Сказано-сделано. И дуэт молодых сыщиков быстренько собрался в дорогу. (До Орланского ущелья от столицы было всего-то каких-то двести километров.)

Погрузивши еду и необходимый минимум вещей в Верину малиновую «девятку», (сам Михаил, увы, пока был «безлошадным») молодята в дорогу отправились все же не сразу.

Они воспользовавшись тем, что на у лице накрапывал дождь, а значит на скамейке у дома зловредные старухи в тот момент не «дежурили», и тем, что стекла в автомобиле были тонированные, занялись любовью прямо на заднем сиденье «девятки».

Ограниченность пространства порождает необычайную близость и «глубину отношений» и извергающейся тугой струей поток мужского семени не только привел Веруню в экстаз, но и заставил невольно поучаствовать в «караоке на площади». То есть громко попотпевать включенному автомобильному музыкальному центру. (Правда, прерывисто и с хрипцой да еще и на одной ноте.)

На Орланскую гидроэлектростанцию молодята попали только под вечер и, хотя и немного усталые, но довольные и счастливые. (Путь - то был «долгий» и пришлось делать три «вынужденные» остановки.)

Да жизнь есть жизнь. (Даже если это половая.) И если тебе повезло с утра, то наверняка повезет и под вечер. (Это я к тому, что Вера с Михаилом попали на плотину как раз в момент начала ужина.)

Все (включая и дежурного милиционера, которому полагалось стоять на «часах» на въезде в запретзоне) уже собрались за «круглым столом». На котором, естественно, главенствовала рыба: жаренная и пареная огромнейшими кусками. А вот самогон в двухлитровой фляге «стыдливо» ютился под столом.

Малиновая «девятка» беспрепятственно пришвартовалась прямо к зданию дежурки. Но это паники в стойких рядах сотрапезников не вызвало. Правда, дежурный страж порядка нехотя покинул свой застольный пост и, переваливаясь как утка, «выполз» на свежий воздух.

Вера сразу же пошла в атаку. Но ее образная и красочная речь на неподкупного охранника госсобственности не возымела ни малейшего впечатления.

Михаил вообще, памятуя советы своей возлюбленной, больше помалкивал, но изредка вставлял мудреные слова типа: «реквием», «канул», «гонорар».

Но видя, что атака в лоб захлебнулась, (Вера начала хрипнуть и кашлять) мастер сыска вспомнил волшебное слово «помянуть». И открыл для обозрения вместительный баул, в котором уютно свернувшись «дремали» несколько колец «краковской» копченой колбасы да добрый кусок розовой на вид ветчины под «охранной» разнокалиберных бутылок с «зажигательной» смесью».

И, о чудо, плотина вдруг рухнула, но на этот раз, слава богу, фигурально.

Померших поминали тихо скорбя, но после трех рюмок «казенки» и двух стаканов самогонки началось «братание» и задушевное «общение», которое при нашем пресловутом украинском менталитете неизменно заканчивается одним и тем же вопросом: «Ты меня уважаешь?!»

А начинается такая беседа всегда и везде тоже однообразно.

Сначала гостей посвятили в профессионально-кастовые пересуды, затем в дела семейные. (По тещам, естественно, прошлись отдельно.) Еще, конечно же, поговорили о свинстве, о скотстве и о курстве. (Нет! Так не годится. Ибо меня могут не правильно понять.) Я просто хотел сказать, что разговор шел о свиньях, коровах и курах. Да еще о ценах и видах на урожай.

Но вот о политике и о политиках на удивление ни гу-гу.

- Ну їх вcix в гузно! - высказал всеобщее мнение уже хорошо подвыпивший мент. (Но все равно, ему можно доверять, ведь он-то знает власть изнутри.) - Сьогоднi у нас свято! (конечно же назвать поминки праздником - это кощунство, но и здесь он, увы, видно прав: кому война, а кому мать родная!)

Говорили все и вместе. (Как в украинском парламенте, но в отличии от депутатов, здесь консенсус всегда достигался.)

Вера сначала было попыталась отделить зерна от плевел, но затем махнула обреченно рукой и вспомнив навыки приобретенные на курсах машинисток - стенографисток стала смешными закарлючками стенографировать все подряд. Благо пьяненькие «собеседники» - собутыльники глаголили медленно и «втолковывая» значимость сказанного по несколько раз повторялись.

