Роуан все еще плакал, и Джура неожиданно поняла: необходимо сделать что-то, чтобы не дать ему покинуть Ланконию. Страшно представить, что будет с ее страной, если Роуан оставит мысль объединить племена! Став королем, Джералт ввергнет Ланконию в войну.

А Джура… Джура умрет без этого человека! Как она привыкла к его нежности, ласкам и поцелуям! Привыкла к его силе! Как бы она ни высмеивала его, как бы ни скандалила, он никогда не терял веры в себя! А теперь стало ясно, что он с самого начала сомневался в себе. Почему она не помогла ему?

Она осторожно выглянула из-за дерева и увидела, как поникли его плечи, как безнадежно обмякло тело. Ей захотелось обнять его, позволить выплакаться на своем плече, пока она гладит золотистые волосы.

Но тогда она все испортит! Самое ужасное, что можно сейчас сделать, – сочувствовать и пытаться его утешить. Нужно заставить его снова поверить в себя.

Роуан уже встал, но по-прежнему не сводил взгляда с Кеона. Джура снова ощутила, как повлажнели глаза при виде осунувшегося лица мужа. Он заботился о Ланконии, не только об ириалах, но обо всей стране, если так скорбит над убитым мальчиком из племени зернас. Тал был прав, разрешив сыну воспитываться в другой стране. Да, Тал оказался прав. А вот она, Джура, жестоко ошиблась.

И вот теперь настало время эти ошибки исправлять.

Она бесшумно отошла подальше, после чего повернулась и сделала вид, что только сейчас увидела мужа. При этом она старалась производить как можно больше шума, но Роуан не обернулся и по-прежнему стоял спиной к ней, глядя в застывшее лицо Кеона.

Джура распрямила плечи.

– Что ты здесь делаешь? – сварливо осведомилась она. – Нам пора ехать к фиренам.

Роуан так и не оборачивался, и она едва не протянула руку, чтобы коснуться его волос, но вовремя удержалась.

– Что это? – взвизгнула она, показывая на тело Кеона. – Скорбишь по мальчишке зернас? Или боишься гнева Брокаина? Когда дело дойдет до войны, мы, ириалы, обязательно победим.

– Войны не будет, – покачал головой Роуан. – Я добровольно сдамся Брокаину. Надеюсь, это его умилостивит.

Джура сжалась от страха, но громко воскликнула:

– Прекрасно! Тогда Джералт станет королем.

Роуан даже не шелохнулся.

– Как и полагалось с самого начала, – пробурчала Джура, однако Роуан снова не отреагировал. – Но прежде чем пожертвовать собой, скажи: мы едем к фиренам или нет? Или оставим Йена бесплодно ждать Бриту?

– Больше это меня не касается. Я не ланкониец.

Сочувствие к мужу быстро испарялось. Джура свела брови:

– Это правда. Ланкониец никогда не занялся бы абсурдным делом объединения племен. Все равно ничего не получится.

– Может, кому-то другому все же удастся, – печально вздохнул он. – Тал сделал неверный выбор.

– Ты прав. Джералт будет куда лучшим королем, чем ты. Он без труда объединит всех. И не станет причиной гибели невинных мальчиков!

Говоря это, она внимательно следила за лицом Роуана и, кажется, заметила некоторые признаки жизни.

Он резко повернулся к ней.

– Джералт объединит племена.

– Ну разумеется! И преуспеет в этом, не находишь? Брита уже испытала на себе его силу и побоится выступить против. Йену тоже придется смириться.

– Брита испытала силу Джералта? – ахнул Роуан. – Но она…

– О да. Я по глазам вижу, что она опасается моего брата.

– Да она уничтожит его! Выйдет за глупого мальчишку и станет править всей Ланконией!

В глазах Роуана загорелся знакомый свет.

– Какое тебе до этого дело? Ты уже будешь мертв, раз решил принести себя в жертву ради погибшего Кеона.

Роуан оглянулся на труп, и лицо его снова омрачилось.

– Да, это правда. Джералт наверняка будет прекрасным королем.

– Если победит! – добавила Джура.

– Победит?

– Выйдя за короля, я почувствовала вкус власти. Стану женой Дейра, и, возможно, мы начнем войну с Бритой за власть над племенем. И кто знает, вдруг я еще стану королевой всей Ланконии!

Она хищно улыбнулась:

– Да, такая мысль мне нравится!

Роуан уставился на нее, и скорбь в его взгляде сменилась ненавистью. Ненавистью к ней, Джуре!

