Ведал ли ты страх засыпающих?

Ужас, что пронзает до пят,

Ибо Земля под ними разверзлась,

И начинается сон…

Фридрих Ницше

Кошмары приходят в реальность каждого из нас. В глубине души каждый человек знает это, и молит Господа, чтобы подобное не произошло с ним. Но иногда молитвы остаются неуслышанными. Егор знал об этом, каждый раз оставаясь лицом к лицу с кошмарами, таившимися в его воспоминаниях. Но совсем недавно они стали перерастать в жизнь. Он спрашивал себя, почему это случилось. Он постоянно винил Бога во всех своих неудачах, пока не наткнулся на отрывок из Библии, говорящий о том, что если все в твоей жизни идет черт знает как, значит, ты чем-то разгневал Господа. Мысль о том, что нужно что-то менять в себе, просто выводила Егора из себя. Он всегда считал, что все делает правильно. Он тут же швырнул Книгу Бытия в сторону, сел на корточки, и тихонько зарыдал. Он плакал почти неслышно, лишь иногда всхлипывая, и даже не пытаясь вытирать слезы. В его мыслях плавно возник образ Алены. Она как всегда улыбалась. Даже сейчас в его спонтанной фантазии, когда все шло как нельзя хуже, на ее лице продолжала сиять улыбка. Радость девушки постепенно перерастала в смех, заставляя Егора испытывать чувство стыда.

- Зачем ты мучаешь меня?! – Воскликнул он, едва не захлебываясь от приступа слез.

В комнате слышалось лишь спокойное тиканье часов, висящих над письменным столом. Как всегда.

- Оставь меня в покое!

Крик постепенно приобретал оттенок мольбы, такой жалкой и неслышимой. Егор сидел в углу комнаты, сжавшись в комок, и тихонько рыдал, как в детстве, когда родители наказывали ребенка за всякие провинности. Он понял, что привкус слез не меняется спустя годы. Он остается прежним.

Егор вспоминал те дни, когда впервые увидел Алену. Тогда еще не было этого чувства в недрах души, заставляющего стонать. Тогда была лишь любовь. Чистая и безмятежная. Целыми ночами он думал о ней, и наивно полагал, что все идет к лучшему. Надежда, вера, любовь – вот что было в его сердце на тот момент. Все шло как нельзя лучше. Он готовился к предстоящему знакомству с этой веселой девчушкой из соседнего дома, днями продумывая каждое слово, каждый свой шаг, жест в общении с ней. И ждал. Ждал подходящего момента. Конечно, страх и легкое волнение не оставляли его ни на минуту, но то были светлые чувства, и Егор знал, что без труда справится с ними, когда будет нужно. Так бы все и было, но… потом появился он. Человек, не являвшийся даже врагом этому парню. Появился он, не желая зла, и просто увел Алену. Этим человеком стал его близкий друг.

- Олег, оставь ее в покое. Пожалуйста. – Как-то раз попросил его Егор, сидя на скамейке в парке.

- Да ладно тебе, что ты себе подружку не найдешь, что ли? А если хочешь - жди. Я ненадолго с ней. Так, побалуюсь и отдам тебе. Они ведь, как игрушки. Все, без исключения.

Алена действительно выглядела, подобно милой куколке, но не из-за наличия легкого характера, а скорее из-за своего обаяния и красоты. Ее скромность сводила Егора с ума, не говоря уже про глаза и губы…

От этих слов Егор пришел в ярость. После этого дня он ни с кем не общался. Обиднее всего было осознание того, что она и вовсе не нужна Олегу. Вот это было острым жалом, вонзившимся в сердце этого хрупкого подростка. Постепенно чувства ненависти и злобы привели его в ужасное состояние. Он не раз видел из окна, как, будто специально, они проходят под его балконом. Счастливые. Смеющиеся. Беззаботные. Хотелось крикнуть: «Алена, не верь ему! Он всего лишь «актер»! Он обманет тебя!» Но даже, если бы так и случилось, она бы все равно не поверила бы, ни единому слову Егора. Он всегда думал, что такого нашла она в этом «прилизанном гомике», и пришел к выводу, что всему виной его возраст. Ей было семнадцать, а ему двадцать один. Наверное, с ним было куда интереснее, чем со своими сверстниками.

