Надумал, несмотря на скупость. Делать деньги стало главным смыслом его существования. Да и способности к такого рода деятельности развились у младшего Шабеко до крайности. В Париже Шабеко оказался уже не учеником дельца — дельцом.
Он жил скромно и уединенно. Был нетребовательным от рождения — воспитан в семье, где презирали наемный труд и держали лишь кухарку, приходящую по торжественным поводам, да прислугу для ежедневной уборки. Годы учебы и начала адвокатской практики тоже не изменили его житейского уклада. И лишь начав работать присяжным поверенным в торговом доме, он принужден был снять квартиру на Мойке, неподалеку от Невского, с кабинетом для приема клиентов. Молодой адвокат, попав в непривычные условия, с головой кинулся в новую для себя жизнь. Он перестал отличаться от преуспевающих петербургских буржуа, стал циничен, охотно иронизировал над жизнью, искусством, российскими порядками, в том числе над правительством, неспособным обеспечить расцвет развивающейся буржуазии.
Леонид Шабеко вычеркнул из памяти тот год, когда он участвовал в процессе народовольцев и защищал человека, фамилию и облик которого забыл навсегда. Заняв богатую квартиру, кинувшись жуировать, дабы не отстать от других, заведя себе любовницу-балерину, которую содержал, Леонид Шабеко ваял на себя два-три весьма сомнительных коммерческих дела. И неожиданно выиграл их. Эта победа окрылила его, прибавила веса в деловых кругах. С другой стороны, он потерял часть клиентов, в клубе на Владимирском несколько человек демонстративно не подавали ему руки.
Революция крепко ударила и по нему. Пришлось оставить и квартиру на Мойке, любовницу и место в ликвидированном торговом доме. Он перебрался к отцу. Снова начал вставать на ноги, напоминая всем свое участие в процессе в защиту народовольцев. Самое трудное время он пересидел в Петрограде один: брат воевал, отец уехал в Крым. Леонид относился к отцу с долей презрения и жалости. Он сумел вывезти его из большевистского ада. И не дал бы ему умереть, если б старик не кинулся искать правду из Каттаро — в Белград, а оттуда в Париж. На миг потерял из виду, и вот — трагедия.
Гражданская война дала Шабеко все: утраченное положение, деньги, право распоряжаться своей судьбой. Он сумел стать одним из людей, необходимых Врангелю. Он придумал две блистательные коммерческие операции — с продажей части флота и Ссудной казны — и руководил их проведением, не забывая, естественно, и своих интересов. Подобные акции дают не только богатство — уверенность в себе.
В Париже Леонид сначала присматривался, изучал биржевую конъюнктуру, не разрешая себе торопиться. Потом стал осторожно покупать верные акции. Приобрел хорошую меблированную квартиру в районе, где жили состоятельные люди, вел спокойную жизнь. Шабеко полюбил Париж. Но странное, все усиливающееся ощущение овладевало Леонидом Витальевичем — ощущение своей мелкости, микроскопичности, малости перед лицом вечности, пережившей все и вся. Именно мелкости. Раздумывая над этими ощущениями, родившимися вдруг, ни из чего, Леонид Витальевич, как человек практический, стал искать истинные причины, содержавшиеся прежде всего внутри него. И пришел к выводу, что он, в сущности, очень одинок на этой земле. Все родственные связи оборваны. Кто пойдет по его пути, кому он передаст собранные им капиталы, кто приумножит их?.. Тогда-то впервые и возникла мысль о женитьбе. Позднее эти мысли как-то потускнели, Леонид Витальевич позволил себе увлечься сначала рулеткой, потом, благодаря знакомствам среди солидных игроков, стал одним из членов административного совета «Банка де коммерс» — после выгодного приобретения акций.
Однажды Шабеко, возвращаясь после прогулки, оступился. Правая нога соскочила с тротуара на мостовую, и он неловко упал, подвернув ногу у щиколотки. Боль была сильная, встать он не мог. Санитарная карета доставила его домой на улицу Клебер, врач внимательно осмотрел Леонида Витальевича, обнаружил растяжение связок и порекомендовал два-три дня полежать с тугой повязкой, массаж утром и вечером, теплую ножную ванну перед сном. Небрежно кинув в медицинский саквояж конверт с приличным гонораром, врач обещал сегодня же прислать опытную медицинскую сестру, которая за добавочную плату не откажется остаться и сиделкой на все время болезни: сестра милосердия — русская эмигрантка и нуждается в деньгах.
