Проходя мимо каюты номер один, где в последние пять лет он частенько подолгу болтал с Марком Ламером, он вдруг подумал, что неплохо бы извиниться перед Кристиной Холмс. Дверь была закрыта, но плафон с надписью «не беспокоить» не светился. У себя ли Крис вообще? Недолго поколебавшись, он слегка постучал по пластиковой панели и услышал невнятный отклик, отдаленно напоминающий разрешение войти.

Сердженор повернул ручку, открыл дверь, и был встречен громким проклятием. Кристина, обнаженная по пояс, сидела на краю кровати, прикрывая скрещенными руками грудь.

— Пардон! — Сердженор закрыл дверь и отступил на шаг, начиная жалеть, что не прошел прямо в свою каюту.

— В чем дело? — Кристина, уже натянувшая форменную блузку, открыла дверь. — Чего тебе нужно?

Сердженор изобразил на лице улыбку.

— Может быть, пригласишь меня войти?

— Чего ты хочешь? — нетерпеливо повторила она, пропустив мимо ушей тонкий намек.

— Нуу… Допустим, я хотел извиниться.

— За что?

— За хамство Нарвика, например. Думаю, о я не очень-то помог…

— Мне не нужна ничья помощь. А индюки типа Нарвика и Шиллинга меня не вообще не волнуют…

— Осмелюсь сказать, что дело вовсе не в твоих волнениях.

— Да? — Крис вздохнула, и он уловил в ее дыхании резкий табачный запах. — Хорошо. Ты уже извинился. И всем от этого, разумеется, стало лучше. А теперь, если ты не возражаешь, я хотела бы немного отдохнуть…

Она захлопнула дверь, и звук запираемого замка жестче необходимого. Потом загорелось окошко с надписью «не беспокоить».

Задумчиво поглаживая подбородок, Сердженор направился к своей каюте. Против воли, он не мог сдержать улыбки. Конечно, разгневанная Кристина может дать фору по классу хамства любому мужику, но пойманная врасплох, оказывается, ничем не отличается от остальных женщин. Во всяком случае, древнейший символ самозащиты — прикрыть грудь от чужих глаз! — четко свидетельствовал о дамской сущности казалось бы бесполой коллеги.

Сердженор представил на миг обычную Кристину, ширококостную, насквозь прокуренную, болезненно-бледную, с сильными натруженными руками, готовыми работать в мире мужчин по его жестоким правилам, а потом попробовал увидеть ее такой, какой она, наверное, была когда-то, до тех пор, пока жизнь не отправила ее в нокдаун. Он честно напряг все ресурсы воображения, но представить крокодила в образе феи оказалось выше его сил, и, осознав тщетность своих попыток, Сердженор выбросил Кристину из головы и вошел к себе в каюту. Сбросив ботинки, он лег на кровать и, наконец, позволил себе задуматься о том, что расстояние в тридцать миллионов световых лет и впрямь мало похоже на рождественский сюрприз. Собственно, и особой беды в этом он, вечный бродяга, не должен был бы видеть. Не должен был бы — с точки зрения логики. Увы, жизнь не всегда подчиняется логике, и даже сильные люди все-таки не отлиты из металла — вот почему холод межгалактической бездны внезапно пробил ознобом его тело, просочился под кожу, и он ощутил, как мертвящий мороз опустошает его душу. И, ощутив, уже не сумел представить, что сумеет сможет когда-нибудь вновь улыбаться, или беззаботно, не думая ни о чем, засыпать, или попросту открыто и безбоязненно общаться с милыми сердцу людьми….