Боль не покидала Егора, лишь изредка отступая на короткое время. Она напоминала морской прилив. Вот только пальм и заката вокруг не было. Хотя… пожалуй, закат присутствовал, правда, не солнечный, а жизненный. Чувства замкнутости, угнетения и отчаяния сводили с ума. Он просто сидел взаперти, в то время как все его друзья продолжали жить веселой жизнью, свойственной, наверное, всем подросткам. Егор решил поставить точку на самом себе, зная, что не сможет жить обыденной жизнью, после случившегося. Ему хотелось кричать. Кричать, как можно громче, но вряд ли бы это хоть как-то помогло. И он понимал это. А так же он понимал то, что в свои семнадцать лет он окончательно разочаровался в любви, друзьях и вообще в людях. Он понял, что все просто бросили его. Оставили гнить заживо в собственной комнате. Никто не пришел к нему, чтобы спросить о его делах, чувствах, настроении… Нет, все были настолько счастливы, что старались не замечать старого доброго Егора – некогда их лучшего друга. Он был забыт, как старая книга, которая не была пригодна к чтению, из-за стершихся строк, но которую все-таки хранят. Просто так. Как память.

Шли дни, плавно перетекая в недели. Уже близился конец лета, но Егор никак этого не ощущал. Иногда, просыпаясь в собственной постели, он даже не знал сегодняшнего числа. А иногда из головы вылетало и название дня, который едва тянулся. Так медленно и напряженно. Комната Егора уже не казалась местом для отдыха. Она напоминала концкамеру. Ее стены с красочными фотообоями больше не веселили взгляд. Напротив, казалось, что с каждым днем они все ближе смещаются к центру комнаты. Возникали ощущения давки, удушья, безысходности. Егор вскакивал с кресла, подбегал к двери балкона, собираясь разбить стекло… Затем резко останавливался, словно ошеломленный сильным ударом, падал на колени и закрывал лицо руками. Проходила пара минут, и он вновь оказывался в кресле или на кровати, даже не пытаясь вспомнить, каким образом добрался до них, и закрывал глаза. И засыпал… не видя снов, подобно больному лихорадкой. После чего в комнате раздавался слабый стон. С его губ без остановки слетали какие-то слова, словно в трансе. Словно в бреду.

И так продолжалось несколько часов. А потом чувство давки повторялось снова. И снова Егор бросался к балконной двери, бормоча что-то. И снова падал на колени, закрывая лицо. Ему хотелось бежать. Бежать прочь, и балкон казался единственным выходом из этой клетки. В его голове больше не было ни любви, ни Алены. Его мысли напоминали длинный пустой туннель, однако света в конце не наблюдалось, лишь изредка виднелись образы, ранее незнакомые, неизведанные. В них Егор видел неизвестные места, дома, улицы и разных невероятных существ, которые ужасали одним своим видом. Однако он больше не чувствовал страха. Исчезла и злость. Так, что же осталось? Пустота. Темнота и тишина.

Егор сидел в углу комнаты, опустив голову вниз. Его взгляд не выражал никаких эмоций, он просто смотрел в пол. В голове царила абсолютная пустота.

Внезапно раздавшийся скрип привлек его внимание, и Егор оторвал-таки взгляд от пола. Причиной скрипа оказалась обычная дверь, ранее ведшая в его комнату. Однако сейчас она распахнулась сама по себе. В дверном проеме не стояла фигура его матери, не было и отца. Дверь распахнулась сама по себе, но и это еще не все… по ту сторону арки находился совсем другой мир. Вместо прихожей, на Егора смотрел незнакомый узкий коридор, напоминающий коридор старой больницы. К когда-то белой плитке рыжими разводами присохла ржавчина, и воздух внутри этого помещения был невероятно теплым и сжатым, что едва проходил в легкие.

- Наверное, я просто схожу с ума, - прошептал Егор и поднялся с пола.

Однако картина не исчезала. Теперь он был точно уверен в том, что дверь на самом деле ведет бог знает куда… кроме того, он был уверен, что узкий проход перед ним – ни что иное, как больничный коридор, и ничем, кроме него и быть не может.