Полковник проворно выбрался из кресла, схватил меня за руку и поволок вон из кабинета, словно нашкодившую кошку. От неожиданности я даже не сопротивлялся, тем более что хватка у Руслана Александровича оказалась, как у грейдера.

В коридоре он прижал меня к стене и, приблизив свое лицо к моему, насколько позволял живот, зашипел:

– Сергей Иванович, вы редкий идиот! Вы даже на конкурсе идиотов заняли бы второе место!

– Почему только второе? – подыграл я, вспомнив его любимый анекдот.

– Да потому, что вы идиот! – с удовольствием закончил полковник.

После грубой депортации из кабинета я начал приходить в себя и понимал, что ляпнул что-то не то. Из нависшего надо мной рта после обеда воняло беляшами. Что происходит? Неужели в стране вся нормальная еда кончилась?

– Как узнал? – полковник продолжал расплющивать меня о стену.

Из-за отсутствия воображения я завел ту же ерунду про цепочку размышлений, которую уже плел сегодня перед стажерами.

– Об этом знали только три человека, – не дослушал Карамель. – Я, Петрович и… еще один.

– Слесарь?

– Какой Слесарь?

– Значит, знали четверо. Четвертый – Слесарь по кличке Кнут Педерсен. Я пятый.

– Что еще знаешь?

Я пожал плечами.

– Знаешь, что за казино, где оно?

Я кивнул, стараясь дышать как можно реже.

– Шустрые вы, ребята. Чье казино тоже знаешь?

– Вы его боитесь?

– Ну, вот и не лезь, куда не следует. Пока не позовут. И болтай поменьше. А лучше вообще молчи. Особенно в моем кабинете.

Х х х

Встретиться с Гореловым сегодня было не суждено.

В кабинете Шишкина опирался задницей о подоконник еще и дежурный адвокат, что меня сразу насторожило. Мы пересекались пару раз, но имени я не помнил.

– Такое дело, – объявил Шишкин без преамбул. – Тебе предъявляется обвинение в убийстве. Сейчас я вас допрошу, как полагается, потом отправишься в суд, а потом сам знаешь куда.

– Чего? За что?

-- По обвинению в убийстве сотрудника полиции Алексея Петровича. Да вам, наверное, самому лучше известно - за что.

– Ерунда какая! Есть доказательства?

Я совсем было собрался опрокинуть стол, стул или еще что-нибудь в этом роде и дать деру. Куда? Зачем? Хотя бы просто подальше от капкана. А там пусть ищут. Но в кабинет вошли два сержанта с автоматами и наручниками наготове.

– Вовсе не ерунда, вот у меня тут… вполне достаточно, – для иллюстрации следователь пролистнул дело. – Все сходится, как в расписании поездов. Показания администратора пансионата «Парус»… Мой тебе совет, у тебя единственное смягчение, что ты был в состоянии аффекта от измены жены. Петрович был убит заточкой в сердце. Помнишь, в Чечне ты точно так же убил одного местного у него дома? Точно в сердце и именно заточкой. Почерк подделать нельзя. Тогда тебя отмазали, теперь ты в надежных руках.

– В твоих что ли?

– На берегу, где ты сбросил труп, найдены следы твоего протектора.

– Это я туда позже приезжал для осмотра.

– Кроме того, есть свидетель, как ты избавлялся от трупа.

– Корытин?

– Вот, сам все знаешь! Я еще твое чеченское дело затребую, может тебе по нему еще что-то причитается?

Молодец Касторкина. Классно сработала. Я протянул руки для наручников.

Х х х

В камере БС, кроме меня, оказалось еще шестеро так называемых бывших сотрудников.

Двух эмчеэсников или, проще говоря, пожарных, взяли на краже. Потушить-то они потушили, но попутно прихватили из обугленной квартиры некоторое количество ювелирных изделий. Парни уже во всем честно признались и теперь дожидались исполнения формальностей, чтобы отправиться к месту основной дислокации.

