Однако в это утро главная его забота заключалась в следующем: он искал способ, в котором сочетались бы случайные факторы, оказывающие влияние на Топографическую Съемку 837/LM/4002а. Уже произошел сбой в памяти Уэкопа, хорошо еще, что при проверке — компьютер не смог провести корабль через гравитационные потоки бета-пространства; слишком быстрый прыжок, слишком замедленная коррекция ошибки, — неожиданный уход Марка Ламеру, и вот теперь открытие, что место Марка займет женщина.

Сердженор из всех сил старался рассуждать трезво и рационально, но никакими усилиями не мог избавиться от ощущения, что вот-вот начнется «рейс джек-пот». Нехорошее, какое-то сосущее предчувствие грядущей катастрофы обуревало Сердженора.

Прощальная вечеринка в честь Марка Ламеру началась рано и закончилась поздно. Но, несмотря на обилие спиртного в желудке, Сердженору так и не удалось влиться в общее веселье. Он допустил грубую тактическую ошибку, позволив себе слегка перебрать за игрой в пул после ленча, потом завалился спать сразу после обеда. В результате остаток дня прошел совершенно отвратительно. Ему даже показалось, что он отравился.

— Это похоже на истому после соития, если не считать того, что оно продолжается и продолжается, — жаловался он Элу Гиллеспи, когда они встретились в баре. — Наверное, я открыл неизвестный закон природы — пить можно только раз в день.

Гиллеспи отрицательно покачал головой.

— Это не неизвестный закон природы, Дейв, а одно из основных правил любой выпивки. Если ты уж начал пить с самого утра, то так и продолжай.

— Теперь слишком поздно, — Сердженор отхлебнул неразбавленного виски, теплого и безвкусного, и обвел взглядом слабо освещенное помещение со стеклянными стенами, где размещался бар. Сквозь листву экзотических растений мерцали огни города, вытянувшегося вдоль залива. Сотни маленьких прогулочных катеров мелькали в море, оставляя за собой поблескивающие зигзагообразно расходящиеся по воде следы. Волны казались языками холодного зеленого пламени. Это создавало впечатление, что море ожило, пока земля задремала в тишине ночи. Высоко над навесом, почти в зените, ярко сияло несколько звезд первой величины.

Сердженор не смог принять участие в буйной вечеринке. Он со страхом ощутил приближение приступа одиночества. Прекрасный и гостеприимный, Делос не был его родным домом. В сущности, люди, которых он называл друзьями, таковыми не являлись. Да, они относились к нему с дружелюбной терпимостью и уважением, но других отношений просто не могло существовать в тесных каютах корабля, и если бы он уволился, то и тому, кто пришел бы на его место, оказывали бы точно такое же внимание. Упрямые странники, думал он, вспоминая отрывок старого стихотворения, который вот уже двадцать лет наиболее точно характеризовал его образ жизни.

Древний поэт описывал людей, предпочитавших не задерживаться надолго в одном месте, чтобы не привыкать к нему, но эти слова находили отклик в душе Сердженора. Недоукомплектованные топографические экипажи — обычные люди со своими недостатками — точно так же относились к личным взаимоотношениям. Он сам был первым тому примером. Он выбрал жизнь упрямого странника на корабле странников, и хотя знал Марка Ламеру вот уже пять лет, они оба были не более чем слегка взволнованы предстоящим расставанием. А что могло бы быть более весомым обвинительным заключением его образу жизни?

Перед мысленным взглядом Сердженора промелькнули десятки людей, которые приходили на корабль, оставались на нем на больший или меньший промежуток времени, а потом уходили. За долгие годы, проведенные на «Сарафанде», Сердженор мог бы отчетливо вспомнить лишь нескольких. Например, Клиффорд Поллен, у которого, наконец, вышла в свет не слишком интересно написанная книга, теперь был преуспевающим журналистом в агентстве новостей одной из колоний. Молодой Берни Хиллиард сумел заплатить неустойку за разрыв контракта, не дожидаясь, пока истечет требуемый двухлетний срок, и ушел преподавать в неполной средней школе на Земле. С трудом вспоминались десятки других, каждый со своими особенностями, но все же всех их объединяло одно — Сердженор снисходительно-высокомерно относился к отсутствию в них должной силы и настойчивости. Теперь же он размышлял о том, что, может быть, проявление, как он раньше считал, слабости с их стороны оказалось их силой. Неужели они олицетворяли собой необходимые уроки жизни, которые ему до сих пор не удавалось усвоить?

Взрыв смеха, последовавший за началом игры в другой части комнаты, нарушил ход мыслей Сердженора, но не изменил его настроения. Он поменял выдохнувшееся виски на свежее и отошел от стойки бара в угол поспокойней. Вечеринка насчитывала уже около пятидесяти человек, к команде «Сарафанда» присоединились экипажи других кораблей и немногочисленный персонал транзитной станции. Были и девушки. Каждой из них уделяли внимание, по крайней мере, трое молодых людей, и Сердженору внезапно пришло в голову, что было бы хорошо, очень хорошо, если бы он мог этой ночью печальных откровений выговориться незнакомой женщине.

К несчастью, несмотря на всю привлекательность этой идеи, он мало что мог предпринять, чтобы воплотить ее на практике. Он не собирался включаться а соревнование с юными соблазнителями в надежде пофлиртовать с девушкой, которая в любом случае скорее всего увидит в нем отца. Он не собирался покидать вечеринку и бродить в одиночестве по городу. Казалось, ничего не оставалось делать, как бросить вызов так называемому основному закону выпивки Гиллеспи и, вслед за иными коллегами, выйти на ту же алкогольную орбиту. Ополовинив бокал, он уже направился было к группе у фортепиано, когда отворилась дверь и в баре появился Харольд Бересфорд, администратор сектора, как всегда сгорбленный, зато сопровождаемый статной, коротко подстриженной шатенкой.

Сердженор завистливо хмыкнул. «Обидно, подумал он, суетливый и сварливый чиновник, ничем, кроме пристрастия к выпивке не знаменитый, и тот проявил большую предусмотрительность и пришел на вечеринку не один». Столь явная несправедливость никак не способствовала улучшению настроения.