогда говорил, что он ходил в КГБ, на того секретаря жаловаться, и к его словам вроде бы отнеслись внимательно. Тут вся компания переглянулась. При нашей прошлой встрече Касьян рассказывал, как он переводился в Москву. Дело было не простое, но ему намекнули, что если он подпишет обязательство сотрудничать с госбезопасностью, перевод значительно облегчится.
"Дали мне кличку Павел, я написал одну бумагу, в которой уверял, что весь шум и все опасности на факультете исходят от Паши и Леньки, — примерно так говорил тогда Касьян, — я не упоминал украинского националиста Степана и ярого антисоветчика Женьку, я все валил на двух разгильдяев, от которых и так деканат на ушах стоял. А потом я уехал в Москву, и на этом мое сотрудничество с КГБ закончилось".
— Мне Касьян еще в студенчестве все по-другому рассказывал, — сообщил я нейтральным тоном.
— В следующий раз он эту историю по-новому расскажет, — уверенно пообещал Олег.
С ним никто не спорил. Все же Касьяна большинство наших на один уровень с собой не ставили. Он был режиссер, организатор, голова, это его заслугами наши программы выигрывали всякие конкурсы. Он и дальше двигался по жизни своим путем. Москва, потом возвращение в областную молодежную газету, затем Комсомолка перестроечного периода, после чего он стал главным редактором другой газеты — и, наконец, свой бизнес. Не мелкий. И нашу прошлую встречу организовал именно он, хотя, зачем ему это надо было, я откровенно не понимал.
Касьян всегда хотел быть первым и главным. Но зачем сейчас для этого собирать коллектив, с которым он добивался успехов в студенческие годы? Вновь почувствовать себя главным? Неужели ему в своей фирме этого не хватало? Поверить, что виной всему сентиментальные воспоминания молодости, я не мог. Такой мотив двигал, совершенно однозначно, Леней. Так ведь Леня и все эти годы никого из наших не забывал. Да и остальные порой бросали все и ехали за тысячи километров, чтобы прикоснуться к воспоминаниям молодости. Никто не собирался ничем хвастаться, никому ничего доказывать. А Касьян, похоже, хотел что-то доказать. Может, у него не получилось. Впрочем, человек он талантливый, поступки его привычным обывателю аршином лучше не мерить.
Когда вечером сели за стол, всем было не до песен. Рита с Леней ударились в воспоминания, которые меня мало трогали.
— А Айрапетова помнишь? Как от него всегда воняло! Носки, должно быть, месяцами не менял.
Ленька, который год жил с тем на одной квартире, за общего знакомого обиделся. А Ритулька уже припоминала кого-то другого, столь же лестно о нем отзываясь. Она всегда была остра на язычок, отчего и в журналистике преуспела. Ей в этом году звание заслуженного журналиста Украины дали. К ее чести, о процедуре присвоения почетного звания она рассказывала с тем же сарказмом.
Светлана предложила тост за всех нас. Интересный тост, про бегемота. "Тормозит попутку мужик с бегемотом. — Подвези, друг, на поезд опаздываем. — Так бегемот в машине не поместится! — Ничего, он пешком за нами пойдет. Мужик поехал, а сам все в зеркало заднего вида посматривает. Десять километров в час, двадцать — бегемот трусит сзади, не отстает. На шестидесяти километрах он попутчика спрашивает: — Выдохся твой бегемот? Язык на сторону свесил… Попутчик интересуется: — А язык он направо свесил или налево? — Налево. — Это значит, сейчас он на обгон пойдет".
— Так выпьем за то, чтобы в тот момент, когда все подумали, что мы выдохлись, мы пошли на обгон!
Выпили, похвалили себя, какие мы успешные, и трех мужиков отправили готовить шашлык. Рита увязалась с нами — продолжить беседу с Леней. Опять о политике.
— Литвин? Да он же мерзавец, каких свет не видывал. Это он Гонгадзе убил из-за бабы…
По ее версии, несчастный журналист отбил у политика какую-то даму, и спикер ему этого не спустил. Гонгадзе убили, а политик спрятал концы в воду. Вся Украина знает, кто убил, а доказательств никто не ищет. Леня порядком расстроился. Он на прошедших выборах так надеялся на Януковича, а тот его подвел. И сейчас Леня не знал, на кого ставить.
— Янукович, этот бандит? — пожала плечами Рита.
— Какой он бандит, он просто из маленького городка, — возразил Леня, — там все такие. Я сам в таком городке вырос.
— Но ты же бандитизмом не занимался?
— Как сказать. Я в юности шапки у прохожих отбирал. Меховые. Обыкновенный грабеж, гоп-стоп.
— А я, — вступил в разговор Олег, — эти шапки потом перепродавал.
— Боже, с кем я связалась, — произнесла в пространство Рита.
— Это все мелочи, — утешил ее я, — главное, что у них сексуальная ориентация нормальная.
Мангал оказался занят, и мы наскоро соорудили на траве очажок из кирпичей, натолкали туда поленьев, разожгли огонь и ждали, пока те прогорят. К компании присоединился Изя, Светкин муж, и мы мирно беседовали под темнеющим небом на нейтральные темы. Искры от горящих поленьев огненными пчелами проплывали над нашими головами. Вскоре это дело стало нам надоедать. Поленья никак не прогорали, а женская часть компании у коттеджей, дабы скоротать время, пыталась вывести пятна красного вина с Вениной футболки. Использовался и просто кипяток, который лили через растянутую ткань, и различные средства бытовой химии.
Леня, по природной экспансивности, то и дело сквернословил, тут же прося у господа прощения. Вообще, он был единственным из моих знакомых, всерьез жалеющих о распаде Союза, воспринявший его как личную трагедию. Оттого и в религию ударился, в православие.
— А я простой кондовый атеист, — признался я.
Олег несколько помялся: — В церковь я не хожу. Но когда мимо проезжаю, на кресты посмотрю — и, знаете, легче становится.
— Рит, а ты к какой религии принадлежишь? — поинтересовался я.
— Я что, обязана кому-то давать в этом отчет? — иронически взглянула на меня заслуженная журналистка Украины.
— Никто не обязан объявлять о своем отношении к религии. Это личное дело каждого, — гордо провозгласил Леня.
Стемнело. Олег, обругав наши жалкие попытки пристроить шампуры на кирпичи, взялся за дело сам. Уже в полной темноте мы вернулись за стол, согласные есть даже сырое мясо. Из соседнего пансионата доносилась музыка дискотеки. Олег с Ритой даже сходили туда, но очень быстро вернулись. С них взяли деньги за вход, за что внутри налили граммов по семьдесят паленой водки — и никаких танцев. Вот такая дискотека. Степан завалился спать, сильно ослабев от принятого, остальные пошли к морю, купаться при лунном свете.
Света уверяла, что море иногда светилось. Нам не повезло, мы могли лишь любоваться пенистыми барашками волн при лунном свете. Олег и Леня купались, остальные просто стояли, вдыхая морской воздух. На мелководье волны казались огромными, они обрушивались с неумолчным шорохом. Говорить не хотелось.
