Нефедов смущенно улыбаясь, топтался у входа, бормотал укоризненно:
— Что ты перехлестываешь, Дима, ничего не знаменитый и не замечательный. Обычный геолог, каких было в России немало. Замолчи, пожалуйста, ты меня совсем смутил.
Знакомство оказалось не только приятным, но и полезным. Так и не удалось Ирине дознаться, сговорил ли Нефедова Сигодуйский или было это решение Павлом Анатольевичем принято самостоятельно, но его путь тоже лежал в Парагвай.
Что же касается Андрея, то он, как правило, плохо перенося новые знакомства, к Нефедову проникся дружескими чувствами сразу же. Разумеется, немало этому способствовало то, что вышли они из «одного гнезда Петрова» — и тот и другой, правда, в разное время, учились в Петербургском Горном институте.
Хотя Павел Анатольевич был многими годами старше, но нашлись у них общие преподаватели, о которых, как всегда это случается с бывшими студентами, они вспоминали со смехом и ностальгической грустью.
Павел Анатольевич с шапкой седеющих волос, со щеточкой усов, которые то и дело подправлял рукой, в стареньком, но хорошо сшитом костюме выглядел очень элегантно. Рядом с низеньким толстым Сигодуйским, бесконечно рассуждающим о житейских проблемах, его молчаливая сдержанность была особенно заметна и очень располагала к себе.
— И чем думаете заняться в этом Парагвае, Павел Анатольевич? — спросила Ирина в конце обеда, к которому Нефедов, разумеется, был приглашен.
— Чем может заниматься геолог? — ответил Нефедов на вопрос вопросом. — Своим делом, конечно. Земля эта наверняка таит в себе несметные богатства, но пока мало разведана. Думаю, что найду людей, которые имеют для такой работы средства.
Тут же, после обеда, когда пили кофе, рассказал обществу о существующей теории так называемых геологических поясов Земли. Оказывается, по мнению многих геологов, существуют золотой, алмазный и, разумеется, нефтяной пояса Земли, располагающиеся четко по параллелям. И если верить этой теории, то в Парагвае должно быть много нефти.
— Остается ее только найти! — оптимистично закончил Нефедов. — Так что и мой маршрут в Парагвай.
2
...Наконец, отъезд был назначен. Море и ветер, будто лишившись всех сил, утихли, и пароходы могли выйти в море.
Несмотря на то, что пароход гордо назывался «Принц Фердинанд» — это была старая, грязная посудина с маленькими тесными каютами и малосимпатичной командой. Матросы и даже стюард, обслуживающий каюту, были неопрятны, совершенно не обращали внимания на пассажиров, кричали друг на друга и ругались на всех языках мира, да и капитан был им подстать: заросший рыжей щетиной не то норвежец, не то датчанин, угрюмый, злой, ходивший по палубе, тяжело опираясь на суковатую палку.
Ирина не могла дождаться, когда завершится это тяжелое плавание. Спасала тройка — теперь уже тройка ее верных рыцарей. Нефедов тоже поддался ее чарам, хотя никаких усилий для завоевания его симпатий Ирина не прилагала: просто всякий нормальный и благовоспитанный человек хотел чем-нибудь быть полезным слабой красивой женщине, так нуждающейся в опеке. Это было удивительным свойством Ирины — немедленно вызывать желание быть ей полезным. Заботу о себе она принимала как должное — так уж сложилось в последнее время в ее жизни. И начало этому положил, конечно, Сигодуйский.
Наконец, они добрались до Бизерты. Быстро выгрузились, нашли носильщиков, двинулись к дому. Андрей чувствовал себя прескверно. Кто он, в конце концов, Ирине? Они так и не обвенчались в Париже, решили церемонию отложить до Бизерты, чтобы совершить ее среди друзей, чтобы девочки тоже приняли участие. В глубине души Андрей решил, что матери требуется разрешение от них на замужество... Что ж, в конце концов, в этом была своя логика...
«Девочки», как их за глаза называла и Ирина, и Сигодуйский, были совсем взрослыми барышнями, вот-вот им должно было исполниться по 20 лет и встреча с ними, предстоящие «смотрины» не зря тревожили Андрея.
Но в тот вечер это не произошло. Было совсем темно, когда они вошли в дом. Хозяев ждали. Знакомые, соседи. А «девочки» или притворялись спящими, как подумал про себя Андрей, или уже спали. Быстро разошлись по комнатам: дом был просторный, комнаты почти без мебели — на африканский лад, какие-то диваны, ковры, ниша в стенах — толком Андрей рассмотреть ничего не успел. Ирина отвела его в одну из таких просторных комнат, поцеловала нежно, шепнула «отдыхай»...
