«Сегодня в Нью-Йорк приехала императрица России, жена императора Кирилла I Романова, принявшего русский трон после убийства большевиками царя Николая И. Цель поездки держится в тайне. Русская остановилась в отеле «Астор». Она сама выбрала эту гостиницу, заявив, что неоднократно видела проспекты, изображающие все помещения первоклассного отеля, однако действительность превзошла ее ожидания. Для нее созданы поистине царские условия проживания и отдыха. Императрица и ее фрейлины поселены в апартаменте «А», состоящем из пятнадцати комнат (каждая описывалась). «Отель «Астор» превосходен! — воскликнула в заключение беседы русская, не в силах сдержать восхищения. — Он создан специально для королевских особ любых стран! Я довольна! Отель «Астор» напоминает мой дворец в Петербурге».
— Что скажете, полковник?
— По-моему, замечательно отражено, ваше императорское величество! И какая скорость! Это же сегодняшняя газета!
— Прекрасно, так прекрасно. Вы свободны, благодарю.
— Честь имею!..
Утром миссис Рессер принесла пачку газет — ни одна не писала о русской государыне, не содержала ее фотографий, — и только в одной коротенькой заметке сообщалось, что жена Кирилла I совершает развлекательную прогулку по ряду стран в обществе своего любовника — бывшего полковника гвардии г-на N... и что среди ее драгоценностей — несколько уникальных алмазов, принадлежащих московским царям.
Виктория Федоровна взорвалась. Миссис Рессер пожимала плечами. Обоих директоров отеля на месте не оказалось. Астор тоже еще не вернулся.
Вбежала потрясенная фрейлина Юлия — в нарушение придворного этикета не могущая сдержаться, заявила, что имеет чрезвычайное сообщение. Оставшись наедине с «императрицей», поведала: только что в вестибюле подошли к ней двое, из коих один свободно объяснялся по-русски, и сказал, что все это обман, предпринятый ради рекламы. Никакого миллионера Астора в природе не существует!
— Но каюты, апартаменты, — бормотала Виктория Федоровна, понимая уже правду услышанного, но еще не желающая примириться с ней. — Кто все это сделал?
— Все из-за рекламы, — объяснила Юлия. — Вы, ваше величество, как бы приманка. Чтоб все люди плавали через океан только на судах трансатлантической пароходной компании и жили только в отеле «Астор». Вы им сделали рекламу!
— Но кто субсидировал эту поездку? Средства ведь немалые потрачены — чьи?
— Они сказали, ваше величество, все расходы взяла на себя пароходная компания, фирма, выпускающая автомобили «Роллс-Ройс», и хозяева отеля «Астор».
— Верны ли твои сведения?
— Я... я не знаю. Они так сказали. И кто они, я не знаю. Они исчезли.
— Прежде надо все проверить. Неужели в сговоре с ними и Джамгаров? Я помню, как он уговаривал меня, убеждал. Даже настаивал. И все-таки не следует терять голову, необходимо проверить, чтобы оградить себя от неприятностей и не стать посмешищем в глазах царствующих домов. Привлечь русское посольство. Хоть кто-то там остался? Ведь был этот... как его? Бахметьев! Пошлите полковника. Пусть свяжется хоть с кем-нибудь.
Связались. Проверили. Все точно — реклама.
«Императрица» со свитой тихо ретировалась в Европу. На какие средства — неизвестно: перед отъездом, как писали газеты, она истинно по-царски раздала прислуге отеля «Астор» более десяти тысяч марок — все, что у нее имелось. Полковник исчез и остался в Америке: предчувствовал гнев своего монарха. По возвращении в Париж Виктория Федоровна получила меткое прозвище. В кругах русской эмиграции ее стали называть «рекламной императрицей». Обидней не скажешь!
2
За прошедший год великий князь Николай Николаевич заметно состарился. То ли тайные недуги уже сказывались, то ли сильным оказался психологический удар, нанесенный Кириллом, самозванно захватившим трон Романовых. Князь одряхлел, часто его преследовал сухой астматический кашель. Сторонники повсеместно утверждали: Николай Николаевич собирает силы, спокойно и трезво оценивая политическую ситуацию. Усадьба Шуаньи и ее хозяин жили прежней размеренной жизнью: переписка, прогулки, встречи с деловыми людьми, совещания с избранными. Великий князь все чаще приглашал из Парижа Белопольского, чтобы обсудить некоторые идеи: князь — человек умный, политически образован, прошел трудную школу партийной борьбы, приведшую его в свой круг, не ортодокс, хотя и монархист — безусловно...
