Центр».

3

— Как можно так воевать, если у нас первой проваливается разведка! — кричал на Достовалова Кутепов. — Я всегда знал: дерьмо этот ваш Самохвалов! Скот и дерьмо! Ему лошадей чистить!

— Но почему — мой? — обиженно возражал начальник штаба, не желающий идти на обострение отношений.

— Ваш, мой — какая разница! Русский офицер дает вонючим болгарам обыскать свою канцелярию и арестовать тайные документы. Да он обязан был отстреливаться до последнего патрона! Он опозорил мундир! Разжаловать его, предать военно-полевому суду!

— Вероятно, гостиница «Континенталь» не лучшее место ни для обороны, ни для содержания разведывательного архива, — пожал плечами Достовалов. — Очередное свидетельство того, что не лучшие офицеры занимают ответственные посты. Остается надеяться, что Самохвалов успел уничтожить наиболее компрометирующие материалы. Когда это произошло, господин генерал?

— Два дня назад, шестого мая. Два дня! А мы узнаем поздно вечером. При такой связи, дорогой мой...

— Возможно, и нам следует принять какие-то меры безопасности?

— Нам! — Кутепов расхохотался. — Пусть только сунутся, я им покажу кузькину мать!

— Во всяком случае, полагаю, необходимо связаться с главным командованием.

— Все они уже и штаны запачкали. Где этот ротмистр, связист главкома? Бекающий, как баран.

— Сдал документы и уехал. Несколько, я бы сказал, поспешнее, чем обычно.

— Проклятье! Мы опять без связи! — Кутепов в задумчивости левой рукой подкрутил ус, огладил бородку. И с нескрываемым презрением посмотрел на своего начальника штаба. Подумал с неприязнью: «Дрянцо. Таскаю его за собой от Орла. Сколько раз за производство в очередной офицерский чин бился. Столько времени минуло, а он все такой же: хвастливый, пронырливый, мгновенно теряющийся в моменты минимальной опасности...» И спросил грубо: — Что намерены предпринять, генерал?

— Затрудняюсь, — как показалось Кутепову, достаточно резко, даже с вызовом, ответил начальник штаба. — Жду ваших приказаний, господин генерал, — Достовалов встал, щелкнул каблуками.

Кутепов, стиснув зубы, откинулся на спинку кресла. Сказал хмуро:

— События будут развиваться быстро. Они опередили нас — факт. Шлите шифром телеграммы Врангелю, Петряеву, координирующие действия. Хотя, по всей вероятности, болгары уже располагают нашим шифром. Отставить телеграммы. Попробуйте телефонировать в Софию. Распорядитесь, чтобы немедля мне доставить все газеты, имеющиеся в городе.

«Стратег. Полководец бумажных сражений! — продолжая стоять, думал Достовалов. — Газеты ему... Бежать надо куда глаза глядят, пока возможность есть, пока всех нас не прихлопнули. Сказать об этом?.. А, ну его к черту! Пусть сам командует «ать-два», раз права такие себе вырвал».

— Что же вы, генерал? — удивился Кутепов, увидев, что начальник штаба еще не двинулся с места. — Нас предали, это ясно. Кто? И что было реквизировано у Самохвалова? Разведчик дерьмовый!

— Я могу быть свободным, господин генерал? Все, что вы приказали, будет исполнено.

— Обиделись? Не время, — Кутепов встал, подошел к Достовалову, протянул руку.

Достовалов с почтением мягко пожал руку командира корпуса, мстительно замечая непривычную растерянность Кутепова, которую тот не смог скрыть.

— Что могло быть в «Континентале»? Как думаете? Это важно. — И повторил: — Очень важно, поверьте.

— Полагаю, в первую очередь, разведданные, по стране. Расположение воинских частей и укреплений, полицейских участков, электрических станций, водокачек, складов оружия, которые Болгария не имела права содержать. Вероятно информация о наших людях и каналах связи Белград — София — Тырново. Возможно, документы главкома о едином плане действий, адресованные царю Борису, долженствующие оказать определенный нажим на правительство Стамболийского и на Генуэзскую конференцию. Плохо, очень плохо! Борис боится Стамболийского, хотя и не прочь скинуть его нашими руками. Если предположить, что все так, как вы говорите, нм в Софии и Белграде удастся вывернуться. Не следует ли нам подготовиться к объявлению общей тревоги? И срочно подумать над приказом?