Знакомство состоялось наутро за завтраком. Андрей вышел к столу весь внутренне напряженный и от этого сердитый. Ирина в свободном цветастом платье из местной ткани хозяйничала за столом, нервно переставляя чашки и тоже, видно, была неспокойна.
— Дмитрий Сигизмундович уже убежал — у него и тут дел невпроворот. А ты садись, будем завтракать.
Но сесть Андрей не успел, дверь распахнулась и две тонкие, высокие девицы с визгом и хохотом ворвались в комнату. Не обращая внимания на Андрея, они кинулись к Ирине, обнимая ее, тормоша, отталкивая друг друга.
— Катя, Маша, ну что вы как с цепи сорвались, мы же виделись уже, здоровались, — отбивалась Ирина. — Вы меня всю растрепали, всю прическу испортили. Угомонитесь. Я хочу познакомить вас.
— С нашим будущим папа! — закончила Маша.
— С князем Белопольским, — добавила Катя.
— С отставным! С бывшим! Нет, будущим! А я говорю — бывшим! — эти выкрики совершенно сбили с толку и Андрея, и Ирину, а Катя и Маша, будто наслаждаясь произведенным эффектом, продолжали кричать и даже стали припрыгивать вокруг стола.
Лицо Ирины загорелось гневом. Она ударила по столу ладонью, крикнула резко: «Хватит! Сядьте на свои места!» — И Катя с Машей мгновенно остановились, замолчали, и приняв благонравный вид, сели по обе стороны матери. Только что бесновавшиеся, они изображали испуганных, покорных и молчаливых девочек, и только быстрые заговорщические взгляды, которыми они обменивались, выдавали их с головой.
— Зачем вы устроили эту дикую сцену? — спросила Ирина. — Ведь я разговаривала с вами утром, как с умными, взрослыми людьми. И мне казалось, вы поняли меня.
Девицы молчали.
— Что это значит? Я не узнаю вас — мы всегда понимали друг друга и были дружны. А сейчас вы вели себя так враждебно, так зло... Мне стыдно за вас. Мне кажется, вы напугали Андрея Николаевича, совершенно ошеломили его. В этом была ваша цель?
Катя и Маша непроницаемо молчали.
— Ну, хорошо, пейте чай и идите к себе. Я приду к вам. Поговорим.
Так в тягостном молчании прошел этот первый завтрак. Андрей не притронулся к еде, как будто спазм сдавил ему горло. Едва «девочки» вышли, он подбежал к Ирине, бросился на колени, уткнулся в подол ее платья.
— Что делать, Ириша? Уезжать? Расставаться?
— Да как ты можешь думать так, Андрей? — Она гладила его волосы, утешала. — Все образуется, уляжется, вы еще подружитесь, увидишь. Они сумасбродки, привыкли к Дмитрию Сигизмундовичу, других мужчин у нас в доме почти не было, вот и набросились на тебя. Не сердись, наверно я виновата, надо было как-то иначе вас знакомить.
Нелегкими были для Андрея эти дни в Бизерте. Он бродил по дому и повсюду натыкался то на Катю, то на Машу, которые теперь не произносили ни слова, но каждый раз делали испуганное лицо и приседали с притворно-благонравным видом. Ирина разбирала вещи, откладывая то, что надо было взять с собой, возилась на кухне, болтала с соседками. Сигодуйский пропадал в городе — всем было не до него и Андрей чувствовал себя совершенно лишним.
Но время все ставит на свои места. Когда отъезд из Бизерты был совсем близок, в маленькой русской церкви города состоялось венчание. Все, благодаря стараниям Дмитрия Сигизмундовича, было таким, как требовал обычай, — и белое платье невесты, и венцы над головами Ирины и Андрея, и кольца, которыми они обменялись. И Андрею, который был сухопутным офицером, все-таки было приятно, что русская церквушка в Бизерте так свято сохранила память о русском воинстве, пусть морском. Когда открывали здесь во времена прибытия русской эскадры русский православный приход, то на вратах церкви укрепили андреевский флаг с одного из кораблей. И киоты, и другая церковная утварь, и те вещицы, что держали над головами жениха и невесты — все было сделано руками русских моряков. Вероятно, все тот же добрый гений — Сигодуйский — сумел убедить Катю и Машу вести себя подобающим образом. Во всяком случае, они присутствовали в церкви и первыми поздравили «молодых». Мать поцеловали, а Андрею вежливо протянули руки: «Поздравляем вас, Андрей Николаевич».