Михаил же не доверяя такому анахронизму незаметно включил диктофон, а сам во все глаза следил за новыми «приятелями». Ибо когда разговор перешел на ночные «рыбалки», то массные взгляды даже старых пердунов стали все чаще и чаще скользить по фигуристой Вере.

Пришла пора сматывать удочки. И хотя Веруня и тем более «радушные» хозяева предлагали еще посидеть, но 11ихаил был непреклонен и малиновая «девятка» благополучно покинула запретзону.

Чувство ревности делает любовь еще слаще. И при возвращении в Киев молодята сделали целых пять остановок в пути.

На следующее утро Михаил день-деньской пил «Миргородскую», а непившая спиртного Вера (во-первых, она была за рулем, а, во-вторых, в последнее время она открывала для себя более действенный способ «веселия») расшифровывала свои «закарлючки» и прослушивала записи сделанные на диктофоне. (Но тихо и в офисе, а «больной» Михаил отлеживался в жилой комнате на диване.)

Доверчивая девушка думала, что ее возлюбленный после вчерашней попойки встал с бодуна. Но на самом же деле Михаил просто-напросто хитрил и щадя любимую оттягивал обсуждение открывшихея ему обстоятельств Орланской трагедии.

Дело в том, что одной из составляющей успешной сыскной деятельности Михаила была его феноменальная память.

Вере же потребовался почти весь день, чтобы из всей этой горы словесной шелухи пьяненького разговора выделить всего два сообщения достойных внимания.

Первый эпизод: Вся смена, включая и редко покидавшего свой кабинет начальника электростанции, почему-то в момент взрыва оказалась на месте сварочных работ и вся погибла.

Второй эпизод: Топливный бак патрульной моторной лодки, по клятвенному утверждению одного из вчерашних сотрапезников, в канун трагедии был утром заправлен под «завязку», но оказался почему-то после взрыва почти пуст. Хотя лодка все время была на приколе и под вполне надежным замком.

И пока Вера до этих свидетельствований только докапывалась, Михаил эти данные в своем мозговом «компьютере» успел не только отсеять от пустопорожней болтовни, но и проанализировавши выработать. первую логически обоснованную версию произошедшей с жителями Цветово трагедии. Но вот даже его мозг и сердце практически постороннего человека, противились внедрению в них таких страшных вестей.

«А как же это воспримет Веруня?!» - ужасался мысленно Михаил и продолжал трусливо отлеживаться на диване.

Но вот в офисе оборвавшись на полуслове вдруг умолк магнитофон и стало тихо. Необычайно тихо.

Пора! И мастер сыска с защемившим вдруг сердцем покинул свое лежбище и направился в свой кабинет.

В дверях они встретились.

Слезы с Вериных глаз лились потоком, но и они не смогли скрыть поселившийся там ужас.

- Там! Там такое!!! ... Не уже ли правда, что тот, плавая на моторке, добивал тех, кому удалось всплыть? - пыталась поделиться возникшей и у нее догадкой Вера, но попавши в нежные и родные объятия Михаила, уткнулась носом в его плечо и разразилась беззвучным рыданием.

Не стыдясь слез плакали долго и вдвоем. А взбунтовавшаяся и вырвавшаяся с под контроля их память рисовала им одну и ту же картину, которую они никогда не видели воочию; по вновь только что образовавшемуся заливу на месте села Цветово на моторной лодке мотается ни человек, а чудовище и веслом по головах топит и топит оставшихся в живых ...

Багряный осенний закат был под стать настроению, но по обоюдному молчаливому согласию на обсуждение добытой на плотине информации наложили табу до следующего утра.

Ужинали вяло и без аппетита. Да и в постель забрались рано и хотя долго не могли уснуть, любовью в этот вечер не занимались.

И уже уснувши на левой руке Михаила, Вера и во сне пару раз начинала было плакать, но нежные и горячие поцелуи суженного всякий раз прогоняли кошмары с ее снов.

- Давай съездим сегодня в город, - после завтрака неожиданно предложил Миша своей возлюбленной ничего не объясняя.