— Имеющим целью какие действия, позвольте спросить, господин командующий?

— Цель? Идти на Софию, в блоке с недовольными свергнуть правительство. Утвердить Бориса, военную диктатуру — черт его знает! Это дело политиков! В случае неудачи отступать с боями, перейти границу сербов и хорватов.

— Боюсь, что для разработки подобных далеко идущих планов вам понадобится...

— Ну, ну! Сколько?!

— Минимум дня два, господин командующий.

— Так действуйте! Идите и действуйте. Днем и ночью, с напряжением всех сил. Даю вам сутки!

Вечером Кутепов получил удручающее сообщение из Софии. Одновременно с акцией в «Континентале» был произведен обыск и в русской военной миссии, задержан генерал Вязьмитинов. При нем найдены шифры, используемые главным командованием. Полиция немедленно арестовала двух чиновников — болгар, привлеченных к сотрудничеству Вязьмитиновым. Материалы, изъятые у Самохвалова, квалифицируются как документы, изобличающие русских в подготовке государственного переворота.

Предоставленный самому себе (генералы ловко отказывались обсуждать его инициативу, придумывали любой повод отказа от совещаний), Кутепов решил... выждать. Он послал офицера на свою дачу с необычным названием Забележка^[1], вокруг которой в виноградниках расположился вооруженный отряд, с приказом сохранять полную боевую готовность. Другой связной на генеральском автомобиле помчался в казармы и вскоре, выехав через южный вход, сумел исчезнуть, оторвавшись от наблюдавших за ним болгарских жандармов. Небольшой группе офицеров, собранных в Русском доме, предписывалось по первому сигналу начать движение на защиту дома командующего. И все же это были не действия, а лишь подготовка к действиям. Потом Кутепов неоднократно жалел об этом: говорил, история Балкан могла пойти по иному пути...

Днем 11 мая в дом, где квартировал командир 1-го корпуса, неожиданно нагрянули жандармы и солдаты, предводительствуемые начальником болгарского гарнизона. Часовой был снят ими с поста. А дежурный офицер конвоя есаул Андреев, отказавшийся пропустить представителей властей, избит и связан. Начальник гарнизона с двумя солдатами, жандармом и человеком в цивильном проникли в кабинет. Кутепов ждал их в форме, стоя лицом к окну и напряженно сжимая нерасстегнутую кобуру браунинга.

— Что вам угодно, господа? — спросил он строго, не поворачиваясь.

Вперед выступил человек в горчичного цвета сюртуке, с острым, выдающимся вперед тонким носом и острым треугольным подбородком.

— Имеется необходимость произвести у вас обыск, генерал.

— По какому праву? — Кутепов резко повернулся. Голос его дрожал от гнева.

— По приказу военного министра. Обыски проводятся одновременно и у других русских военачальников, во всех городах.

— Я арестован?

— Никак нет, господин генерал.

Этот «шпак», слава богу, был почтителен, и Кутепов чуть расслабился, обретая привычную сановность и уверенность. Он прошелся перед офицером и солдатами, стоящими посреди кабинета, всматриваясь в их лица, точно стараясь запомнить каждое. Спросил строго:

— Так что же вам угодно?

— Ключи от стола, шкафа, сейфа, если таковой имеется, просим!

— Все открыто, братушки, можете смело приступать! Может, скажете о предмете поисков, и я помогу вам?

Штатский вопросительно посмотрел на офицера, тихо спросил его о чем-то. Тот пожал плечами. Обыск начался. Работали споро, профессионально. Впрочем, с предельной аккуратностью, так, точно им было предписано не оставлять никаких следов своей работы.

— Вы русский, сударь? — спросил Кутепов, усаживаясь в кресло.

— Не имеет значения, генерал, — ответил «шпак».

— У меня заявление, сударь. Прошу записать и перевести вашему... Тем, кто послал вас сюда.