– Война, – прошептал он. – Война и власть – вот о чем думают все ланконийцы! Ты готова сражаться против собственного брата, лишь бы получить власть. Ради своих эгоистичных желаний ты погубишь сотни невинных людей. Тебе безразлична Ланкония!

– А тебе? Ты хочешь бросить все, что начал, и принести себя в жертву Брокаину.

– Я должен, – тихо сказал он. – Я дал этому человеку слово. Слово рыцаря нерушимо.

– Ты англичанин! – бросила Джура. – Настоящий англичанин, и я рада, что тебе предстоит умереть! Нам не нужны трусы, неспособные закончить начатое! Убирайся! Поезжай к Брокаину! Возвращайся в Англию! Или к дьяволу, мне все равно!

Развернувшись, Джура устремилась прочь, но едва скрылась с глаз Роуана, остановилась и горько заплакала, так что затряслись плечи. Не понимая, что делает, она рухнула на колени и низко опустила голову. Слезы лились ручьем, словно она пыталась выплакаться за всю свою прошлую жизнь. Кулаки ее судорожно сжимались. В конце концов Джура упала на землю и зарыдала еще громче. Она умрет, если Роуан сдастся Брокаину, но сказать это вслух она не могла. Он не нуждался в сочувствии, поэтому Джура не утешала его. Посчитала, что ее гнев отрезвит мужа, но оказалась не готова к ненависти, запылавшей в его глазах.

Наконец она немного успокоилась, встала и вернулась в лагерь. Остальные сидели молча и, заслышав шаги, с надеждой уставились в чащу леса. Но, увидев, что рядом с Джурой нет Роуана, все отвернулись. И Джура поняла, что они нуждаются в нем так же сильно, как она сама.

К ней подошла Силин, и Джура поспешно отвернула лицо.

– Ты… плакала? – ахнула подруга. – Что ты с ним сделала?

Но Джура даже лучшей подруге не могла рассказать о том, что видела. Разве ланконийцы поймут мужчину, который плачет, как младенец? И все же Джура поняла. Означает ли это, что она не истинная ланконийка?

– Просто дым попал в глаза, – солгала она. – Думаю, Роуан скоро вернется.

И Роуан действительно скоро вернулся. Его волосы были мокры, словно он купался. Оглядев собравшихся, он приказал отправляться в дорогу. Фирены стояли в стороне. Роуан подошел к ним и долго что-то говорил. Джура увидела, как он показывает на членов отряда. Видимо, клянется собственной жизнью, что им ничего не грозит.

Она продолжала пристально наблюдать за мужем и заметила странную пустоту в его взгляде, пустоту, которой раньше не было. Но он выглядел так, словно готов взять на себя прежнюю миссию.

Она ожидала, когда он посмотрит на нее, чтобы улыбнуться. Однако он не обращал на Джуру внимания.

Они ехали весь день, и Роуан ни разу не взглянул на нее. Неужели не понял, что все это она наговорила специально, чтобы обозлить его? Что хотела избавить его от тоски и отчаяния? Но вечером… вечером она постарается отвести его подальше, и он снова коснется ее, а может, и будет любить, как прежде.

Но ее ожидания были напрасны. Они раскинули лагерь, а Роуан явно избегал ее. Она попросила его прогуляться в лес, но он ответил, что должен присматривать за фиренами.

– Я не могу оставить их с твоим братом, – холодно пояснил он. – Или, может, мне стоит величать его Истинным Королем?

Джура не успела ответить. Роуан отошел, даже не оглянувшись.

Заметив это, Силин приказала Джуре расседлать коней. Джура механически принялась выполнять знакомую работу.

– Ты обидела его, – упрекнула Силин.

– Я помогла ему, но он этого еще не знает. – Она посмотрела туда, где сидел Роуан, затачивая меч. – Я…

– Дура! – закончила за нее Силин и, забрав свое седло, рассерженно удалилась.

Джура испытала новый приступ жалости к себе. Неужели никто не верит, что она наконец прозрела?

Всю ночь девушка тихо просидела у огня и перед рассветом заступила на стражу, но Роуан даже не попытался поговорить с ней. Раздавал задания и приказы, как любому из отряда. Но никто, кроме Силин, похоже, не замечал отчуждения между супругами: ведь Роуан обращался с ней как любой ланконийский мужчина с женщинами – на равных. Но Джура уже успела привыкнуть к стремлению Роуана защитить ее, обращаться, как с нежным и хрупким цветком.