Подполковник по экономическим преступлениям сел за взятку. Он, кажется, еще сам для себя не решил, брал или не брал. Подполковник отличался скрытным нравом, предпочитал отмалчиваться. Но тюрьма лучше всякого рентгена определяет родимые пятна. Лишь по поводу суммы среди местной клиентуры существовали разногласия – от трехсот тысяч рублей до двух миллионов в той же валюте. Если судить по званию и по серьезному выражению на лице, скорее два миллиона. Впрочем, всякое случается. При этом подполковник, как и я, оказался бывшим участником чеченской кампании. Из-за чего я сходу испытал к нему если не симпатию, то сочувствие.

Сам я не стремился узнать подробности из жизни моих случайных попутчиков. Но, как писал Ленин, нельзя жить в тюрьме и быть свободным от нее. Ленин знал толк в тюрьме и был очень наблюдательный человек. Сам я еще не переступил порог камеры, а все уже знали, что на мне два убийства.

Нижнюю часть моих нар придавил прапор-мародер, кстати, тоже бывший «чеченец». Месяц назад первым обнаружил труп на улице и снял с него банковскую карточку.

Следующему члену экипажа, довольно взрослому дяденьке лет пятидесяти, в данный момент «шили дело» о подделке финансовых документов в бухгалтерии крупного завода. Ментом он служил недолго, не больше года, случилось это давным-давно после демобилизации из советской армии, но яркий факт в биографии уже позволял ему попасть в привилегированное общество бээсников. Колбасой здесь, конечно, не кормили, зато никто никого не принуждал стирать чужие носки.

По-настоящему меня интересовал лишь один пассажир вагона в ад. У этого пассажира, впрочем, оказался билет до ближайшей станции, в общем, в ад он не собирался.

После некоторых усилий я вспомнил имя – Леонтий Тимченко. Как был, так и оставался прапором внутренних войск по хозяйственной части, то есть по тыловому обеспечению. Как ни странно, чеченская война не обошла стороной и Леонтия. Там этот хозяйственный человек не растерялся и быстро наладился продавать гранаты любому, кто платил. Понятно, что наши были плохими покупателями, им гранаты выдавали бесплатно, зато чеченцы так любили взрывчатые вещества, что денег не жалели. Вернее, очень жалели, но все равно платили.

Первоначальную оперативную информацию на Тимченко нарыл опер вроде меня, из Челябинска. Когда сменился состав временного райотдела, дело перешло ко мне по наследству. По-хорошему, следовало передать тыловика контрразведчикам или в прокуратуру. Но я этих товарищей всегда недолюбливал. И на корпоративном уровне, и вообще тогда вооружение разворовывалось железнодорожными составами. Только воровали чины повыше прапорщика. А контрразведка не могла быть не в курсе.

Я сначала-то сгоряча заехал Тимченко по печени. Раза два. А потом пожалел отца семейства и закрыл дело. Тем более мне тогда уже было не до посторонних прапорщиков, меня самого должны были вот-вот посадить за убийство.

Нынешний Тимченко оброс десятком дополнительных килограммов личного веса, а также приобрел серьезный кровоподтек, чуть не во всю морду, как раз во время задержания. Приняв в организм пару лишних промиллей, управлял автомобилем практически в трезвом состоянии. Был остановлен жезлом, но сдаваться не захотел, кинулся на людей при исполнении с кулаками, провел пару удачных атак и был остановлен еще раз – на этот раз прикладом автомата как раз по морде.

Сначала ему сильно светило. Тридцать тысяч рублей штрафа и два года без автомобиля – не в счет. Ему светило сопротивление сотрудникам милиции и двадцать граммов героина в бардачке. Сам Тимченко был чист перед наркотиками. Героин предназначался молодой подружке: без допинга престарелому прапорщику девушка больше не давала.

Вагон подрагивал, чтобы вот-вот отправиться в ад. Однако отправление задерживалось. Сначала сотрудники согласились забрать заявление о сопротивлении. Затем из дела исчез героин. Выражаясь поэтически: остались штраф и лишение прав. За такое в СИЗО не держат. На завтра был намечен счастливый миг освобождения из-под стражи.