Хозяин и его гость беседовали, углубившись в парк, чтобы им не мешали. Белопольский рассказал, что пишут газеты разных направлений о поездке в Америку Виктории Федоровны, привел некоторые сенсационные подробности, вызывающие смех.
— «Кирюха» и жену взял по образу и подобию своему — отнюдь не с установлениями придворного этикета, — сказал Николай Николаевич. — Парочка! Выставляют Романовых на осмеяние целому свету, — в его голосе прозвучало нескрываемое торжество.
— Да, — согласился Белопольский. — Ошибка непростительная, ее результаты скажутся незамедлительно. Самозваный «император» потеряет много сторонников. К тому же полное финансовое банкротство, ваше высочество.
— Пожалуй, — согласился великий князь. — Но что отсюда следует? Какие наши действия, вы полагаете, должны иметь место?
Вопрос, заданный столь неприкрыто, удивил Белопольского: он был не свойствен великому князю, который, хоть и щеголял принадлежностью к воинству, имеющему обо всем четкое мнение, предпочитал до последнего времени скрываться за расплывчатыми формулами «вождя-подвижника» (как окрестил его «марксист-монархист» Петр Бернгардович Струве), который лишь ждет, когда призовут его повелевать Россией. «Что же произошло? — думал Белопольский. — Неужто он решил, что настало время действовать?» Следовало в этом убедиться, а потом давать советы — раз их ждут от него. Белопольский выдержал паузу, будто задумавшись, и правильно — хозяин Шуаньи, словно пожалев о преждевременно вырвавшихся словах, сказал иным, совершенно будничным тоном:
— Врачи меня в полон взяли. Утверждают, переутомление. Предписывают полный отдых. Пугают. Думаю, может, поехать в Швейцарию? Возьму секретаря, лакея — и на Женевское озеро или еще куда-нибудь... Вернусь месяца через два-три. Разве я опоздаю к чему-то?
«Вот оборотная сторона медали и новый вопрос. Придется давать ответ», — подумал Николай Владимирович спокойно, ибо ответ, как говорится, был у него уже на кончике языка:
— Вы знаете, ваше высочество, мое мнение. Я — за действия! А особенно теперь, после дипломатического провала противников. Следует воспользоваться благоприятным моментом. Бог за вас! Следует сделать заявление.
— О чем же? — перебил великий князь, остановившись и зорко вглядываясь в лицо Белопольского.
— О взаимоотношениях членов российского императорского дома — верном пути, по которому ваше высочество поведет верноподданных. О завоевании права выступить от имени русского народа.
— Я понимаю вас, князь. Кроме «кирнлловцев» есть еще группы. Эти выступают с просьбами принять на себя корону Марию Федоровну.
— Вдовствующая императрица-мать и передаст ее тому, кого сочтет достойным преемником власти. Или новый монархический съезд определит.
— Съезд? Хм... Снова вселенское собрание болтунов. Может, лучше представительное военное совещание?
— Дело военных — война. Простите, ваше высочество. Я человек статский и поэтому мыслю несколько однобоко. К тому же недостаточно осведомлен о конечных целях вашего высочества. Вы полагаете, военная диктатура?
— Я думаю, — значительно и важно сказал великий князь. — Вот и вы призываете меня к поспешным действиям. Но я думаю... В ближайшие дни у меня совещание. Самые приближенные военачальники: генералы Кутепов, Миллер, Лукомский, Богаевский, Эрдели («Врангеля не назвал! — отметил князь Белопольский. — Барон отодвинут от дел окончательно. Жаль, жаль: торопятся».) Цель — объединение наших группировок, привлечение в РОВС лучших сил, начало интенсивной антисоветской работы групп, находящихся за границей. В том числе и Нечаевского корпуса в Китае. Новые назначения в среде командного состава. Формирование специального Совещания при... — Николай Николаевич задумался, как бы сказать половчее, но, не придумав ничего для маскировки, закончил: — При мне, как руководителе штаба. Вы что-то хотели сказать, князь?