Под вечер появилась красивая, хорошо одетая женщина лет чуть за тридцать, с пышными крашеными волосами, высокой грудью и глуховатым голосом. Представилась: «Любовь Ильинишна», — фамилию не назвала. Вела себя с достоинством. Двигалась по квартире уверенно, словно давно жила здесь, во всем разобралась и быстро отпустила Катрин Аблар, прислугу. Она ловко перебинтовала щиколотку Леонида Витальевича, после чего он почувствовал себя гораздо лучше, предложил сестре ужин и кофе с бенедиктином — при условии, если она сама все приготовит.
Через четверть часа Любовь Ильинишна вкатила в кабинет, куда при помощи костыля перебрался Леонид Витальевич, столик, сервированный со знанием дела. Лицо медсестры раскраснелось, в серо-зеленых глазах вспыхивали огоньки. Шабеко начал расспрашивать ее о прошлом. Любовь Ильинишна, не ломаясь, начала рассказывать мелодраматическую историю. Леонид сразу понял, его обманывают, и как адвокат намекнул на некоторые несообразности ее повествования. Гостья без смущения рассмеялась и, признавшись во лжи, попросила переменить тему: она эмигрантка, бежала из Крыма, у нее нет прошлого.
На следующий день Любовь Ильинишна пришла с утра. Чем-то она напоминала Екатерину Мироновну, которую он привез в Каттаро, хотя эта была явно опытней во всем и не скрывала этого. Во второй вечер он пытался овладеть ею. Она спокойно и хладнокровно отвергла его вместе с деньгами, которые Шабеко предлагал ей, и положением содержанки, которое обещал. Она сказала, что мужчин у нее было предостаточно, в любовницах она состояла много раз, знает, как это начинается и чем кончается, а он не лучший и не самый богатый.
Любовь Ильинишна стала законной женой Леонида Шабеко. А почти через год, сама себе удивляясь, родила ему сына — названного в память деда Виталием — продолжателя рода, будущего наследника отцовских капиталов. С рождением ребенка изменился и характер бывшей сестры милосердия, той, которую многие в годы войны звали «Агнесс», когда она ходила за цепями в атаки, бесстрашно перевязывала и отправляла в тыл раненых. Люба давно уверилась, что она не будет иметь детей. И вот — пожалуйста! Сын от этого хлюпика с желтыми зубами и вечно мокрым ртом, которого она презирала. Сын! Маленький, чистенький, розовый — такой беззащитный. Она ощущала свою любовь к нему, первую любовь в жизни! И даже больше, чем любовь, — к любви примешивались и материнский инстинкт, стремление охранить ребенка, отвести болезнь, беду, малейшее неудобство. Вдруг проснулось в ней исконно женское, бабье, то, что она старательно убивала в себе. И впервые поняла: вот существо, которому она нужна ежесекундно, всю жизнь, обязана вырастить сына, и не в нужде, не в бедности: она натерпелась и хорошо знала, что это такое, — ее сын должен стать образованным, обеспеченным, независимым человеком. Она молила бога только об одном: чтоб ничто не менялось в жизни, чтоб Виталик рос, ни в чем не ощущая недостатка. Леонид Витальевич нанял гувернантку. Люба не доверяла сына и ей. Это была не просто любящая мать, сумасшедшая мать, готовая на все, чтобы охранить своего детеныша...
А через полтора года внезапно грянула буря. Леонид Шабеко к тому времени стал председателем административного совета коммерческого банка, значительно расширившего свою деятельность и начавшего выпуск акций. Пользуясь положением, Шабеко приступил к приобретению новых акций, употребив недействительные облигации лондонского «Депозит Банка», попадавшие к нему разными сомнительными путями.
Акционеры коммерческого банка, которые узнали о странном ведении дел их компаньоном, встревожились. Они отстранили председателя административного совета от должности и потребовали срочной ревизии. Оказалось, Шабеко нанес ущерб «Банку де коммерс», исчисляемый почти в три миллиона франков. Разразился скандал. Шабеко был арестован. Журналисты кинулись к мадам на улицу Клебер, в богатую квартиру на втором этаже. Любовь Ильинишна встретила их спокойно, с достоинством.
